бриклаер анна
Лишь я одинвсе тот же, что и раньше, но..." Так сложил он и, когда забрезжил рассвет, в слезах домой вернулся. 5 В давние времена жил кавалер. Под большой тайной он ходил в одно место вблизи пятой улицы восточной части города. Так как было это местом тайных посещений, то входил он не в ворота, но проникал через пролом ограды, который протоптали дети. Хоть и немного было здесь людей, но так как часты были посещения его, – хозяин заприметил и на тропе той ставил каждой ночью человека сторожить, так что кавалер хоть и ходил опять, но, свидеться не в силах, домой возвращался. И вот сложил он: "О ты, страж заставына моей тропе,неведомой людям, –если бы каждый вечерты засыпал..." Так сложил он, и, услышав это, дама очень сильно возроптала. И хозяин разрешил. 6 В давние времена жил кавалер. Ему трудно было встречаться со своей дамой, но все же целый год он с ней поддерживал сношения, и вот в конце концов дама согласилась, и он, ее похитив, увел с собою под покровом полной темноты. И когда шли они по берегу реки Акутагава, про росинки, что лежали поверх травы, она у кавалера спросила: «Это что?»... Но путь далек был, ночь темна – чуть ли не место демонов то было, – и гром гремел ужасно, и дождь жестоко лил, отчего и кавалер, – к счастью, оказался здесь простой сарай – туда даму, в глубь самую втолкнув; сам у дверей при входе с луком и колчаном стал, все время помышляя: «Скорей бы ночь прошла!» И его даму те демоны одним глотком и проглотили. «Ах!» – воскликнула она, но в грохоте раскатов грома он не мог ее услышать. Понемногу ночь светлела. Смотрит он... и нет той дамы, что привел с собою... В отчаянии затопал ногами кавалер, заплакал, но... делать было нечего. "То белый жемчуг,или что?" – когда спросилау меня она, –сказать бы мне: «роса», и тут жеисчезнуть вместе с нею." 7 В давние времена жил кавалер. Невмоготу стало ему жить в столице, и ушел он на Восток Т. е. отправился в путешествие по восточным провинциям острова Хонсю (главный остров Японского архипелага).
. Идя вдоль побережья моря между Овари и Исэ Название двух провинций в центральной части Хонсю.
, он, глядя, как встают все в белой пене волны, так сложил: "Все дальше за собоюстрану ту оставляешь, –и все милей она.О, как завидно мне волнам тем,что вспять идут." 8 В давние времена жил кавалер. Тот кавалер стал думать, что больше он не нужен никому, и, сказав себе: «Не буду больше в столице я, пойду искать такое место, где мог бы жить», – уехал.В провинции Синано видит он, как дым вздымается с вершины горы Асама, и... "О дым, что встаетна вершине Асамав Синано.Не дивиться ли долженпутник далекий, видя тебя?" С самого начала с ним ехали друзья – один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут «восемь мостов». 3овут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово „лилия“ возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил. " Л юбимую мою в одеждах И зящных там, в столице, Л юбя оставил... И думаю с тоской, насколько Я от нее далек..." Так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги.Шли, шли они и вот достигли провинции Суруга. Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам...» – И вот подвижник Этот подвижник, надо думать, был жителем столицы и принадлежал раньше к тому же кругу, что и герои «Исэ». В те времена бывали случаи удаления в отшельничество с целью предаваться духовному и магическому деянию.
им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» – воскликнул он, и видят – знакомец их... Тогда в столицу ей – той даме – письмо кавалер с подвижником послал: "Ни на яву ,Этих гор в Суруга,что «Явью» зовут,ни во сне я с тобойуже не встречусь." Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней. "О ты, гора,не знающая времени, пик Фудзи.Что за пора, по-твоему, теперь,что снег лежит, как шкурапятнистая оленя, на тебе?" Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, – как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском. И опять они шли, шли, и вот, промеж двух провинций: Мусаси и Симоса – была река очень большая. Называют ее река Сумида. На берегу ее они столпились и, размышляя: «Ах, как далеко зашли мы», отчаянию предались, но перевозчик закричал: «Скорей caдись в лодку. Уж темнеет...» и, усевшись, стали переезжать. В унынии все, ведь не было ни одного из них, у кого б не оставалась в столице та, кого любил он. И вот в это время белые птицы с клювом и ножками красными, величиной с бекаса, носились над водой и рыбу ловили. В столице таких птиц было не видно, и никто из них не знал их. Спросили перевозчика. – «Да, это же „птица столицы“» «Птица столицы» – миякодори, – так именовали на Востоке этих птиц.
, – ответил тот, и, слыша это, кавалер сложил: "Если ты такова же,как и имя твое, о «птица столицы», –то вот я спрошу:жива или нетта, что в думах моих?" И в лодке все пролили слезы. 9 В давние времена кавалер, скитаясь, дошел до провинции Мусаси. И вот он стал искать руки одной дамы, жившей там. Отец ее другому хотел отдать, но мать – той сердце лежало на стороне человека благородного. Отец – простой был человек, но мать – та была Фудзивара Фудзивара – знатнейшая фамилия той эпохи, представляющая древнейшую родовую аристократию страны.
. Поэтому-то и хотела она отдать за благородного.И вот она, жениху желанному сложив стихи послала; а место, где жили они, был округ Ирума, селение Миёсино. "Даже дикие гусинад гладью полей Миёсино –и те об одном.«к тебе мы, к тебе!»все время кричат." А жених желанный ей в ответ: "Ко мне, все ко мне –тех гусей, что кричат такнад гладью полей Миёсино, –смогу ли когда-нибудьих позабыть?" В провинции такие вещи с ним случались беспрерывно. 10 В давние времена кавалер, на Восток страны уехав, послал сказать: "Не забывай! Пусть между нами –как до облаков на небе будет, –все ж – до новой встречи. Ведь луна,плывущая по небу, круг свершив,на место прежнее приходит..." 11 В давние времена жил кавалер. Похитив дочь одного человека, он убежал с ней на поля Мусаси и на пути – ведь был он похититель – правителем провинции был схвачен. Даму скрыв в густых кустах, он сам сначала было убежал. Дама же, слыша, как по дороге шедшие: «Здесь в поле похититель» – траву поджечь собрались, в отчаянии сложила: "О, поля Мусаси!Вы сегодняне горите.И молодой супруг мой скрыт здесь,здесь и я скрываюсь..." И услышав это, люди и ее схватили и вместе увели. 12 В давние времена кавалер, бывший в Мусаси, даме, жившей в столице, так написал: «Сказать тебе – стыжусь, а не сказать– мне неприятно» Согласно обычному толкованию этого эпизода, кавалер этот успел в провинции Мусаси обзавестись новой любовью, но, не придавая ей значения, продолжал хранить память об оставшейся в Киото возлюбленной. Своими словами он хочет сказать: «Сознаться в измене тебе – мне стыдно; ничего тебе не говорить – как-то неприятно: ведь мы привыкли все говорить друг другу».
, и на конверте сделав лишь пометку «стремена Мусаси» На конверте следовало бы обозначить, от кого посылается письмо и откуда; он же ставит вместо всего этого слова «стремена Мусаси», имея в виду при этом двойную цель: указать на свое местопребывание – провинцию Мусаси, называя тот предмет, изделием которого эта провинция славилась и который она будто бы поставляла в виде дани императорскому двору; с другой же стороны, намекнуть на то, что, несмотря на свою измену, он продолжает в сущности быть ей преданным и верным и что она может в этом отношении так же спокойно полагаться на него, как спокойно доверяет себя всадник искусно изготовленным стременам Мусаси.
, – так ей и послал, и вслед за этим вестей не подавал, отчего дама из столицы: "Тебе я доверяласьтак, как темстременам Мусаси.Не подаешь вестей ты – горько,весть пришлешь – ужасно!" Видя это, кавалер не знал, что делать от волненья. "Скажу тебе – не хорошо,не скажу – укоры...Мусаси стремена Слова «Мусаси стремена» здесь никакого особенного значения для смысла стихотворения не имеют. Кавалер лишь вновь повторяет тот образ, на котором были основаны и его приписка на конверте, и стихи дамы.
.Не в таких ли случаях и смертьуделом людей станет?" 13 В давние времена кавалер как-то попал в провинцию Митиноку. Жившей там даме показался ли он – житель столицы – редкостным что ли, только она сильно им увлеклась. И вот эта дама: "Вместо того, чтобы намот любви умирать,не лучше ли паройчервячков шелковичныхстать, хоть на миг?" Русскому читателю был бы несомненно более понятен образ «парой голубков», но, к сожалению, «голубками» не исчерпываются возможности сравнения двух любовников: японцам для этой цели служит образ двух червячков – самца и самки, обитающих в одном и том же шелковичном коконе. Два нежных тельца среди шелковистой оболочки, прильнувших друг к другу, – образ, пожалуй, не без основания взятый для подобного сравнения.
Даже стихи ее, и те отдавали деревней Вряд ли можно принимать всерьез это замечание автора: стихи уже не так плохи с японской точки зрения, хоть и принадлежат они деревенской красотке; к тому же и последующее ее стихотворение – так напоминающее по мотиву и характеру провансальскую «alba» – несомненно очень красиво и уместно.
.Но все же жалко стало что ли ему ее, – пошел он к ней и лег на ложе. Еще глубокой ночью он ушел, а дама: "Как настанет рассвет,вот, брошу тебя я лисе,гадкий петух!Слишком рано запел тыи дружка угнал моего". Так сказала она; кавалер же, собираясь уехать в столицу – "Если б сосна в Анэвана равнине Курихарачеловеком стала, –сказал бы ей: пойдем со мной,как вещь редкая, в столицу" Наоборот, стихотворение героя этого приключения значительно уступает стихам дамы. Смысл его определенно иронический: «Так же, как невозможно превращение той сосны в человека, немыслимо, чтобы и я хоть на мгновение помыслил о тягости разлуки с тобой и почувствовал желание взять тебя с собой».
. Так сказал он, и она в радости все повторяла: «Да он любил меня, любил» Автор, по всему видно, пристрастен к герою. Не может быть, чтоб дама – автор двух искусных стихотворений – не поняла смысла чужих стихов. Замечание это – все то же стремление выставить даму в смешном виде.
. 14 В давние времена кавалер в провинции Митиноку познакомился с дочерью одного незначительного человека, и, к его удивлению – она показалась ему совсем не такой, какою быть бы должна.Поэтому он: "Гора «Любовных мечтаний!»Ах, если б нашелсяпуть тайный к тебе...Хотел бы узнать ясердца тайны ее" «Сердца тайны ее» – т. е. дамы, выступающей в стихотворении в образе «Горы Любовных мечтаний».
. Дама была счастлива беспредельно, но... в таком варварском месте, – можно ли было что-либо сделать? Японские критики неизменно сопоставляют этот эпизод с предыдущим, указывая, что автор искусно хочет показать два типа женщины: обе, по-видимому, равные по положению, обе живут в глухой провинции, но одна – героиня предыдущего рассказа – будто бы чрезвычайно недалека, другая же – образец ума и чуткости. Она будто бы прекрасно сознавала, что отвечать столичному кавалеру бесцельно: еще, пожалуй, дождешься от него в конце концов стихотворения вроде: «если б сосна в Анэва» или в этом роде, – и предпочла молчать.
III 15 В давние времена жил человек по имени Ки Арицунэ. При дворе трех микадо последовательно служил он, и счастье по временам ему улыбалось, но потом свет изменился, времена пошли уже не те, и хуже, чем у людей простых, стала жизнь его. Был человек он с изящной душой, с тонким вкусом и не в пример прочим – не имел забот о существовании; был беден он, и все же сердцем оставался таким же, как и раньше, во времена лучшие, – забот о делах житейских не знал он. Жена, с которой сжился он за годы жизни, постепенно стала отходить от него, и, в конце концов монахинею став, к сестре старшей, уже раньше постригшееся, ушла.Хоть и не были их отношения очень близкими, но все ж теперь, когда ушла она, почувствовал он жалость; однако, беден будучи, не мог сделать всего того, что нужно было Согласно обычаю того времени, муж в подобных случаях обязан был одарить уходящую жену всем необходимым для ее будущей жизни в монастыре.
. В горе он своему другу, с которым поверяли они друг другу все, так написал: «Так и так... Теперь вот отпускаю ее я – и ничего, безделицы малейшей ей сделать не могу». И в письме: "Если бы по пальцамподсчитать те годы,что прошли у нас, –все десять повторивчетырежды будет". Друг этот, увидев это все, пожалел его и, отослав все, что нужно, вплоть до одежд ночных, сложил: "Если даже летдесять раз четыреждыпрошло с тех пор,сколько ж раз ей приходилосьв тебе опору находить?" Так он сказал, и Арицунэ к радости вдобавок Т. е. к выражению своей радости и благодарности добавил следующее стихотворение.
"Это что? Не та ли,крылатая – с небес одежда?Она, конечно!Тебе же – в одеяньеее преподнесли" Крылатая небесная одежда – образ отчасти мифологии, отчасти поэзии. Арицунэ так говорит об одеждах, присланных ему другом, ввиду того, что эти одежды были сделаны лично для последнего. «Преподнесли» – говорится о мастерах, преподнесших ему одежды по заказу друга.
. И, не будучи в силах сдержать свою радость, снова: "Что это – осень?Роса ли? Иль слезымои льются настолько,что их принимаюя за росу?" 16 В давние времена один, целыми месяцами не подававший вестей о себе, кавалер пришел посмотреть на вишни в цвету, – и хозяин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
. Идя вдоль побережья моря между Овари и Исэ Название двух провинций в центральной части Хонсю.
, он, глядя, как встают все в белой пене волны, так сложил: "Все дальше за собоюстрану ту оставляешь, –и все милей она.О, как завидно мне волнам тем,что вспять идут." 8 В давние времена жил кавалер. Тот кавалер стал думать, что больше он не нужен никому, и, сказав себе: «Не буду больше в столице я, пойду искать такое место, где мог бы жить», – уехал.В провинции Синано видит он, как дым вздымается с вершины горы Асама, и... "О дым, что встаетна вершине Асамав Синано.Не дивиться ли долженпутник далекий, видя тебя?" С самого начала с ним ехали друзья – один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут «восемь мостов». 3овут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово „лилия“ возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил. " Л юбимую мою в одеждах И зящных там, в столице, Л юбя оставил... И думаю с тоской, насколько Я от нее далек..." Так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги.Шли, шли они и вот достигли провинции Суруга. Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам...» – И вот подвижник Этот подвижник, надо думать, был жителем столицы и принадлежал раньше к тому же кругу, что и герои «Исэ». В те времена бывали случаи удаления в отшельничество с целью предаваться духовному и магическому деянию.
им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» – воскликнул он, и видят – знакомец их... Тогда в столицу ей – той даме – письмо кавалер с подвижником послал: "Ни на яву ,Этих гор в Суруга,что «Явью» зовут,ни во сне я с тобойуже не встречусь." Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней. "О ты, гора,не знающая времени, пик Фудзи.Что за пора, по-твоему, теперь,что снег лежит, как шкурапятнистая оленя, на тебе?" Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, – как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском. И опять они шли, шли, и вот, промеж двух провинций: Мусаси и Симоса – была река очень большая. Называют ее река Сумида. На берегу ее они столпились и, размышляя: «Ах, как далеко зашли мы», отчаянию предались, но перевозчик закричал: «Скорей caдись в лодку. Уж темнеет...» и, усевшись, стали переезжать. В унынии все, ведь не было ни одного из них, у кого б не оставалась в столице та, кого любил он. И вот в это время белые птицы с клювом и ножками красными, величиной с бекаса, носились над водой и рыбу ловили. В столице таких птиц было не видно, и никто из них не знал их. Спросили перевозчика. – «Да, это же „птица столицы“» «Птица столицы» – миякодори, – так именовали на Востоке этих птиц.
, – ответил тот, и, слыша это, кавалер сложил: "Если ты такова же,как и имя твое, о «птица столицы», –то вот я спрошу:жива или нетта, что в думах моих?" И в лодке все пролили слезы. 9 В давние времена кавалер, скитаясь, дошел до провинции Мусаси. И вот он стал искать руки одной дамы, жившей там. Отец ее другому хотел отдать, но мать – той сердце лежало на стороне человека благородного. Отец – простой был человек, но мать – та была Фудзивара Фудзивара – знатнейшая фамилия той эпохи, представляющая древнейшую родовую аристократию страны.
. Поэтому-то и хотела она отдать за благородного.И вот она, жениху желанному сложив стихи послала; а место, где жили они, был округ Ирума, селение Миёсино. "Даже дикие гусинад гладью полей Миёсино –и те об одном.«к тебе мы, к тебе!»все время кричат." А жених желанный ей в ответ: "Ко мне, все ко мне –тех гусей, что кричат такнад гладью полей Миёсино, –смогу ли когда-нибудьих позабыть?" В провинции такие вещи с ним случались беспрерывно. 10 В давние времена кавалер, на Восток страны уехав, послал сказать: "Не забывай! Пусть между нами –как до облаков на небе будет, –все ж – до новой встречи. Ведь луна,плывущая по небу, круг свершив,на место прежнее приходит..." 11 В давние времена жил кавалер. Похитив дочь одного человека, он убежал с ней на поля Мусаси и на пути – ведь был он похититель – правителем провинции был схвачен. Даму скрыв в густых кустах, он сам сначала было убежал. Дама же, слыша, как по дороге шедшие: «Здесь в поле похититель» – траву поджечь собрались, в отчаянии сложила: "О, поля Мусаси!Вы сегодняне горите.И молодой супруг мой скрыт здесь,здесь и я скрываюсь..." И услышав это, люди и ее схватили и вместе увели. 12 В давние времена кавалер, бывший в Мусаси, даме, жившей в столице, так написал: «Сказать тебе – стыжусь, а не сказать– мне неприятно» Согласно обычному толкованию этого эпизода, кавалер этот успел в провинции Мусаси обзавестись новой любовью, но, не придавая ей значения, продолжал хранить память об оставшейся в Киото возлюбленной. Своими словами он хочет сказать: «Сознаться в измене тебе – мне стыдно; ничего тебе не говорить – как-то неприятно: ведь мы привыкли все говорить друг другу».
, и на конверте сделав лишь пометку «стремена Мусаси» На конверте следовало бы обозначить, от кого посылается письмо и откуда; он же ставит вместо всего этого слова «стремена Мусаси», имея в виду при этом двойную цель: указать на свое местопребывание – провинцию Мусаси, называя тот предмет, изделием которого эта провинция славилась и который она будто бы поставляла в виде дани императорскому двору; с другой же стороны, намекнуть на то, что, несмотря на свою измену, он продолжает в сущности быть ей преданным и верным и что она может в этом отношении так же спокойно полагаться на него, как спокойно доверяет себя всадник искусно изготовленным стременам Мусаси.
, – так ей и послал, и вслед за этим вестей не подавал, отчего дама из столицы: "Тебе я доверяласьтак, как темстременам Мусаси.Не подаешь вестей ты – горько,весть пришлешь – ужасно!" Видя это, кавалер не знал, что делать от волненья. "Скажу тебе – не хорошо,не скажу – укоры...Мусаси стремена Слова «Мусаси стремена» здесь никакого особенного значения для смысла стихотворения не имеют. Кавалер лишь вновь повторяет тот образ, на котором были основаны и его приписка на конверте, и стихи дамы.
.Не в таких ли случаях и смертьуделом людей станет?" 13 В давние времена кавалер как-то попал в провинцию Митиноку. Жившей там даме показался ли он – житель столицы – редкостным что ли, только она сильно им увлеклась. И вот эта дама: "Вместо того, чтобы намот любви умирать,не лучше ли паройчервячков шелковичныхстать, хоть на миг?" Русскому читателю был бы несомненно более понятен образ «парой голубков», но, к сожалению, «голубками» не исчерпываются возможности сравнения двух любовников: японцам для этой цели служит образ двух червячков – самца и самки, обитающих в одном и том же шелковичном коконе. Два нежных тельца среди шелковистой оболочки, прильнувших друг к другу, – образ, пожалуй, не без основания взятый для подобного сравнения.
Даже стихи ее, и те отдавали деревней Вряд ли можно принимать всерьез это замечание автора: стихи уже не так плохи с японской точки зрения, хоть и принадлежат они деревенской красотке; к тому же и последующее ее стихотворение – так напоминающее по мотиву и характеру провансальскую «alba» – несомненно очень красиво и уместно.
.Но все же жалко стало что ли ему ее, – пошел он к ней и лег на ложе. Еще глубокой ночью он ушел, а дама: "Как настанет рассвет,вот, брошу тебя я лисе,гадкий петух!Слишком рано запел тыи дружка угнал моего". Так сказала она; кавалер же, собираясь уехать в столицу – "Если б сосна в Анэвана равнине Курихарачеловеком стала, –сказал бы ей: пойдем со мной,как вещь редкая, в столицу" Наоборот, стихотворение героя этого приключения значительно уступает стихам дамы. Смысл его определенно иронический: «Так же, как невозможно превращение той сосны в человека, немыслимо, чтобы и я хоть на мгновение помыслил о тягости разлуки с тобой и почувствовал желание взять тебя с собой».
. Так сказал он, и она в радости все повторяла: «Да он любил меня, любил» Автор, по всему видно, пристрастен к герою. Не может быть, чтоб дама – автор двух искусных стихотворений – не поняла смысла чужих стихов. Замечание это – все то же стремление выставить даму в смешном виде.
. 14 В давние времена кавалер в провинции Митиноку познакомился с дочерью одного незначительного человека, и, к его удивлению – она показалась ему совсем не такой, какою быть бы должна.Поэтому он: "Гора «Любовных мечтаний!»Ах, если б нашелсяпуть тайный к тебе...Хотел бы узнать ясердца тайны ее" «Сердца тайны ее» – т. е. дамы, выступающей в стихотворении в образе «Горы Любовных мечтаний».
. Дама была счастлива беспредельно, но... в таком варварском месте, – можно ли было что-либо сделать? Японские критики неизменно сопоставляют этот эпизод с предыдущим, указывая, что автор искусно хочет показать два типа женщины: обе, по-видимому, равные по положению, обе живут в глухой провинции, но одна – героиня предыдущего рассказа – будто бы чрезвычайно недалека, другая же – образец ума и чуткости. Она будто бы прекрасно сознавала, что отвечать столичному кавалеру бесцельно: еще, пожалуй, дождешься от него в конце концов стихотворения вроде: «если б сосна в Анэва» или в этом роде, – и предпочла молчать.
III 15 В давние времена жил человек по имени Ки Арицунэ. При дворе трех микадо последовательно служил он, и счастье по временам ему улыбалось, но потом свет изменился, времена пошли уже не те, и хуже, чем у людей простых, стала жизнь его. Был человек он с изящной душой, с тонким вкусом и не в пример прочим – не имел забот о существовании; был беден он, и все же сердцем оставался таким же, как и раньше, во времена лучшие, – забот о делах житейских не знал он. Жена, с которой сжился он за годы жизни, постепенно стала отходить от него, и, в конце концов монахинею став, к сестре старшей, уже раньше постригшееся, ушла.Хоть и не были их отношения очень близкими, но все ж теперь, когда ушла она, почувствовал он жалость; однако, беден будучи, не мог сделать всего того, что нужно было Согласно обычаю того времени, муж в подобных случаях обязан был одарить уходящую жену всем необходимым для ее будущей жизни в монастыре.
. В горе он своему другу, с которым поверяли они друг другу все, так написал: «Так и так... Теперь вот отпускаю ее я – и ничего, безделицы малейшей ей сделать не могу». И в письме: "Если бы по пальцамподсчитать те годы,что прошли у нас, –все десять повторивчетырежды будет". Друг этот, увидев это все, пожалел его и, отослав все, что нужно, вплоть до одежд ночных, сложил: "Если даже летдесять раз четыреждыпрошло с тех пор,сколько ж раз ей приходилосьв тебе опору находить?" Так он сказал, и Арицунэ к радости вдобавок Т. е. к выражению своей радости и благодарности добавил следующее стихотворение.
"Это что? Не та ли,крылатая – с небес одежда?Она, конечно!Тебе же – в одеяньеее преподнесли" Крылатая небесная одежда – образ отчасти мифологии, отчасти поэзии. Арицунэ так говорит об одеждах, присланных ему другом, ввиду того, что эти одежды были сделаны лично для последнего. «Преподнесли» – говорится о мастерах, преподнесших ему одежды по заказу друга.
. И, не будучи в силах сдержать свою радость, снова: "Что это – осень?Роса ли? Иль слезымои льются настолько,что их принимаюя за росу?" 16 В давние времена один, целыми месяцами не подававший вестей о себе, кавалер пришел посмотреть на вишни в цвету, – и хозяин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14