— Он наведет справки, — ответил Филип.
В свете свечи, которую он не задул, я видела его мускулистую грудь в вырезе сбившегося ворота рубашки. Капля воды упала с ресниц на щеку, но он этого не заметил.
— Насколько я понимаю, это… знакомство… не относится к числу респектабельных? — осведомилась я.
Филип коротко рассмеялся:
— Нет, не относится. Но он довольно влиятельный человек в определенных кругах. Если кто-нибудь и сможет добыть нужные мне сведения, то только он.
Хотя Филип лежал на своей половине кровати, до меня донесся сильный запах бренди. Я строго промолвила:
— Разве для этого необходимо было с ним напиваться? Он повернул голову и взглянул на меня. Голубые глаза тяжело смотрели из-под полуопущенных мокрых ресниц.
— К сожалению, да. Он отказался от оплаты: все, что ему было нужно, — это поспорить со мной, кто больше выпьет. Это заняло довольно много времени. Клэвен может вместить в себя немереное количество выпивки.
Я воззрилась на него в изумлении.
— Состязание в выпивке? Да зачем ему это понадобилось?
— Да затем, — с горечью промолвил Филип, — что в годы моей бурной юности я снискал себе славу самой крепкой головы во всей Европе. Это обернулось для меня многими неприятностями. А Клэвен просто хотел убедиться, что перепьет меня, и я первым свалюсь под стол. Если бы он выиграл, я должен был бы заплатить ему за поиски нашего преступника. А если нет, то он обещал сделать это задаром. Поверь, я был бы рад заплатить сразу, но он отказался взять деньги.
В годы моей бурной юности.
Ему же всего двадцать шесть лет.
Я осторожно заметила:
— Судя по всему, ты выиграл, и первым под стол свалился он.
— Да. Именно так.
Я вспомнила, в каком состоянии мой отец просыпался на следующий день после очередного кутежа, и сказала:
— Завтра утром тебе будет очень плохо.
— Мне уже плохо, Джорджи, — со стоном отозвался он. — Прошу тебя, давай оставим все эти разговоры, и я хоть немного посплю.
— Ну конечно, — милостиво согласилась я, поскольку чувствовала себя обязанной ему. Ведь, как выяснилось, его позднее возвращение и эта попойка — все было сделано ради меня. Я склонилась к нему и поцеловала его в щеку. Губы мои слегка уколола его отросшая щетина. — Спокойной ночи, Филип, — сказала я.
— Спокойной ночи, — пробормотал он.
Я поправила одеяло у него на плече и предоставила ему вкушать мирный сон.
***
Когда я проснулась на следующее утро, он еще спал. Я не стала его будить и потихоньку оделась в гардеробной. Во время завтрака Кэтрин сказала, что они с леди Уинтердейл собираются сегодня на бал к Минтонам. Я решила, что нам с Филипом тоже необходимо там появиться. Важно, чтобы нас увидели вдвоем и, что еще важнее, в хороших отношениях друг с другом.
После ленча я зашла в библиотеку, где Филип сидел за своими бумагами.
При взгляде на него я поняла, что его мучает жестокая головная боль.
— Ты сможешь сегодня поехать со мной на бал к Минтонам, Филип? — спросила я. — Я знаю, ты, вероятно, чувствуешь себя отвратительно, но в свете последних событии и слухов, думаю, нам лучше появиться там вместе.
Он поднял глаза от расходной книги и посмотрел на меня. Вид у него был измученный.
— Если ты едешь, я тоже поеду, — ответил он. — Я не намерен выпускать тебя одну, пока мы не разузнаем, кто за тобой охотится.
Я сказала, кипя от праведного гнева:
— Никогда не понимала, зачем мужчины пьют, если прекрасно знают, что на следующее утро им будет так плохо?
Он вздохнул:
— Я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу, Джорджи. Когда ты хочешь ехать?
— После обеда, — бросила я.
При упоминании о еде он передернулся от отвращения. Я повернулась, чтобы уйти.
— А днем ты поедешь куда-нибудь? — резко спросил он. Я замялась в нерешительности.
— Фрэнк обещал нанести мне визит, — сказала я. — Он все это время ежедневно справлялся о моем здоровье и присылал цветы, и я подумала, что долг вежливости велит принять его.
Филип опустил глаза в расходную книгу.
— Никуда с ним не выезжай, — сказал он.
Это была не просьба, это был приказ.
Я прикусила губу, покорно ответила:
— Хорошо. — И, выходя из комнаты, тихонько притворила за собой дверь, щадя его больную голову.
К обеду голова у Филипа почти прошла, но он все равно едва притронулся к еде.
Я вдруг поняла, что он никогда так не напивался за то время, что я провела в Мэнсфилд-Хаусе до нашей свадьбы, поскольку мне еще ни разу не приходилось видеть его в таком состоянии.
К тому же сегодня утром он соблаговолил сообщить мне, что выпил гораздо меньше, чем в годы своей «бурной юности».
Это обнадеживало.
***
Перед Минтон-Хаусом на Беркли-сквер выстроилась целая очередь из экипажей, и нам пришлось ждать минут двадцать, пока наша карета смогла подъехать к парадному крыльцу. Шел дождь, и лакеи Минтонов ожидали гостей на ступенях с огромными зонтами в руках, чтобы проводить их в ярко освещенный мраморный парадный холл.
Бальная зала находилась на втором этаже. Как только объявили нас с Филипом, я готова была поклясться, почти все головы повернулись в нашу сторону.
Я немедленно взяла Филипа под руку и улыбнулась ему сияющей улыбкой.
Он холодно вскинул бровь.
— Не переигрывай, Джорджи, — сухо посоветовал он.
— Чепуха. Мы только что вернулись из свадебного путешествия. Мы должны выглядеть как счастливые молодожены.
Я подмигнула ему.
Он усмехнулся краешком рта.
Перед нами возник лорд Генри Слоан.
— Леди Уинтердейл, — обратился он ко мне, как всегда приветливо улыбаясь. — Как я рад снова видеть вас в нашем кругу, мы по вас соскучились. — Он кивнул Филипу. — Уинтердейл, как поживаешь?
— Замечательно, — коротко ответил Филип. Лорд Генри снова повернулся ко мне.
— Вы уже оправились после того случая, леди Уинтердейл?
Я улыбнулась, глядя в любопытные карие глаза своего экс-кавалера.
— Да, благодарю вас. Так все глупо получилось, знаете ли. Моего бедного Като ужалила пчела.
— Правда? — Сэр Генри задумался. — Так вот как все произошло.
Я придумала это объяснение еще раньше и ужасно гордилась своей находчивостью. Филип ничего не сказал.
В этот момент оркестр заиграл вальс, и Филип взял меня за руку.
— Ты позволишь, дорогая?
Я снова одарила его сияющей улыбкой новобрачной.
— С удовольствием.
Мы закружились по паркету, и я почувствовала на себе любопытные взгляды.
— Ох, не нравится мне все это, — пробормотала я.
— Мне тоже, — сказал мой муж. — Если злоумышленник ставил своей целью бросить на меня тень подозрения, то он почти добился своего. — На щеке у него дрогнул мускул. — Черт побери! Одна надежда на то, что Клэвен что-нибудь разузнает. Если же нет, то я вынужден буду прикончить всех джентльменов из черного списка твоего батюшки, а это не так-то просто.
— Филип! — Я в ужасе взглянула на него. — Но ты же не можешь убить ни в чем не повинных людей?
Он бросил на меня хмурый взгляд.
— Почему бы и нет? Один раз я уже явился причиной гибели ни в чем не повинного человека.
Сердце мое бешено заколотилось.
— Что ты имеешь в виду?
Прежде чем он успел ответить, музыка умолкла, и мы остановились перед Кэтрин и лордом Генри Слоаном, которые тоже только что танцевали.
Лорд Генри улыбнулся мне и сказал:
— Я получил жесткое предписание от своего брата Ротерэма приглашать леди Кэтрин на все вальсы. Он до смерти боится, что кто-нибудь уведет ее у него из-под носа, прежде чем он успеет назвать ее своей супругой.
Кэтрин покраснела от смущения.
— Я вижу, вы пользуетесь доверием у вашего брата, лорд Генри, — заметила я.
— Да. Необходимость вынудила его воспользоваться моей помощью, и он приказал мне держать язык за зубами. — Он снова ухмыльнулся. — Но для меня это задача почти невыполнимая. Вы же знаете, я обожаю сплетни и слухи.
Он поклонился и отошел.
Филип взглянул на Кэтрин:
— Ротерэм? Значит, тебя можно поздравить, Кэтрин?
— Генри такой болтун, — пожаловалась она. — Он не должен был ничего говорить. Но это так. Да, Филип, Ротерэм попросил меня выйти за него замуж, как только закончится его траур.
Филип вскинул черную бровь.
— Твоя матушка уже знает об этом?
— Пока нет.
Вторая бровь взлетела вслед за первой.
— Будущий герцог, — промолвил он. — Она будет в восторге.
— Она просто невыносима, ты же знаешь. Что ж, ничего не поделаешь. Эдвард есть Эдвард. Я бы любила его, будь он даже помощником аптекаря.
Филип улыбнулся ей той теплой улыбкой, которая редко появлялась на его лице.
— Желаю тебе счастья, кузина, — промолвил он. — Ты это заслужила.
Кэтрин удивленно и радостно взглянула на него и тоже улыбнулась в ответ.
Раздался хорошо знакомый мне скрип корсета.
— Леди Уинтердейл, — произнес мистер Джордж Эшертон. — Счастлив вновь встретить вас в Лондоне.
Я почувствовала, как напряженно застыл Филип. Он холодно промолвил:
— Мне кажется, я не знаком с этим джентльменом, дорогая.
Он прекрасно знал, кто такой Эшертон и что он один из списка моего отца. Тем не менее я сказала:
— Милорд, позвольте вам представить мистера Джорджа Эшертона. Он был другом моего покойного батюшки. Мистер Эшертон поклонился.
— Лорд Уинтердейл. Рад познакомиться, сэр. Филип смерил его ледяным взглядом.
— Весьма польщен, — небрежно бросил он.
Несколько смущенный неприветливым поведением моего супруга, мистер Эшертон продолжал, обращаясь ко мне:
— Прошу вас оказать мне честь и принять приглашение на следующий танец, леди Уинтердейл.
Я быстро ответила, боясь, что вмешается Филип:
— Ну разумеется, мистер Эшертон. — Я улыбнулась, глядя в застывшее лицо мужа. — Вы нас извините, милорд?
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, но я и бровью не повела. Мне надо было поговорить с Джорджем Эшертоном. Точнее, надо, чтобы он поговорил со мной. Может, он случайно проболтается, и я узнаю, было ли то письмо делом его рук.
Следующим танцем был контрданс, и, выйдя со мной на середину залы, мистер Эшертон спросил меня, не соглашусь ли я посидеть это время. Когда я ответила утвердительно, он несколько удивился, подвел меня к креслу у стены и пошел за двумя бокалами пунша. Филип и Кэтрин перешли на другую сторону залы, почти напротив моего кресла, и, взглянув на них, я заметила, как свечи из настенного канделябра отбрасывают отблески на черноволосую голову моего мужа и на бриллиантовые серьги Кэтрин и ее очки.
Мне стало ясно, что Филип намерен не спускать с меня глаз. Эта мысль меня успокоила.
Мистер Эшертон вернулся с пуншем и уселся рядом со мной на стул с позолоченными ножками. Он чуть подался вперед, и стул под ним скрипнул в унисон с корсетом.
— Я узнал про несчастный случай в парке, леди Уинтердейл, и очень сожалею, — начал мистер Эшертон. По его лицу, однако, не было заметно, что он сожалеет. — Насколько мне известно, вы упали с лошади?
— Да, — сказала я. — Като ужалила пчела, и он меня сбросил.
Водянистые голубые глазки Эшертона впились в меня изучающим взглядом:
— Ужалила пчела?
Я глотнула пунша и кивнула.
Он громко откашлялся.
— Может, я и поверил бы в эту историю, если бы не слышал о других неприятных происшествиях, случившихся с вами, леди Уинтердейл.
Я резко обернулась к нему. Канделябр, висевший над нами, освещал его лысый затылок.
— Какие происшествия вы имеете в виду? — спросила я.
— Ну вот, к примеру, только вчера я слышал, что несколько недель назад вы свалились в яму ко льву в королевском зверинце в Тауэре. — По пухлому лицу Эшертона трудно было что-либо прочесть, такое оно было гладкое, без единой морщинки. — Это правда?
— Кто вам сказал? — снова спросила я.
Он пожал плечами, и его корсет заскрипел.
— Не помню точно. Об этом говорили у Уайтов. — Он прищурил глаза, и на мгновение его полное лицо приняло действительно угрожающее выражение. — Жизнь шантажистки полна опасностей, леди Уинтердейл, — предупредал он. — Вспомните своего отца. Ведь его закололи ножом на одной из улиц Лондона, так? А теперь и вы сами сначала свалились в яму ко льву, а потом вас сбросил конь прямо под колеса экипажа. Вы не думаете, что лучше отдать бумаги, собранные вашим отцом, и таким образом покончить с этой низкой карьерой вымогательницы?
Кровь застыла у меня в жилах, когда я услышала из его уст о смерти своего отца.
Мне никогда не приходило в голову, что отца мог убить один из тех, кого он шантажировал.
Я собрала свою волю в кулак и произнесла как можно тверже:
— Значит ли это, что вы и есть виновник несчастий, обрушившихся на нашу семью, мистер Эшертон? Похоже, вам многое известно.
Он обнажил в ухмылке мелкие зубы.
— Кто-то виновен, это точно, леди Уинтердейл. Не думаю, что я единственный, кого шантажировал ваш отец. Мне не известно, кто эти остальные — кроме, конечно же, Уинтердейла, это очевидно. Но кто-то из них пытается остановить вас, моя дорогая. Это может быть Уинтердейл, которого вы вынудили жениться на себе, а может, и кто-то другой. Но мой вам совет: отдайте компрометирующие бумаги. Это единственная возможность для вас обеспечить свою безопасность.
— Бумаги сожжены, — сердито возразила я. — Я вам тысячу раз это повторяла.
— Если вы уничтожили бумаги, то почему, спрашивается, Уинтердейл заплатил такую огромную сумму за ваш сезон? Почему он женился на вас?
На этот вопрос мне нечего было ответить. Не могла же я сказать, что Филип сделал это, чтобы позлить леди Уинтердейл! Даже ей я бы не пожелала такого скандала. И вряд ли кто-то из пострадавших от моего батюшки поверит в это.
— Он знал, в каком положении я очутилась после смерти отца, и проникся ко мне сочувствием, — промямлила я.
— Уинтердейл? — Мистер Эшертон посмотрел на меня так, словно я сошла с ума. — Уинтердейл никогда в жизни никого не жалел, — сказал он. — Вы знаете, откуда у него столько денег? Он выиграл их у молодого итальянского графа, который сразу после того, как проиграл все свое состояние Уинтердейлу, включая и фамильный особняк, пошел к себе домой и застрелился. В то время, леди Уинтердейл, графу Ферриа было всего двадцать три года.
Краска сбежала у меня с лица.
Один раз я уже явился причиной гибели ни в чем не повинного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38