С распростертыми объятиями встретил он их на пороге своего дворца. Целый месяц провели Джаныбек, Керей и приехавшие с ними бии и батыры в непрерывных пирах, ели и пили из одной чаши с ханом Моголистана. Условия его были приняты казахскими султанами без возражений, и вскоре первая тысяча отважных джигитов из прибывших была направлена на китайскую границу — на самый опасный участок ее, к Джунгарским воротам. Возглавил этот отряд старший сын Джаныбека, султан Джадик. Прибыв на место, он за счет джигитов из местных казахских родов увеличил свое войско до пяти тысяч всадников и быстро выгнал просочившиеся за эти «ворота» китайские отряды. После прибытия такого же войска во главе с другим сыном Джаныбека — Камбар-батыром ойротский правитель вынужден был заключить мир с Моголистаном.Казахские аулы были так расселены по всей северо-западной границе Моголистана, что в случае набега со стороны Абулхаировой Орды и Мавераннахра они могли в несколько дней выставить конное ополчение. Часть батыров и джигитов постоянно находилась в дозоре.«Что же, на границе с Китаем живут те же казахи, хоть и из других племен, — думал султан Джаныбек. — Пусть убедятся они, что у них всегда найдутся защитники. Это только ускорит их присоединение к нам!.. Ну а что касается границы с Абулхаировой Ордой, то мы сами не хотели отделяться от нее…»Султаны Джаныбек и Керей лично занимались нелегким делом расселения аулов и распределения между ними земли и пастбищ. И хотя при этом строго учитывалось количество переселенцев, львиная доля, как водится, доставалась биям и многочисленной султановой родне.Тем временем к султану Жунусу приехал сын правителя восточной Кашгарии Абдрашид-султан, тоже джагатаевского рода. Сам Жунус обычно с охотой принимал таких знатных родичей, рассчитывая на их помощь в борьбе за престол Моголистана. В связи с неожиданным появлением казахов на границе он прекратил подготовку к походу на Алмалык и проводил время в пирах и веселье с приехавшим гостем. Но на свою беду Абдрашид увидел как-то дочь Жунуса, красавицу Султан, и влюбился в нее. Так как виды на нее уже имел сын эмира Абдусаид, да и любил ее Жунус больше других дочерей, то он предоставил все на усмотрение девушки.Султан сама пришла посмотреть на влюбленного кашгарца и рассмеялась ему прямо в лицо. «Не то что лечь с ним в одну постель, но пройти мимо него мне противно!» — заявила она отцу и потом повторяла эти слова среди приближенных Жунуса. Ничего нет удивительного, что они дошли до Абдрашида.Ругаясь на чем свет стоит, уехал обиженный гость в свою Кашгарию. А девушка продолжала потешаться над ним среди подруг, не зная, какие шутки иногда проделывает жизнь…Как только уехал кашгарец, эмир Абдусаид позвал султана Жунуса к себе в Бухару, куда он переехал на время из Самарканда. А едва тот выехал, как направленный моголистанским владыкой сын Джаныбека султан Касым налетел на восточную окраину Ферганского оазиса и угнал три тысячи коней, принадлежащих Жунусу. * * * Ни одного настоящего джигита не нашлось, чтобы погнаться за похитителями. Лишь одна пятнадцатилетняя Султан вскочила на коня и бросилась в погоню с пикой в руке. На переправе через Талас появилась она перед джигитами Касыма, и те чуть не попадали с коней от удивления, увидев воинственную девушку. Опьяненные легкой добычей, они стали издеваться над мужчинами из Жунусова рода, которые забились от страха в норы, а в погоню за угнанными лошадьми отправили одну из своих дочерей. Сам султан Касым тут же сочинил и пропел ей куплет: Скажи свое имя, тебя я прошу! Не скажешь — ни с чем я тебя отпущу… Как глуп тот вожак-жеребец, что позволил тебе отбиться. Скажи, о скажи, ты чьего косяка кобылица!..
Девушка сверкнула глазами в сторону рослого красивого султана и запела в ответ: По речи красивой узнала, что ты султан И привык на всякой кобыле скакать по кустам! Но я жеребенок Жунуса, и даже во сне Не видела живой поклажи на своей спине! Все наши мужчины вчера ускакали на той, Не то б не удался в ночи столь гнусный разбой! Неужто способен, как тать, настоящий султан Беспомощных грабить — ответь ты мне сам! Сюда прискакала стать жертвою за отца. Верни достояние наше во имя творца! Не сделай султана Жунуса посмешищем для врагов; Посмейся над дочкой его, коль на это готов!
— О благоуханный цветок, никем до сих пор не сорванный со стебелька! — воскликнул султан Касым. — Я не в силах отказаться от твоего предложения и готов полюбоваться тобой даже ценой трех тысяч лошадей!Что уж было между ними в белом шатре, который приказал Касым разбить на берегу Таласа, одному богу известно. Во всяком случае, девичьих слез не было слышно, зато не раз звонкой трелью в ночи раздавался счастливый женский смех.А наутро щедрый молодой батыр приказал гнать обратно трехтысячный табун. Стоя на коне, плакала при расставании Султан. Печальны были и джигиты, лишившиеся такой богатой добычи. Не смея прямо укорять султана, они тем не менее сложили песню об этом событии, которая намного пережила их. Без огня и кремень ни к чему, Лукавая коза — обуза пастуху. И щедрость Касеке воистину безмерна: Три тысячи коней за поцелуй, наверно! Обманчива судьба, как рыжая лиса, Для нас, что только слышали той ночью соловья. Неужто у певицы лоно золотое, Коль трели достались такой ценою!
Какой-то легкомысленный джигит на привале не удержался и спел султану Касыму эту песню. Тот лишь усмехнулся, но по дороге домой он во главе все тех же джигитов прихватил пасущиеся неподалеку табуны одного из многочисленных пограничных султанов, так что джигиты остались не внакладе. Касым умолял их никому не рассказывать о случае с Султан, ибо потерявшая девственность султанская дочь вместе с этим так же теряет свое достоинство, как и обычная смертная. Джигиты дали обещание молчать, но кто-то не удержался, и все песни об этом дошли до нашего времени… * * * Вскоре Жунус решил отдать свою дочь в жены андижанскому эмиру Шейх-Омару, сыну Абдусаида. В это время в Мавераннахре с разрешения хана Абулхаира гостила его жена Рабиа-султан-бегим. Как ей было удержаться, чтобы не вмешаться в сватовство! С пышной свитой поехала она за невестой в Яссы, забрала Султан и направилась с ней в Андижан.Узнав об этом, султан Джаныбек призвал своего сына Касыма.— Что делать с Жунусовой дочерью — твоя забота, — сказал он. — Боюсь только, что и твоих собственных коней уведет она в уплату за вторую ночь. Мне же во что бы то ни стало доставь здоровой и невредимой Рабиа-султан-бегим. Тогда мы по-другому заговорим с ханом Абулхаиром!Султан Касым выехал с джигитами наперехват свадебного каравана и тут столкнулись с людьми кашгарца Абдрашида, которые устроили засаду с той же целью. Кашгарцы раньше его напали на караван. Султан Касым отбил обеих женщин.И снова Касым не выполнил требования своего отца. Дело в том, что когда он жил при дворе хана Абулхаира, Рабиа-султан-бегим относилась к нему с присущей ей добротой. Испытывая к ней огромное уважение, Касым отпустил ее с почетом, избавив от шантажа со стороны своего отца — султана Джаныбека.Вместе с ней отпустил султан Касым и юную красавицу Султан, но в старых песнях поется, что никак не хотела она уезжать от него. Намекается даже, что это она сама послала тайного гонца к Джаныбеку с точными сведениями о том, когда и по какой дороге отправится свадебный караван. Потом, будучи уже замужем, Султан еще десять лет ждала набега джигитов Касыма. И нужно сказать, что она дождалась своего…Султан Касым не стал оправдываться перед отцом, докладывая о причинах неудачи. * * * — Мне не хотелось уподобиться псу, который, отогнав от чашки другого блудного кобеля, начинает лакать чужие помои! — сказал он. — Освободив чужую невесту от султана Абдрашида, не мог же я сам уподобиться ему…— А почему отпустил ты Рабиа-султан-бегим?— Из уважения к памяти великого Улугбека!Хоть и нахмурил брови султан Джаныбек, но в душе одобрил сына.— Наверно, чем больше стареет человек, тем сильнее опасается, что не успеет отомстить всем своим врагам! — сказал он со вздохом. — Ты правильно поступил, мой сын, а я уже, видимо, поддаюсь этой болезни. Старость не за горами! Ну а ты, пока я жив, можешь позволять себе и благородство. Дай бог сохранить тебе до конца жизни такие высокие чувства! * * * Словно застывший черный омут, безмолвна и страшна была ночь. И хоть висели низко над степью черные тучи, не было ни молнии, ни грома. Казалось, все замерло в мире, даже конский храп и сопение всадников не разносились далеко, как обычно, когда воздух в ночной степи чист и легок…Их было человек пятьдесят — безродных джигитов, тех бедняков из черной кости, которые хоть и имели свою юрту в каком-нибудь из окрестных аулов, но, когда появлялся Орак, седлали темной ночью лошадей и неслышно уходили на несколько дней в его отряд. Чтобы не быть узнанными во время очередного набега на байские и ханские табуны, они надевали на лицо черные повязки мстителей.Орак-батыр давно уже начал появляться в этих местах — в поймах рек Таласа, Чу, Каратала. Совсем недавно здесь ограбили караван самого Джаныбека. Правда, никто не был убит или уведен в плен, но тридцать верблюдов, груженных посудой и тканями, разбойники отогнали куда-то в степь.— Если вы казахи, то зачем грабите своего султана?! — спросил у одноглазого предводителя главный караванщик.— За эту ткань и посуду твой султан по две шкуры сдерет с черной кости, — ответил тот. — А мы уж разделим все это по справедливости. Коль воистину справедлив твой султан, то пусть проверит и убедится!
И действительно, вскоре эти ткани и посуда появились в самых бедных юртах откочевавших аулов, в том числе и юртах рабов-туленгутов. Джаныбек так и не решился отбирать у людей свои товары, розданные разбойниками. Но с Орак-батыром он твердо решил покончить.— Когда грабил он караваны Абулхаира, нам это было на руку, — сказал султан Джаныбек. — А мне в моем ханстве не нужны разбойники. Черная кость должна знать свое место! * * * В один из вечеров султан вызвал Бурундука и приказал ему уничтожить отряд Орак-батыра. По его расчетам, одноглазый батыр должен был сейчас находиться где-то в низовьях Чу.— Давно уже пора покончить с этим голодранцем, — угрюмо сказал Бурундук.— Но смотри сделай все тихо, а то люди взбунтуются! — предупредил Джаныбек.Бурундук лишь молча кивнул головой.Всего этого не знал Орак-батыр, который ехал впереди своих молчаливых джигитов, время от времени поглядывая на восток, где уже показалась узкая серая полоса, предвещавшая рассвет. Вдруг сзади послышался какой-то шум. Батыр обернулся:— Что там случилось?— Рябой Тенге исчез! — ответили ему из тьмы.— Как это исчез?— Вчера был, а сегодня нет. Он сказал, что пойдет в лощину за своим стреноженным конем, но так и не вернулся…Орак придержал коня. Тенге не был бедным или безродным, как другие его джигиты. Но, кажется, этого Тенге чем-то обидел Бурундук, и он пришел в отряд мстителей. Орак-батыр с самого начала сомневался в его верности, помня пословицу: «Ворон ворону глаз не выклюет». Однако Тенге пригнал десятка полтора добрых коней, и сердце батыра дрогнуло.Непонятное исчезновение Тенге перед самым набегом на султанские табуны насторожило Орака.Батыр поднял руку:— Джигиты, надо торопиться. Если Тенге предатель, то нам надо успеть до того, как усилят охрану султанских табунов!И они вихрем понеслись вперед, не подозревая, что впереди их ждет гибель. Еще несколько дней назад был предупрежден Бурундук об этом нападении мстителей и поджидал. Теперь Тенге передал ему и точное место, куда направляется отряд Орак-батыра. Полторы сотни отборных воинов были с Бурундуком, а на всех степных тропах он приготовил засады.Широкая лощина между двумя покатыми холмами плавала в молочном предутреннем тумане. В самой низине и на отрогах холмов лениво паслись или лежали группами со своими жеребятами породистые снежно-белые и гнедые кобылицы лучшего султанского табуна. Жеребцы, словно дозорные в войске, стояли каждый у своего косяка. Они всегда первыми чуют приближающуюся опасность, и сейчас кони тревожно прядали ушами, прислушиваясь к ночной степи.И вдруг они все сразу захрапели, заходили вокруг своих косяков широкими кругами. Кобылицы вскочили, тревожно заржали, стали сбиваться в группы. Туман приподнялся над долиной, и в предрассветной мгле стали видны приближающиеся всадники. Они скакали растянутой линией, охватывая полукругом крайний косяк. На лицах у них были черные повязки-башлыки, и только одного из них можно было сразу узнать — великана Орак-батыра. Вместо башлыка у него через все лицо шла кожаная повязка, закрывающая мертвый глаз.Но не успели мстители доскакать до султанских коней, как от холмов одновременно с двух сторон вынеслись наперерез им другие всадники.— Бурундук!.. Бурундук!..Но и без этого неистового крика, который прокатился из конца в конец лощины, мстители увидели, кто перед ними. Квадратный Бурундук, словно дубовый пень, сидел на своем гнедом коне и размахивал над головой саблей.— Засада!— Назад!..Но было уже поздно. У входа в лощину показался большой отряд, а на холмах появились стрелки с натянутыми луками. Орак-батыр круто осадил коня, минуту помедлил, словно раздумывая, что делать дальше, и показал обнаженной саблей на выход из лощины. Теперь мстители неслись в обратном направлении, и Орак-батыр скакал последним. Не менее сотни джигитов ждали их там, а сзади наседали всадники во главе с самим Бурундуком.— Вперед, мстители! — страшно закричал Орак-батыр.Пустив коня в галоп, он обогнал своих воинов и первым врезался в строй султанских джигитов.Ничего нет страшнее боя в степи, когда две конных лавины сшибаются друг с другом. Ржут ошалевшие от ударов кони, дико кричат люди, в густой пыли вздымаются тяжкие дубины, сверкают сабли, колют куда попало острые пики. Минута-две — и уже валятся под копыта озверевших коней обезглавленные тела, втаптываются в землю раненые, волочатся за уносящимися в степь конями задушенные арканом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41