Кольцо вокруг Жалелэддина и Кадырберди распалось. Они поняли замысел отца, поняли, что он пошел на эту жертву, только ради них. Сминая на своем пути поредевшие отряды Едиге, они вместе со своими воинами помчались в противоположную сторону, к чернеющему вдали лесу.А погоня продолжалась. На огромное расстояние растянулись всадники — гололед мешал скакать, и многие начали отставать. Вскоре в степи остались только Тохтамыш и преследующий его Едиге. Теперь и эмиру было понятно, что это бегство старый хан устроил неспроста, но отступать уже было нельзя. Сыновья Тохтамыша наверняка успели уже скрыться, и поэтому надо было разделаться хотя бы с самим старым волком.Расстояние между всадниками сокращалось, и вскоре Тохтамыш понял, что развязка близка. Он остановил коня, слез с седла и, подняв над головой кривую саблю, стал ждать приближения Едиге.Эмир налетел подобно буре и, не останавливая коня, на всем скаку ударил соилом по размытой вечерними сумерками фигуре. Тохтамыш упал. В полусознании он слышал, как вернулся к нему Едиге, как, мягко ступая по обледенелой земле, подошел совсем близко и сел ему на грудь. Стало трудно дышать. Эмир долго и молча сидел на теле поверженного врага, потом вдруг выхватил из-за пояса нож и полоснул Тохтамыша по горлу.О том, что Едиге убил Тохтамыша, утром уже знала вся степь. И когда эта весть дошла до любимой жены эмира, дочери Тохтамыша Жанике, она не заплакала. Только губы стали бледными, и она прошептала:— Ты нарушил клятву, мирза Едиге, и за это будешь проклят… Тебе недол-го осталось ходить по земле…После смерти Тохтамыша сыновья его Жалелэддин и Керимберди ушли на Русь и попросили покровительства у московского князя. Кунчек-султан, Жапарберди и Кадырберди с остатками своего войска откочевали в сторону Сыганака, в места, где когда-то отец их стал ханом.Вернув Золотой Орде Хорезм, убив Тохтамыша, довольный Едиге возвращался в междуречье Итиля и Яика. Он был уверен, что именно теперь наступило то время, о котором он мечтал всю жизнь, — Орда набирала силу и возвращала себе былое величие. Впереди были дальние и удачные походы, бесчисленные стада скота и несметная добыча, отнятая у покоренных народов.Для исполнения желаний необходимо было большое и хорошо вооруженное войско, беспрекословное подчинение эмиров, биев, батыров, старейшин родов. Безжалостной рукой приводил эмир к смирению всех недовольных или несогласных с ним. С всех родов, кочующих в пределах ордынских земель, Едиге повелел взять большие подати, не считаясь с тем, что, разоренные предыдущими междоусобицами, многие из них едва сводили концы с концами. В улусах и аймаках начался ропот. Все меньше оставалось у эмира приверженцев, и все чаще стали слышны голоса, что он забрал в свои руки слишком большую власть в Орде, что ему пора бы вернуться в свой ногайлинский улус. Особенно недовольны Едиге были те, кто вел свою родословную от великого Чингиз-хана.Год свиньи (1407) эмир действительно провел в своем улусе. С наступлением весны он собирался заняться подготовкой похода на Русь. Зная, что у него много врагов, Едиге пристально следил за тем, что происходило в Орде, в окружении хана Шадибека. И когда тот, объединив вокруг себя чингизидов, попытался освободиться от влияния эмира, Едиге неожиданно напал на войско хана и разбил его. Шадибек вместе с семьей бежал к эмиру Дербента Шейх-Ибрагиму —своему зятю. Еще некоторое время он продолжал чеканить здесь свои деньги, считая по-прежнему себя властителем Золотой Орды, но Едиге, придя в хан-скую ставку, уже посадил здесь нового, угодного ему хана. Им стал Булат —сын покойного Темир-Кутлука.Казалось бы, мир и покой прочно установились в Орде, но в год зайца (1411) неожиданно умер Булат-хан. Ордынская знать, недовольная Едиге, самовольно объявила новым ханом среднего сына Темир-Кутлука — Тимура.Едиге был взбешен. Снова надо было готовиться к борьбе, потому что он чувствовал, что новый хан, поднятый не им, а другими, не захочет надеть на себя ярмо беспрекословного подчинения. Бесконечная борьба составляла суть жизни Едиге, и потому он без страха и сомнений выступил с пятидесятитысячным войском против нового хана Тимура. Но на этот раз обстановка сложилась не в его пользу, и, желая избежать осложнений и выиграть время, эмир спешно повернул свое войско в сторону Хорезма, где его положение все еще оставалось прочным.Но хан, охваченный желанием поскорее избавиться от коварного и хитрого эмира, бросился вслед за Едиге. Битва состоялась в десяти днях пути от Хорезма, и впервые Едиге, уже много лет не знавший поражений, был разбит. С остатками войска, с женами и детьми эмир укрылся за стенами главного города Хорезма — Ургенча.Полгода держал его в осаде Тимур-хан и, быть может, сумел бы покончить с Едиге, но в это время, пользуясь его отсутствием, власть в Орде неожиданно захватил Жалелэддин.И, как велось испокон веков в степи, те, кто еще вчера, казалось, верно служили Едиге и Тимуру, сразу же переметнулись на сторону более сильного. Теперь у эмира было два врага. Они находились в состоянии войны друг с другом, но оба страстно желали гибели Едиге.Сын Тохтамыша — Жалелэддин, переметнувшийся в литовский стан, послал к эмирам Тимур-хана своего человека со словами: «Пока ханом Орды был Тимур, вы сражались на его стороне. Сейчас же ханом стал я, и потому вы должны служить мне. Но прежде поймайте нашего общего врага Едиге».Три человека продолжали упорно считать себя повелителями Золотой Орды, ее земель и ее народов. Так долго продолжаться не могло. И тогда один из эмиров Тимура — Газан приказал своему нукеру убить не ожидающего измены хана, сам же переметнулся к более сильному Жалелэддину.Усилившись за счет перешедшего на его сторону войска Тимура, новый хан приказал Каджулай-бахадуру с большим отрядом выступить против Едиге и непременно привезти его голову.Золото развязывает языки быстрее, чем пытки. Вскоре эмир уже все знал об отряде Каджулай-бахадура. Понимая, что враг превосходит его числом, Едиге решил пойти на хитрость. Выйдя навстречу Каджулай-бахадуру, он разделил свое войско на две части. Первая должна была вступить в битву с врагом, другая же укрылась в засаде. Древний как мир прием использовал эмир. Подобно монголам во времена Чингиз-хана, воины его, начавшие битву, вскоре обратились в бегство, бросая конские попоны и переметные сумы. Каджулай поверил, что победа близка, и начал преследовать врага, забыв об осторожности. Когда же его войско потеряло боевое построение и рассыпалось по степи, вышли из засады полки Едиге. Это решило исход битвы, Каджулай-бахадур погиб.Захватив большое количество пленных и богатую добычу, эмир вернулся в Хорезм. Голова незадачливого Каджулая была надета на острие копья и выставлена на главной площади Ургенча.Это была победа, но она не веселила сердце Едиге, потому что он хорошо понимал — нынешняя выигранная битва ничего не решала. Мысль о том, что враги его сильны, ожесточала эмира с каждым днем все сильнее и сильнее. Он все больше проливал крови, и приказы его перестали быть разумными. Едиге повелел заковать пленников в железо и обязал жителей города охранять их. За каждого убежавшего жизнью своей обязан был отвечать не только стерегущий, но и все, кто жил с ним в одном квартале.Желая как можно сильнее укрепиться в Хорезме, Едиге назначил эмиром его своего сына Мубарекшаха, правителем Ургенча — Бикешек-бия, судьей —Садыршейха. Измученные поборами и грабежами, пребывая в постоянном страхе за свою жизнь, люди начали роптать. * * * Закончился спор между сыновьями Хромого Тимура, и в Самарканд въехал его старший сын Шахрух. Он привез с собой своего старшего сына Улугбека и вручил ему власть над Мавераннахром. Когда же к Шахруху прибыли послы из Золотой Орды, зная, что Едиге находится в зените славы, он с подобающими почестями принял гостей. Одарив друг друга подарками, обе стороны остались довольны друг другом. Но сейчас, когда положение Едиге уже не было таким прочным, как раньше, Шахрух решил отобрать у него Хорезм и вернуть его под власть Мавераннахра.Первый поход не принес успеха. Ургенч устоял. Тогда Шахрух отправил новое войско во главе с Шах-Меликом. Это был воин смелый, умный и хитрый. Он не погнал своих воинов на глинобитные стены Ургенча, а, воспользовавшись недовольством горожан, уговорил знатных людей города открыть ворота.Хлебом, водою и Кораном встретили Шах-Мелика сейиды, ученые, купцы и простой народ.Вместе с сыном бежал Едиге из Хорезма, мечтая о скорой мести для предавших его ургенчских жителей. Откуда было ему знать, что больше никогда жадная рука Орды не дотянется до этих благодатных земель и что следы его коня, оставленные на пыльной дороге, будут последними следами кочевника?Становясь ханом, каждый считал: ему предначертано судьбой возродить былое могущество Орды; но проходило время, и они начинали понимать, что смогли лишь продлить агонию, отодвинуть час гибели государства, созданного Бату-ханом.Пока Жалелэддин тешил себя надеждами, ханом захотел стать его брат Керимберди. В коротком сражении, удачно пустив стрелу с каленым наконечником, Керимберди убил брата и добился желаемого — объявил себя ханом.Люди всегда соперничали со временем, и то, что не всегда могло разрушить время, разрушали люди. Чингизиды, эмиры, бии рвали земли Золотой Орды на части с яростью голодных волков, которым досталась баранья шкура, пахнущая свежей кровью.Надвигалась старость. И вместо неукротимой жажды деятельности Едиге все чаще хотелось просто мстить своим врагам за то, что так бесславно заканчивалась жизнь.После долгих раздумий Едиге вместе с женами и детьми, в сопровождении большого отряда воинов-ногайлинцев, оставив Крым, который дал убежище после Хорезма, двинулся в Дешт-и-Кипчак. Он рассчитывал добраться до ее восточных пределов, до небольшого городка Кумкента, где когда-то впервые увидел солнце, и здесь, в тишине и покое, не ввязываясь ни в какую борьбу, прожить оставшиеся дни, отпущенные ему аллахом. Но едва Едиге достиг берегов Сейхун-дарьи, как кочевавший в окрестностях Сыгнака младший сын Тохтамыша — Кадырберди заступил ему дорогу. Битва была короткой, но жаркой и беспощадной. Весь израненный, с небольшим отрядом самых близких ему людей, эмир с трудом ушел от погони.Начались дни скитаний. И однажды, лежа на обрывке старой кошмы и глядя на ярко мерцающие в вышине звезды. Едиге понял, что умирает. Не боль и раны были тому причиной, он просто почувствовал, что оставшаяся жизнь не имеет никакого смысла.Хриплым, слабым голосом он позвал:— Окас…Чья-то тень зашевелилась во тьме, и к изголовью эмира подошел его внук, наклонился, стараясь рассмотреть лицо деда.— Послушай меня, Окас… Хорошая собака никогда не умирает у порога своего дома… Она уходит, чтобы никто не увидел ее трупа… Завтра ты возьмешь десять самых верных воинов и увезешь меня к горам Улутау. Я хочу умереть там…Окас ничего не ответил. * * * Долгой была дорога. Едиге везли на носилках, сплетенных из ивовых прутьев и выстланных кусками старой кошмы. В нищете, тайно отправлялся к месту, где он решил умереть, человек, который еще недавно повелевал огромной Золотой Ордой. Возвышал и смещал ханов.Раны на теле Едиге гноились, и, казалось бы, смерть должна была давно забрать его, но эмир не умирал.Не ради прихоти или каприза попросил он внука увести его к подножью Улутау. Здесь, в самой середине великой степи Дешт-и-Кипчак, рождалась более двух с половиной веков назад великая Золотая Орда. Здесь поднял свое знамя ее создатель, внук Потрясателя вселенной бесстрашный Бату-хан, здесь собирал он свое доблестное войско, с которым покорил десятки государств и множество народов.После многих дней пути небольшой отряд достиг цели.— Я хочу, чтобы вы подняли меня на вершину Улутау, — сказал внуку Едиге. — Это моя последняя просьба.— Люди устали…— робко возразил Окас.— Я хочу, я приказываю! — жестко сказал эмир.Воины подняли носилки и молча двинулись в путь.Упираясь в синий купол неба, скалистая и неприступная, возвышалась перед ними вершина Улутау — Великая гора. Воины знали, что им, измотанным долгой дорогой, не одолеть ее крутые склоны, и потому, не сговариваясь, повернули к другой, стоящей неподалеку горе. Народ называл ее Кшитау — Маленькая гора.С трудом, после долгого подъема, поднялись они на ее вершину и опустили носилки на землю.Жестом руки подозвал к себе Едиге внука:— Отпусти воинов, пусть они возвращаются в свои аулы. С тобой пусть останутся только двое, чтобы, когда я умру, было кому предать мое тело земле…В знак согласия Окас наклонил голову:— Я сделаю так, как ты велишь. Разреши нам, тем, кто остается с тобой, пока еще стоит день, поохотиться на архаров… Запасы еды в наших переметных сумах закончились…Едиге прикрыл глаза.Воины ушли. Где-то далеко, у подножья, прозвенели под их ногами на осыпи камни, и наступила тишина.Собрав последние силы, Едиге приподнялся на носилках и огляделся вокруг. Необъятный простор открывался с вершины. В сизом степном мареве тонула даль, но в этот миг ему показалось, что он видит все, что скрыто за окоемом. На западе катил свои волны могучий Итиль, а за ним синими жилами пересекали землю Дон и Днепр, а еще дальше был Крым с голубым ласковым морем. Мысленным взором увидел Едиге степи у подножья седого Кавказа и богатый Хорезм, весь в цветущих весенних садах. Все это когда-то принадлежало Золотой Орде, задуманной монголом Бату в центре бескрайней степи Дешт-и-Кипчак здесь, у подножья Улутау.Эмир на миг прикрыл глаза. Тело упрямо тянуло к земле, но, прежде чем снова лечь, он в последний раз посмотрел на восток. Там лежали монгольские степи, Каракорум — родина предков, которую он так ни разу не увидел. Солнце клонилось к закату, и на востоке тяжелело, опускалось к земле небо — там уже рождалась ночь.Едиге откинулся на носилки. Снова поплыли перед его глазами земли, реки, города, где доводилось ему бывать. Лица людей теснились перед его мысленным взором и вставали картины битв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31