Снова надвигалась война. Снова, вместо того чтобы набирать и обучать войско, надо было выступать против Едиге и сломать ему хребет, прежде чем он окрепнет.И здесь случилось то, чего больше всего боялся Тохтамыш с того дня, когда потерпел первое поражение от Тимура, — произошло предательство……Хан вздрогнул. Отчего-то вдруг остановился конь. Тохтамыш поднял голову и тревожно оглянулся. Вокруг лежали мертвые развалины города. Среди остатков глиняных стен уже успели подняться полынь. Прямо перед собой хан увидел руины своего дворца. Так вот почему остановился конь. По привычке он привез хозяина туда, где обычно заканчивалась его дорога.С суеверным страхом смотрел Тохтамыш на то, что осталось от некогда великолепного строения. Его поднял в свое время хан Берке — человек, которому долгие годы удавалось удерживать остов великой Золотой Орды. При нем она была могучей и сильной и казалась вечной, как земля, как небо.И потом, после него, сколько здесь перебывало ханов — удачливых и не очень, правивших подолгу и всего по нескольку дней. Сколько было отдано сил, сколько было пролито крови, чтобы Золотая Орда могла править миром! И вот теперь все кончилось. С того дня, как русские дружины победили Мамая, над Золотой Ордой словно опустился вечер, а вечно сияющее над ней солнце приблизилось к краю земли. Тохтамыш знал, что остановить его уже невозможно, нет на всем свете таких сил, которые бы заставили солнце двинуться вспять.Он вдруг окончательно понял: Золотой Орды больше нет, как нет дворца, в котором многие годы жили ее владыки — великие и грозные ханы. Мир уже никогда не будет трепетать при виде поднятого к небу монгольского меча.Ужас охватил Тохтамыша. Неужели это он погубил империю, созданную его великим предком Бату-ханом? Хан искал причины в себе и не находил их. Так же, как и его предшественники, он воевал и думал только о могуществе Орды. Почему же больше нет ее, почему лежит она в развалинах — жалкая, нищая, обессиленная?Не дано было открыть, разгадать эту тайну Тохтамышу, оттого что смотрел он только в себя.Надо было бы уехать из мертвого города, но хан медлил. Снова забурлила кровь в жилах, когда он вспомнил о предательстве. Вчера бежали к Едиге Исабек и еще несколько влиятельных эмиров. Они увели свои тумены и народ подвластных им родов.Кому другому, но Исабеку Тохтамыш верил как себе, потому что даже в самые страшные минуты тот не покидал его, а стойко переносил все тяготы и лишения, выпавшие на долю владыки Золотой Орды.Теперь он будет в стане врага. Он не просто беглец, но и предатель.Из развалин выползла большая серая гадюка и без страха, свернувшись в кольцо, устроилась на оплывшем обломке стены, подставив свое блестящее тело лучам солнца.Тохтамыш с силой сжал рукоять камчи и хлестнул коня. Он не хотел покоряться судьбе и еще верил, что сможет все изменить. Солнце прошло зенит и быстро катилось к закату. * * * Тот, кто не сгибается под ударами судьбы, будет вознагражден. Многие беки, эмиры, бии, батыры ушли от хана, но Тохтамыш не пал духом. И словно в награду за это провидение послало ему надежду. Из лагеря Едиге тайно прибыл человек. Послала его дочь Тохтамыша, ныне любимая жена Едиге — Жанике.Несколько лет назад, когда батыр бежал от хана, вместе с ним убежала и она. Жанике подарила Едиге сына, и оттого любовь его к ней стала еще более сильной.Но верно говорят в народе, что от семян горькой полыни может вырасти только полынь. Жанике была тщеславна, как и ее отец, вспыльчива и настойчива в достижении своей цели. Она умела замечать то, что происходит вокруг, и вскоре поняла, что рано или поздно ее муж и отец сойдутся в смертельном поединке, чтобы пролить кровь друг друга. От полыни рождается полынь… Оттого и послала она к Тохтамышу своего человека, велев ему сказать хану на словах: «Пусть мой отец не боится Едиге. Я сделаю все, чтобы он успокоился и послал послов с просьбой о мире. Если же он не сделает этого, то пусть винит себя. Мой острый кинжал оборвет его жизнь».Сердце Тохтамыша от этих слов наполнилось гордостью за дочь. В ее поступке был выход, была надежда. Если Жанике обезглавит дракона, то что сможет сделать его туловище? Нет сейчас в степи такого человека, который бы смог заменить Едиге или сравняться с ним в уме. Снова разбредутся роды, снова начнут ссориться между собой эмиры, бии, беки и батыры за право быть первым.И, раздумывая обо всем этом, Тохтамыш уже по-настоящему поверил в то, что все именно так и произойдет. Потом пришли тревожные мысли. По всем законам степи, жена, поднявшая руку на мужа, будет проклята, и люди с презрением станут произносить ее имя. Дать согласие Жанике на убийство Едиге — это значит обагрить руки дочери кровью. На миг Тохтамышу захотелось сказать: «Нет!» Но когда он представил, что со смертью Едиге исчезнут всякие преграды и ничто не помешает ему снова возвыситься, хан превозмог себя. Ради того, чтобы снова возродить Золотую Орду и снова править ею, можно пойти на любые жертвы. Пусть будет проклята не только Жанике, но и весь род Тохтамыша, лишь бы умер Едиге, лишь бы он не стоял на пути! * * * Нет, не сразу решилась Жанике на убийство мужа, потому что в свое время по любви, по велению сердца соединила с ним свою жизнь. И оттого сын у нее родился как две капли воды похожий на Едиге. И дали ему имя Султан-Мухаммед. Много раз говорила Жанике с мужем, умоляя его помириться с отцом, заклинала сыном, но Едиге был непреклонен. И тогда она, решительная и дерзкая, как и ее отец, подумала: «Умрет муж — найду другого, не станет ребенка — рожу другого. Если же погибнет отец, то кто заменит его мне? Если отец перестанет быть ханом, это будет равносильно его смерти. Благодаря его силе и могуществу все кланяются мне. На свете много красивых женщин, и если я перестану быть дочерью хана, мои соперницы — другие жены Едиге — станут указывать на меня пальцем и смеяться. Они уговорят Едиге оставить меня. Так не лучше ли мне сохранить отца и пожертвовать мужем?»И словно нарочно, чтобы укрепить уверенность Жанике в том, что решение ее правильное, Едиге взял себе еще одну жену — дочь знатного эмира. Умом она понимала, что муж поступил так для того, чтобы, породнившись с эмиром, привлечь на свою сторону новые роды, пополнить свое войско новыми силами. И все-таки это было грозное предостережение. Что произойдет завтра, если отец погибнет, а Едиге разлюбит?Ревность завладела сердцем Жанике, а от ревности до желания мстить всего один шаг. И она приняла твердое решение.Жанике позвала к себе преданного ей джигита и сказала:— Приготовь двух самых быстрых коней. Мы убежим с тобою отсюда.— Когда это нужно сделать, моя повелительница? — ни о чем не спрашивая, сказал он.— Я дам знать, когда наступит урочное время…Джигит поклонился и молча вышел из юрты.Едиге словно забыл о существовании Жанике и предавался радостям любви с молодой женой. От всего этого всегда горячее сердце женщины словно заледенело. Она теперь твердо знала, что убьет мужа. Все чаще, мысленно, Жанике видела, как сделает это, как проведет с ним последнюю ночь. От предвкушения скорой мести в глазах ее появился таинственный, мерцающий свет. И она дождалась своего часа. * * * Ночь была теплой. Полог, обычно закрывающий вход, был откинут, и тихий ветер приносил в юрту запах жузгена и полыни, смешанный с солоноватым запахом далекого моря. Лунный свет, падающий через отверстие в своде юрты, казался серебристым и призрачным.Едиге и Жанике лежали усталые, уже узнавшие любовь, и молчали. Сквозь войлочную стену юрты было слышно, как поют цикады, как изредка где-то совсем рядом пробегает тушканчик и под его лапками тихо позванивают мелкие камешки.Батыр положил свою сильную руку на грудь жены. Сердце Жанике стучало часто-часто, и ему показалось, что она только что остановилась после долгого бега.Давно не было Едиге так хорошо с женой. На миг ему показалось, что вернулись те, первые дни, когда они убежали от Тохтамыша. Она ведь знает, что он враг ее отца, и все равно продолжает любить верно и преданно, а ласки ее горячи и желанны.Жанике тихо подвинулась к мужу, уткнулась лицом в его грудь.— Я хочу пить…— сказал он.Жанике быстро поднялась с постели. В дрожащем призрачном свете луны тело ее казалось высеченным из мрамора. Едиге невольно залюбовался женой. Он смотрел, как взбалтывала она кумыс в кожаном мешке — сабе, как наливала в большую серебряную пиалу, и не мог оторвать взгляда от ее крепких грудей, полных бедер и гибкой тонкой талии. Ему даже показалось, что она никогда не рожала, так хороша была ее девичья стать.Едиге сделалось неловко оттого, что последнее время он совсем забыл о Жанике. Разве может быть кто-нибудь прекраснее, чем она, похожая на сказочную пери из рая?! Это прекрасно, когда вот так можно видеть женщину обнаженной, не стыдящейся своей наготы.Двумя руками батыр принял из рук жены пиалу с кумысом и, припав к ней губами, не отрываясь, выпил всю до дна.Утолив жажду, Едиге откинулся на постели. Жанике прилегла рядом и стала гладить грудь мужа.— Ты давно не была такой…— негромко сказал Едиге. — Что случилось?Жанике помедлила с ответом, потом сказала:— Я и сама не узнаю себя. Сегодняшняя ночь мне кажется последней…— Милая… У нас еще много будет таких ночей…Жанике крепко обняла мужа и ничего не ответила. Едиге тоже молчал, смотрел на осколок неба, видный в куполе юрты, на тихо мерцающие звезды и вдруг сказал:— Да чего же ты сладка, жизнь!— Не надо войны, — горячо сказала вдруг Жанике. — И мир всегда будет таким.— Это невозможно…Женщина помедлила, а потом спросила:— Почему?Даже в темноте она почувствовала, как нахмурился Едиге, и тогда Жанике наклонилась над ним и поцеловала его в губы.Ни любовью, ни словом нельзя было остановить этого человека, заставить его отказаться от задуманного. Значит, надо было сделать то, что она решила.Рука Жанике скользнула под подушку, и ладонь сжала холодную костяную рукоять кинжала.Едиге вдруг вздрогнул всем телом и приподнялся в постели:— Мне показалось, что в юрту заползла змея…Пересохшими от волнения губами Жанике сказала:— Откуда ей здесь быть? Аул стоит на этом месте давно, и все проверено.Она еще сильнее прижалась к Едиге и заставила его лечь. Губы ее снова коснулись губ мужа. И это был прощальный поцелуй.— О аллах! — с тоскою сказала Жанике. — Почему жизнь так коротка и почему в ней так мало радости? Неужели нельзя все изменить и сделать человека бессмертным?Едиге перевернулся на бок, и пальцы женщины разжались, оставили кинжал. Наносить удар было неудобно.— Разве ты не слышала о том, что перед святым Коркутом, где бы он ни находился за свою долгую жизнь, всегда стояла могила?Кто в Дешт-и-Кипчак не слышал эту легенду? Коркут прожил больше сто лет и много хорошего сделал для людей. Он излечивал калек, несчастных делал счастливыми. Но главной мечтой Коркута было победить смерть. И когда пришла старость, всевышний послал к нему ангела смерти Азраила. Святой не захотел безропотно принять волю всевышнего и, сев на свою быструю как ветер верблюдицу Желмая, пустился бежать от смерти. Много дней мчался он на юг и, когда достиг края земли, увидел людей, копавших яму. Коркут спросил их: «Что вы делаете?» — «Копаем могилу Коркуту», — сказали они. В страхе помчался святой на север, но и здесь повторилось то же самое. И так было всюду, куда бы он ни направлял свою верблюдицу. Но и на этот раз не покорился упрямый Коркут. Он спрятался в непроходимую лесную чащу, где не жили даже звери, но и здесь увидел следы смерти — вокруг лежали поваленные ветром, гниющие стволы деревьев. Выходило, что и здесь нет вечности. Тогда Коркут направился на вершину горы Кап, где останавливались на начлег одни облака, а нога человека ни разу не ступала на ее вершину. Велико было горе святого, когда он увидел, что и здесь повсюду следы тлена — камни от воды и ветра разрушались и превращались в прах. Коркут убедился, что в подлунном мире нет вечности, нет ничего такого, что бы могло противостоять смерти. И тогда он решил ее обмануть. Святой постелил свой волшебный, нетонущий ковер на волну великого океана, сделал из особого дерева никем еще не виданный музыкальный инструмент — овальный кобыз — и стал играть на нем свою знаменитую мелодию «Кюй Коркута» Святой думал, что, пока человек что-то делает, да еще находится в таком уединенном месте, как океан, смерть не настигнет его. Он играл, не переставая, день, второй, месяц, год, но однажды он на миг задремал. И тотчас из глубины океана поднялась водяная змея и укусила его. Так умер великий Коркут. Люди нашли его тело и похоронили на берегу Сейхун-дарьи, в трех фарсахах от урочища Карманчи. И сегодня его могила находится там.— Святого называли Коркутом — пугливым, потому что он боялся смерти? — тихо спросила Жанике.— Наверное… А кто ее не боится, смерти?— А разве ты боишься?— Боюсь. Бессмертна только нечистая сила… Ее невозможно убить.— Если бы мы были бессмертны, то, наверное, тоже бы превратились в нечистую силу… В ведьм, чертей…— Я не знаю этого… Мне известно только одно, что человек смертен.Где-то далеко в степи жалобно заверещал заяц…Жанике вновь просунула под подушку руку и сжала рукоять кинжала. Едиге, словно желая помочь ей исполнить свое намерение, откинулся на постели, вытянув шею. И вдруг он заговорил вновь:— Смысл жизни не в том, сколько ты прожил, а в том, как ты прожил отпущенный тебе аллахом срок. Я бы не променял сегодняшнюю ночь еще на полжизни.«Малая вещь ценится вдвойне…» — повторила она про себя. Так зачем же раньше времени прерывать эту прекрасную ночь, похожую на их первую ночь любви? Времени осталось совсем мало. Летняя ночь коротка, и скоро ей наступит конец. Вот тогда-то, на исходе ее, и можно будет убить Едиге.Она забыла о кинжале, горячо и страстно обняла мужа. По телу прошла сладостная дрожь. «Пусть будет хотя бы еще один миг, хотя бы еще…» — успела подумать Жанике.Тело Едиге откликнулось на ласку жены, и мир исчез — потухли звезды, которые только что смотрели в юрту через отверстие в своде, умерли звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31