Вторая джаргы: учитывая отдаленность казахских кочевий друг от друга, образовать три племенных объединения — жуза соответственно занимаемой территории, экономической заинтересованности, родовым узлам и солидарности. Уже полтора века говорили о такой организации казахи, но вечная междоусобица не давала возможности прийти к какому-нибудь приемлемому для всех решению. Теперь наступил удобный момент. У каждого жуза предполагался свой бий или батыр со ставкой, но с подчинением главной ставке Белой Орды. Во многом такая организация напоминала поулусное деление Чингисхана или деление на вилайеты, предпринятое Тимуром, с той лишь разницей, что не для далеких завоевательских походов делалось это, а для собственного спасения…Третья джаргы вытекала их двух предшествующих: объединенное казахское ханство должно было потребовать у Абулхаира возвращения своих городов по южной кромке степи. В случае несогласия с этим предстояла война…Прошло лето, и, когда до назначенного дня осталось две недели, ханский аул в сопровождении многочисленных родственников, близких друзей и туленгутов откочевал к озеру Саумал-коль. До урочища Каратауз-Нура было отсюда полдня пути на рысистых конях.Единственная дорога, поросшая жесткой колючкой и сухим тростником, ведет в урочище. По обе стороны от нее — твердая, как камень, солончаковая равнина. Все здесь казалось каким-то мрачным и таинственным. Черный столб, увешанный белыми лоскутами, человеческие черепа, прокаленные многовековым солнцем, напоминали о том, что в древние времена эти места считались священными, здесь производились жертвоприношения суровым степным богам. * * * Еще загодя послал хан Джаныбек специальный караван к Каратаузу. Было поставлено пятьдесят больших юрт для гостей, вырыты новые колодцы, откуда доставляли воду в кожаных мешках. Вдоль по оврагу протянули канаты, к которым привязывали жеребят. Большой косяк кобылиц пригнали для кумыса. Сам хан в сопровождении сыновей Джадика, Касыма и сына покойного хана Керея — Бурундука — приехал раньше всех, чтобы самолично встречать представителей родов и племен.Вскоре стали стекаться к Каратаузу казахские бии, аксакалы и батыры. Только избранные люди знали о сходке. Почти все они были вождями родов и племен, а некоторые из них владели бесчисленными табунами лошадей и отарами овец. Каждого из них сопровождали отряды батыров и джигитов, туленгутские сотни. Власть над степью была у них в руках, и их слово много значило для хана Джаныбека… * * * Пятнадцатый век был тяжелым для казахского народа, и именно в этом веке разрозненные, противостоящие друг другу в жестокой и междоусобной борьбе казахские роды и племена поняли, что им наконец нужно объединиться, чтобы выжить. Самовластны и честолюбивы были родовые вожди.По самой природе своей они являлись противниками единого государства. Но на этот раз общий национальный порыв был так велик, что невольно увлек их за собой. Когда они спохватились, было поздно сопротивляться ему. Да и вес хана Джаныбека был уже достаточно высок в степи.Вот как несколько лет спустя пел возмужавший Шалкииз-жырау об этих событиях, высмеивая астарханского властителя Темир-бия: Я — сын Тленчи, Шалкииз, И Темир-бий — мое солнце… Он так могуч — Темир-бий, Что при нем я рогами задевал тучи! Так казалось мне, а был я просто одинокий дятел, Едва не сломавший по глупости эти рога…
Да, Темир-бий, внук легендарного батыра Едиге, одного имени которого боялись люди, прекрасно понимал, что если подчинится хану Джаныбеку, то во многом лишится своей неограниченной власти. «Чем стать гусем среди гусей, лучше быть гусем среди ворон», — решил он и принялся еще больше укреплять свои связи с Казанью и Крымом. В этом же году он выдал свою пятнадцатилетнюю дочь за сына казанского хана. В будущем он предполагал наладить отношения даже с далекими турецкими султанами, которые стали часто наведываться в Крым и астарханские степи, но делал он это не из желания иметь добрососедские отношения, а чтобы получить поддержку в степной междоусобице. Так издавна поступали приграничные степные властители, надеясь оставить для себя как можно больше власти. Кстати, как только выдавался удобный момент, они тут же забывали о своих клятвенных обязательствах перед союзниками и совершали нападения на них, подобно самым лютым врагам…«Чтобы там ни было, — думал Темир-бий, — а хан Абулхаир после откочевки казахов в Моголистан ослаб, Московская Русь не близко, с Казанью мы постараемся найти общий язык, между Едилем и Жаиком кочуют верные мне алчины и часть ногайлинцев. Так что главная опасность для меня хан Джаныбек, который в своих речах мягко стелет, да как бы не пришлось жестко спать!..»Но и Темир-бий, как водится, не ответил полным отказом. Слишком велико было стремление всего народа к объединению, такой отказ мог бы повредить родовому вождю даже среди своих, тем более что речь шла о войне с ненавистной Абулхаировой Ордой, принесшей немало бед и алчинам.— Это хорошо, что степь решила стать единой! — сказал Темир-бий в начале сходки. — Давно пора отобрать у Абулхаира Туркестан и лишить его зубов. Алчины, жаппасы, жагалбайлинцы и все остальные, населяющие степь между Едилем и Жаиком, готовы выделить в помощь Джаныбеку пять боевых туменов. Однако удобно ли будет нам подчиняться хану, находящемуся где-то за тридевять земель, в Сыгнаке?Уйсунец Кара-Оспан, оказавшийся здесь старшим по возрасту, гулко расхохотался:— Неужели ты думаешь, что конь хана Джаныбека не покроет легко то же расстояние, которое покрыл только что конь бия Темира?Вспыльчивый Темир-бий понял намек и по старинному обычаю в знак своей готовности к спору бросил перед собой на кошму двужильную плетку с таволжьей рукоятью, обмотанной золотой проволокой:— Не везде, куда можно доскакать на коне, все валится, как скошенная трава… И у хана Абулхаира были длинные рога, а некоторые из его батыров забрались даже за Едиль, к самой Казани. Однако что вышло из этого? Они вернулись восвояси с вытянутыми, словно жердь, шеями и привезли домой вшей величиной с воробья!..Теперь и Кара-Оспан бросил перед собой плеть:— А ты все надеешься на резвость своего коня. Но и не такие, как у тебя, кони были заарканены в свое время. Смотри, Темир-бий, как бы курук Джаныбека не оказался длиннее курука хана Абулхаира!Это были отголоски старого спора. Хоть и считались алчины, жаппасы и жагалбайлинцы, кочующие в междуречье Едиля и Жаика, подданными хана Абулхаира, но на деле эти воинственные роды никогда до конца не подчинялись ему. Неоднократно посылал Абулхаир войска для их усмирения, а одним из таких походов руководил когда-то сам батыр Кара-Оспан…В те времена был жив отец Темир-бия — старый Тенсик-бий, который, не будучи выдающимся полководцем, обладал достаточной хитростью и находчивостью. Он-то и дал нужный совет своему сыну Темиру, начавшему к тому времени прибирать власть к своим рукам. «В открытом бою не победить тебе войско Абулхаира, — сказал он. — Сделай вид, что не имеешь против него никаких враждебных намерений и готов покориться!» Темир-бий послушался мудрого совета. Все подвластные ему аулы откочевали к Крыму, а сам он с пятью тысячами воинов и обозами остался на месте.Когда Кара-Оспан с огромным войском вышел к Едилю, то увидел на том берегу множество юрт и бесчисленные дымы, поднимающиеся к небу. Это могли быть только непокорные аулы алчинов, жаппасов и жагалбайлинцев, которые он прибыл усмирять. Не дав даже передохнуть уставшему от изнурительного перехода войску, Кара-Оспан в ту же ночь начал переправу на тот берег. К утру войско уже было на месте, но никаких аулов на западном берегу Едиля не оказалось. Как стало понятно Кара-Оспану, они в ту же ночь переправились на восточный берег и теперь уходили в степь, к Жаику. Разъяренный Кара-Оспан тут же велел переправиться обратно и устремился в погоню. Но слишком уж быстро уходили от него непокоренные аулы. Никак не мог догнать он их и лишь через добрую тысячу километров, в песках Нарына, понял, что гонится не за аулами, а за войском Темир-бия. На свежих конях было оно и легко уходило от погони. Приближалась зима, и возвращаться в Крым для того, чтобы наказать подлинные аулы, было уже поздно. Пришлось возвращаться ни с чем к Абулхаиру…Этот поход и напомнил сейчас Кара-Оспану злопамятный Темир-бий, на что Кара-Оспан ответил угрозой. Действительно, курук Джаныбека мог оказаться подлиннее, чем у Абулхаира. Слишком уж большим авторитетом пользовался хан Джаныбек, и ему помогали куда охотней, чем Абулхаиру. С этим приходилось считаться.Вечный межродовой спор разгорался, грозя перейти в открытую схватку. «Этот Темир-бий явно не хочет единения под моей булавой, — лихорадочно размышлял хан Джаныбек. — Алчины и жаппасы находятся на отшибе, и их местоположение заставляет их держаться в стороне. Но все болезни заразны, кроме перелома кости. Что, если за ними потянутся и другие?.. Этого нельзя допустить!»Он вскинул голову и в упор посмотрел на Темир-бия:— Твой предок Едиге-батыр думал шире. А ты никак не хочешь вылезти за свои ногайлинские пределы. Да и согласятся ли во всем с тобой сами алчины и жаппасы? Пусть это покажет будущее. Но наш общий враг — Абулхаир, и с ним нужно воевать. Ведь это он зарезал своего деда Казы-бия, сына самого Едиге. Поэтому скажи прямо: выделишь двадцать тысяч воинов для этой войны?— Да! — твердо сказал Темир-бий.— Этого пока достаточно, а там посмотрим.Темир-бий медленно взял с кошмы свою плеть. «Ты, Джаныбек, хочешь ханствовать над всей степью! — подумал он. — Но этому не бывать. Если тебе нужно большое ханство, то нам достаточно маленького — того, какое у нас пока есть. Впереди еще много споров и битв, хан Джаныбек!»И вдруг все повернули головы, выпрямились.— Тревога… Тревога!— Враг! * * * Всадник на взмыленной лошади мчался с востока прямо к открытой ханской юрте, где происходила сходка. Его отчаянный крик подхватывали джигиты вокруг и передавали дальше. Казалось, вся степь кричит.Он еле удержал разогнавшегося коня, скатился с него.— Откуда враг? — спросил хан Джаныбек.— Кто враг?.. Кто?Суровые бии и батыры невольно оглядывали чистый горизонт.Гонец был совсем молодым джигитом высокого роста с едва пробивающимися усами.— Мой повелитель-хан, враг близко! — крикнул он. — Со стороны Кок-Джингила идут они, посланные Абулхаиром. Старший сын хана Абулхаира Шах-Хайдар и Карачин-багатур над ними. Кони породы ахалтеке и теке-жаумыт — повыше наших. Смушковые шапки на головах у всадников. Вооружение — шашки и пики. Не пройдет и времени на одну дойку кобылицы, как они будут здесь!..— Сколько их? — спросил Джаныбек как бы между прочим. Ни лицо, ни голос не изменились у него.— Примерно тысяча клинков!— А где же наш заградительный отряд?.. Кереи и найманы охраняют с той стороны!..— Они прошли стороной, через пустыню, оставив в стороне наших! Теперь кереи и найманы у них сзади…— А им сообщили?— Мой напарник поскакал к ним! * * * О всеказахской сходке в урочище Каратауз-Нура хан Абулхаир узнал еще две недели назад через своих лазутчиков, но сделал вид, что ничего не знает об этом. Тем не менее в одну из ночей из ставки Абулхаира тайно выступило десять сотен самых отчаянных головорезов-лашкаров, набранных из туркмен-сельджуков, мангитов и барласов. Во главе с его сыном Шах-Хайдаром и Карачин-багатуром они ехали только ночью, а днем отсиживались в камышах, растущих по берегам степных оврагов. Задача им дана простая: разгромить неожиданным налетом ставку Джаныбека, а прах развеять по ветру.Хан Джаныбек, которому уже не раз приходилось иметь дело с Абулхаиром, понимал, что тот рано или поздно узнает о сходке и не преминет воспользоваться удобным случаем. Поэтому с четырех сторон были выставлены сильные заградительные отряды. Как раз с востока, со стороны Голубого моря, охрану несли воины из родов керей и найман на боевых верблюдах породы «желмая» — «обгоняющие ветер». Однако опытные лашкары сумели небольшими группами просочиться через кордоны как раз оттуда, где их не ждали. Все же рано или поздно, но их обнаружили…Ханские лашкары из туркмен-сельджуков были действительно грозной силой и не раз наводили ужас на регулярные части Византии. Сплошной лавой неслись они на высоких мощногрудых и крепких конях и никогда не брали пленных. Абулхаир держал их при себе на особом положении и оставлял им все добытые в бою трофеи. Они были его опорой даже внутри собственной Орды.Но на сходку съехались лучшие батыры всех казахских родов. Услышав о приближении ненавистных ханских лашкаров, они немедленно облачились в боевые доспехи и сели на коней. И вряд ли бы двинулись дальше лашкары, если бы видели, с кем им предстоит сразиться…Одна фигура Кобланды-батыра с громадной палицей в руке могла внушить страх самому смелому человеку. Немногим отличался от него и один из сыновей Джаныбека — прославленный во многих схватках Камбар-батыр. Рассказывали, что он во время похода вытащил из колодца упавшего туда взрослого верблюда. Два человека легко умещались на его плечах, но в талии он был строен и тонок, словно девушка. В отличие от нескольких других своих братьев, Камбар-батыр не был честолюбив и корыстолюбив, за что раньше других получил в народе прозвище батыра. Специально для него выковали оружейники особую пику и саблю по руке.На этот раз Камбар-батыр занял место между могучими Кобланды-батыром и Кара-Оспаном. Они составили нечто вроде клина, к которому пристроились все остальные батыры. Хан Джаныбек остался сидеть на кошме, всем своим видом показывая презрение к приближающемуся врагу. Вместе с ним осталось несколько советников и жырау.— Коль враг сам пришел к нам, то и получит все, что ему положено! — с усмешкой произнес Джаныбек. — Разве нет у нас достойных сыновей, чтобы проучить его?.. А вы, дед Котан, пока выметут врага от нашего порога, спойте нам песнь о том, как известили о смерти предка моего Джучи. Я давно хотел услышать ее, и мне говорили, что вы хорошо помните это сказание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41