https://wodolei.ru/catalog/vanni/175x75/
"Любишь сильноиль нет, –спросить об этом трудно...Но жизнь, что знает хорошовсе обо мне, льет еще пуще..." Так сказал он, и тот, не успев даже взять дождевой плащ и шляпу, насквозь промокнув, второпях к ней прибежал. 107 В давние времена дама, ропща на сердце кавалера, – "Подымется ветер – всегдавздымаются волны, утес же –всегда поверх их.Рукаву ж моему – ни минуты,чтоб высохнуть, нет..." Скала, несмотря на все волны, остается сухой, рукав же дамы все время влажен от слез, льющихся беспрерывно благодаря жестокости кавалера.
Сказала... а кавалер, прослышав о том, что постоянно твердит она так, – "В том поле, где так многолягушек каждый вечерплачет, –вода все прибывает,хоть и нет дождя" Кавалер имеет в виду свои слезы, которые он будто бы льет неустанно из-за ее жестокости.
. 108 В давние времена кавалер своему другу, который потерял любимого человека, послал сказать: "И вот быстротечней,чем даже цветы,она оказалась...А кого из них – первымнужно любить, думал ты?" Кавалер хочет сказать, что его друг ошибся: он считал, что к цветам, так скоро осыпающимся, нужно относиться в первую очередь с любовью и нежностью. А вышло наоборот.
109 В давние времена жила дама, с которой кавалер в сношениях тайных находился. И вот от нее пришли слова: «Сегодня в ночь ты снился мне во сне», – на что кавалер: "То дух мой был,что отделилсяот любви избытка...Увидишь поздней ночьюеще – завяжи!" Верование того времени: при виде духа, привидения, которое могло быть душою человека, временно покинувшей его тело, увидевший спешил завязать подол своей исподней одежды; считалось, что этим путем можно вернуть душу обратно в тело и тем спасти человека от смерти.
110 В давние времена кавалер, как будто выражая свое соболезнование даме благородной, у которой умерла служанка, так сказал: "В старину, быть может,это и бывало, – я ж сегодняузнал только: можнолюбить того, ни разукого увидеть не пришлось". 111 В давние времена кавалер даме жестокой: "Люблю тебя – не станувновь я говорить...сама узнаешь, видя,как твой исподний шнурразвязываться станет!" Намек на поговорку – поверье того времени: если мужчина очень любит женщину, у той сами собой распускаются завязки ее нижнего платья.
А та в ответ: "Такого знака, чтобыисподняя шнуровкараспускалась, – нет.Уж лучше бы не прибегалк таким намекам вовсе!" Дама хочет сказать, что ему нечего и обращать ее внимание на такую возможность: этого не будет, потому что он ее вовсе не любит, а только так говорит.
112 В давние времена кавалер даме, с ним бывшей в нежном союзе и теперь изменившейся, молвил: "Дым, что разводит,соль в Сума добывая, рыбак –под ветра напоромсклонился туда,куда вовсе не думал!" 113 В давние времена кавалер, одиноким оставшись, – "Чтоб забыть в этой жизни,такой скоротечной, –столь же короткойдушой обладатьтогда нужно!" 114 В давние времена, когда микадо Нинна приезд свой совершил в Сэрикава, еще не бывший слишком старым кавалер, хоть и знал, что ныне это не к лицу ему, но, так как раньше при этом был он, прислуживал микадо, как сокольничий Т е. выполнял обязанности, которые обыкновенно лежали на юношах и которые раньше выполнял и он.
.На поле своей охотничьей одежды, где фигура цапли изображена была, он надписал: "Утеха старца то...не осуждайте люди!Охотничья одежда...«Сегодня только!» –поет ведь цапля та..." Кавалер хочет сказать, что так как жить ему, может быть, уже недолго, то он может позволить себе эту последнюю радость – послужить микадо, как встарь, в дни своей юности. «Сегодня только» – так, по мнению кавалера, кричат цапли, преследуемые соколом, зная, что им наступает конец.
Вид у государя был недовольный. Кавалер лишь о своем возрасте думал, а люди уже немолодые приняли, что ли, на свой счет Т. е. то место стихотворения, где говорится о крике цапли.
. 115 В давние времена в провинции Митиноку жили кавалер и дама. «В столицу отправляюсь», – сказал ей он. И эта дама, в печали сильной, хоть проводить его желала Т. е. устроить проводы, прощальную трапезу вдвоем.
и в местности, что зовут Миякодзима в Окинои, вином его угощая, сложила: "Печальней, чем сжечьв сильном пламени телосвое, здесь расстатьсяс тобой у самойМиякодзима!" Сказала она, и он, восхищенный, остался И немудрено – настолько искусно сделано это стихотворение, целиком построенное на игре слов-образов: Окинои – «сильное пламя» и собственное имя – общее название местности, где все это происходит; Миякодзима – название самых мест проводов и также – «остров столицы, столица». «У самой Миякодзима»– перед самым его отъездом в столицу.
. 116 В давние времена кавалер в скитаниях как-то дошел до провинции Митиноку. Оттуда в столицу, к той даме, которую любил, послал так сказать: "Деревья на побережьетех островков, что средь волн,виднеются там...Давно уж они предо мною,за время разлуки с тобою!" Сказать ей послал он, что во всем у него хорошо стало Комментаторская традиция хочет понимать эту приписку, может быть, даже и не принадлежащую самому произведению, в том смысле, что кавалер, до сего времени не оценивавший своей подруги по достоинству, теперь, в отдалении от нее, вновь загорелся к ней любовью.
. XVI 117 В давние времена микадо свой выезд совершить изволил в Сумиёси: "Даже я – и то долговижу тебя на берегах Сумиёси,принцесса сосна! Знаменитая в японской поэзии и легенде сосна.
А сколько веков уж всегопрошло за то время..." Т. е. с того момента, как она начала расти здесь.
И божество само появиться соизволило: "Не знаешь ты разве, что мыв близкой дружбе с тобой?Что с веков отдаленных – давноуж как стал ятвой род охранять?" «Ты» – этих стихов император, находящийся, следовательно, под особым покровительством божества. Все стихотворение носит благознаменательный характер, суля микадо долгую, как возраст этой сосны, жизнь.
XVII 118 В давние времена кавалер, долго вестей о себе не давая, даме сказал: «Забвенья на сердце нет у меня. К тебе я приду», – на что дама: "Так много стало нынедерев, вокруг которых вьешьсяты, о жемчуг-плющ!" Дама хочет сказать, что за время их разлуки кавалер успел уже столько раз сблизиться с другими женщинами. Эпитет «жемчуг» к слову плющ – частый украшающий эпитет в поэтическом языке.
Слова «тебя не брошу» –не радостны уж мне..." 119 В давние времена дама, глядя на предметы, оставленные, как память, кавалером, что ветрен был, – "Память твоя ныне Т. е. предметы, оставленные кавалером на память о себе.
врагом мне стала!Не будь ее, – имела бминуту я, когдатебя забыть могла бы..." 120 В давние времена кавалер полагал сначала, что дама еще опыт мирской не прошла, но, потом прослышав, что она в сношениях тайных с другим, – через некоторое время – "Если б поскореенастал тот праздник в Оми,праздник в Цукума!Посмотрел бы, сколько,жестокая, котлов с тобой" Недоумение читателя несомненно. Дело в том, что по обычаю того времени, как уверяют комментаторы, во время празднества в храмах указанной местности присутствовавшие женщины – члены этой общины – носили при себе столько котлов или сковород (набэ), сколько мужчин они знали в течение своей жизни. Кавалер, сначала считавший свою даму совершенно неопытной в делах любви и жестоко разочарованный в своем доверии, теперь ударяется в противоположную крайность, подозревая ее в многочисленных связях.
. 121 В давние времена кавалер, видя, как уходит из Умэцубо, под дождем промокая, некий человек, – "Ах, если б шляпа та,где соловей цветов узорывыткал, у меня была!Надеть домой тому я дал бы,кто, видно, мокнет под дождем..." А тот в ответ: "Шляпы тех, где выткалцветов узоры соловей, –я не хочу. Вот лучше –люби меня, и на огнелюбви твоей просохну!" Ответ, построенный на игре слов: омои – «любовь», а и (хи) означает, кроме того, «пламень, огонь». Стихотворение – достойный ответ на затрагивание, чуть насмешливое, кавалера.
122 В давние времена кавалер той даме, что верность нарушила, – "Ладонью зачерпнув, жемчужныеструи пью, что в Идэв Ямасиро текут...Без веры всякой нынесоюз с тобой наш стал!" «Причем здесь первые три строчки», – скажет недоуменный читатель. Дело опять объясняется игрой слов: таноми – «пить, зачерпнув ладонью», и, с другой стороны, – «вера, надежда». Отсюда все то, что стоит до слова «веры», – только лишь замысловатое введение – определение к слову таноми в его первом смысле, а последующее примыкает к нему же уже во втором смысле.
Сказал так, а она и ответа не дала. 123 В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, «Густой травой» называемой, жила, но только он сложил: "Если уйду яиз дома, где прожилмного годов, –еще более "густойтравы" – он полем станет!" А дама в ответ: "Если полем станет, –буду перепелкойплакать в поле я...Неужли на охотуты даже не придешь?" Так сказала она, и он, в восхищении, об уходе и думать перестал. 124 В давние времена кавалер, по-видимому, о чем-то думая, сложил: "Так и оставлю,никому не сказав,свои думы!Ведь нет никого,кто был бы со мною..." 125 В давние времена кавалер, страдая и в сердце своем полагая, что смерть ему приходит, – "Издавна слышаля о дороге, котороймы напоследок пойдем...Но что это будетвчера иль сегодня, – не думал..." «Но что это будет сегодня иль завтра», – сказали бы мы на месте автора-японца.
Н. И. Конрад«Исэ моногатари» Когда впервые знакомишься с произведением, носящим название «Исэ моногатари», то сразу же получается впечатление, что все оно слагается из ряда отрывков, совершенно законченных в своих пределах и друг от друга независимых. Количество их исчисляется в сто двадцать пять, хотя возможно насчитывать при иной редакции текста и, на один больше. При этом начинает казаться, что и самый порядок этих отрывков, их взаимное расположение также не играют особенной роли: один отрывок как будто может совершенно спокойно стать на место другого, без всякого ущерба и общему смыслу произведения, и характеру самой его композиции. И японская критика в общем подтверждает и то, и другое впечатление: она говорит о возможности – в течение исторического существования «повести» – различных вставок, перестановок, касающихся не только отдельных фраз, но и самых отрывков в целом. Здесь не место, конечно, обсуждать с русским читателем эти вопросы, почему я и постараюсь подойти к «Исэ моногатари» с той стороны, которая представляется, как мне кажется, важной для его истинного понимания.Начнем с анализа структуры каждого отдельного отрывка. Вопрос этот важен именно потому, что отрывок и претендует, и действительно играет самостоятельную в композиционном смысле роль. Каждый из них состоит из двух частей – прозаической и стихотворной. Обычно сначала идет проза – более или менее длительное накопление прозаических фраз, затем – стихотворение, и, если отрывок короток, на этом все кончается, и лишь в более развитых эпизодах вслед за стихотворением идет еще новый прозаический элемент. В особо длинных отрывках после первоначальных фраз прозы идет стихотворение, чередующееся с прозой; их может быть несколько, причем прозаическая часть предшествует и заканчивает собою каждые из этих стихотворений. Таковы три типа отрывков. Самостоятельность их в композиционном смысле достигается различными приемами, из которых наиболее существенны два: в начале каждого отрывка стоит слово «мукаси» – русское «в давние времена», за которым следует обычно главное подлежащее всего последующего – слово «отоко» – «кавалер»; этими словами зачеркивается всякая формальная и реальная связь с предыдущим. Самостоятельность отрывка по отношению к последующему достигается иным приемом: последний раздел отрывка заключает в себе такое выражение сказуемости, которое грамматически и стилистически знаменует собою полную исчерпанность всего содержания, всю возможность такой сказуемости. Этот технический прием проходит сквозь все отрывки и делает их в морфологическом смысле совершенно независимыми друг от друга. Связь, если она и существует, приходится искать уже в ином месте, в смысловых соотношениях.Очень многие из ученых японцев – исследователей «Исэ моногатари» считали и считают, что центр тяжести в каждом отдельном отрывке лежит в его стихотворной части. Ведь стихотворения обязательно входят в состав каждого из них и как будто являются самым значительным элементом всего целого. Если это так, продолжает эта теория, то «Исэ моногатари» следует считать не «повестью», но книгою стихов, собранием ряда стихотворений, снабженных вводными замечаниями, попутными примечаниями и объяснениями, долженствующими облегчить читателю проникновение в истинный смысл каждого стихотворения, разъяснив, при каких обстоятельствах, по какому поводу, в какой обстановке было оно создано. Вся прозаическая часть «Исэ моногатари» при таком взгляде не более, как пояснительные ремарки. При таком взгляде, конечно, падает вся ценность произведения, так как большинство его стихотворений размещено в различных поэтических антологиях того века, где многие из них также имеют свои, действительно объясняющие, ремарки. Все отличие «Исэ моногатари» от этих мест заключается, следовательно, только в большом развитии этих пояснительных примечаний. Этим, на мой взгляд, уничтожается всякая художественная самостоятельность «повести» как особого произведения. Однако великая слава именно «повести», неизменно сопутствовавшая ей за все время ее существования, сама по себе опровергает такое мнение. «Исэ моногатари» – не сборник стихов, но вполне самодовлеющее художественное произведение, как нельзя лучше представляющее собою Хэйан в его подлинной сущности: оно дает нам не картину быта, уклада, не философию, но является художественным адекватом своей эпохи. И в этом его ценность и непререкаемое значение. Сквозь эту призму может выясниться и композиционная сущность отрывков в отношении их двух составных частей – прозы и стихотворения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Сказала... а кавалер, прослышав о том, что постоянно твердит она так, – "В том поле, где так многолягушек каждый вечерплачет, –вода все прибывает,хоть и нет дождя" Кавалер имеет в виду свои слезы, которые он будто бы льет неустанно из-за ее жестокости.
. 108 В давние времена кавалер своему другу, который потерял любимого человека, послал сказать: "И вот быстротечней,чем даже цветы,она оказалась...А кого из них – первымнужно любить, думал ты?" Кавалер хочет сказать, что его друг ошибся: он считал, что к цветам, так скоро осыпающимся, нужно относиться в первую очередь с любовью и нежностью. А вышло наоборот.
109 В давние времена жила дама, с которой кавалер в сношениях тайных находился. И вот от нее пришли слова: «Сегодня в ночь ты снился мне во сне», – на что кавалер: "То дух мой был,что отделилсяот любви избытка...Увидишь поздней ночьюеще – завяжи!" Верование того времени: при виде духа, привидения, которое могло быть душою человека, временно покинувшей его тело, увидевший спешил завязать подол своей исподней одежды; считалось, что этим путем можно вернуть душу обратно в тело и тем спасти человека от смерти.
110 В давние времена кавалер, как будто выражая свое соболезнование даме благородной, у которой умерла служанка, так сказал: "В старину, быть может,это и бывало, – я ж сегодняузнал только: можнолюбить того, ни разукого увидеть не пришлось". 111 В давние времена кавалер даме жестокой: "Люблю тебя – не станувновь я говорить...сама узнаешь, видя,как твой исподний шнурразвязываться станет!" Намек на поговорку – поверье того времени: если мужчина очень любит женщину, у той сами собой распускаются завязки ее нижнего платья.
А та в ответ: "Такого знака, чтобыисподняя шнуровкараспускалась, – нет.Уж лучше бы не прибегалк таким намекам вовсе!" Дама хочет сказать, что ему нечего и обращать ее внимание на такую возможность: этого не будет, потому что он ее вовсе не любит, а только так говорит.
112 В давние времена кавалер даме, с ним бывшей в нежном союзе и теперь изменившейся, молвил: "Дым, что разводит,соль в Сума добывая, рыбак –под ветра напоромсклонился туда,куда вовсе не думал!" 113 В давние времена кавалер, одиноким оставшись, – "Чтоб забыть в этой жизни,такой скоротечной, –столь же короткойдушой обладатьтогда нужно!" 114 В давние времена, когда микадо Нинна приезд свой совершил в Сэрикава, еще не бывший слишком старым кавалер, хоть и знал, что ныне это не к лицу ему, но, так как раньше при этом был он, прислуживал микадо, как сокольничий Т е. выполнял обязанности, которые обыкновенно лежали на юношах и которые раньше выполнял и он.
.На поле своей охотничьей одежды, где фигура цапли изображена была, он надписал: "Утеха старца то...не осуждайте люди!Охотничья одежда...«Сегодня только!» –поет ведь цапля та..." Кавалер хочет сказать, что так как жить ему, может быть, уже недолго, то он может позволить себе эту последнюю радость – послужить микадо, как встарь, в дни своей юности. «Сегодня только» – так, по мнению кавалера, кричат цапли, преследуемые соколом, зная, что им наступает конец.
Вид у государя был недовольный. Кавалер лишь о своем возрасте думал, а люди уже немолодые приняли, что ли, на свой счет Т. е. то место стихотворения, где говорится о крике цапли.
. 115 В давние времена в провинции Митиноку жили кавалер и дама. «В столицу отправляюсь», – сказал ей он. И эта дама, в печали сильной, хоть проводить его желала Т. е. устроить проводы, прощальную трапезу вдвоем.
и в местности, что зовут Миякодзима в Окинои, вином его угощая, сложила: "Печальней, чем сжечьв сильном пламени телосвое, здесь расстатьсяс тобой у самойМиякодзима!" Сказала она, и он, восхищенный, остался И немудрено – настолько искусно сделано это стихотворение, целиком построенное на игре слов-образов: Окинои – «сильное пламя» и собственное имя – общее название местности, где все это происходит; Миякодзима – название самых мест проводов и также – «остров столицы, столица». «У самой Миякодзима»– перед самым его отъездом в столицу.
. 116 В давние времена кавалер в скитаниях как-то дошел до провинции Митиноку. Оттуда в столицу, к той даме, которую любил, послал так сказать: "Деревья на побережьетех островков, что средь волн,виднеются там...Давно уж они предо мною,за время разлуки с тобою!" Сказать ей послал он, что во всем у него хорошо стало Комментаторская традиция хочет понимать эту приписку, может быть, даже и не принадлежащую самому произведению, в том смысле, что кавалер, до сего времени не оценивавший своей подруги по достоинству, теперь, в отдалении от нее, вновь загорелся к ней любовью.
. XVI 117 В давние времена микадо свой выезд совершить изволил в Сумиёси: "Даже я – и то долговижу тебя на берегах Сумиёси,принцесса сосна! Знаменитая в японской поэзии и легенде сосна.
А сколько веков уж всегопрошло за то время..." Т. е. с того момента, как она начала расти здесь.
И божество само появиться соизволило: "Не знаешь ты разве, что мыв близкой дружбе с тобой?Что с веков отдаленных – давноуж как стал ятвой род охранять?" «Ты» – этих стихов император, находящийся, следовательно, под особым покровительством божества. Все стихотворение носит благознаменательный характер, суля микадо долгую, как возраст этой сосны, жизнь.
XVII 118 В давние времена кавалер, долго вестей о себе не давая, даме сказал: «Забвенья на сердце нет у меня. К тебе я приду», – на что дама: "Так много стало нынедерев, вокруг которых вьешьсяты, о жемчуг-плющ!" Дама хочет сказать, что за время их разлуки кавалер успел уже столько раз сблизиться с другими женщинами. Эпитет «жемчуг» к слову плющ – частый украшающий эпитет в поэтическом языке.
Слова «тебя не брошу» –не радостны уж мне..." 119 В давние времена дама, глядя на предметы, оставленные, как память, кавалером, что ветрен был, – "Память твоя ныне Т. е. предметы, оставленные кавалером на память о себе.
врагом мне стала!Не будь ее, – имела бминуту я, когдатебя забыть могла бы..." 120 В давние времена кавалер полагал сначала, что дама еще опыт мирской не прошла, но, потом прослышав, что она в сношениях тайных с другим, – через некоторое время – "Если б поскореенастал тот праздник в Оми,праздник в Цукума!Посмотрел бы, сколько,жестокая, котлов с тобой" Недоумение читателя несомненно. Дело в том, что по обычаю того времени, как уверяют комментаторы, во время празднества в храмах указанной местности присутствовавшие женщины – члены этой общины – носили при себе столько котлов или сковород (набэ), сколько мужчин они знали в течение своей жизни. Кавалер, сначала считавший свою даму совершенно неопытной в делах любви и жестоко разочарованный в своем доверии, теперь ударяется в противоположную крайность, подозревая ее в многочисленных связях.
. 121 В давние времена кавалер, видя, как уходит из Умэцубо, под дождем промокая, некий человек, – "Ах, если б шляпа та,где соловей цветов узорывыткал, у меня была!Надеть домой тому я дал бы,кто, видно, мокнет под дождем..." А тот в ответ: "Шляпы тех, где выткалцветов узоры соловей, –я не хочу. Вот лучше –люби меня, и на огнелюбви твоей просохну!" Ответ, построенный на игре слов: омои – «любовь», а и (хи) означает, кроме того, «пламень, огонь». Стихотворение – достойный ответ на затрагивание, чуть насмешливое, кавалера.
122 В давние времена кавалер той даме, что верность нарушила, – "Ладонью зачерпнув, жемчужныеструи пью, что в Идэв Ямасиро текут...Без веры всякой нынесоюз с тобой наш стал!" «Причем здесь первые три строчки», – скажет недоуменный читатель. Дело опять объясняется игрой слов: таноми – «пить, зачерпнув ладонью», и, с другой стороны, – «вера, надежда». Отсюда все то, что стоит до слова «веры», – только лишь замысловатое введение – определение к слову таноми в его первом смысле, а последующее примыкает к нему же уже во втором смысле.
Сказал так, а она и ответа не дала. 123 В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, «Густой травой» называемой, жила, но только он сложил: "Если уйду яиз дома, где прожилмного годов, –еще более "густойтравы" – он полем станет!" А дама в ответ: "Если полем станет, –буду перепелкойплакать в поле я...Неужли на охотуты даже не придешь?" Так сказала она, и он, в восхищении, об уходе и думать перестал. 124 В давние времена кавалер, по-видимому, о чем-то думая, сложил: "Так и оставлю,никому не сказав,свои думы!Ведь нет никого,кто был бы со мною..." 125 В давние времена кавалер, страдая и в сердце своем полагая, что смерть ему приходит, – "Издавна слышаля о дороге, котороймы напоследок пойдем...Но что это будетвчера иль сегодня, – не думал..." «Но что это будет сегодня иль завтра», – сказали бы мы на месте автора-японца.
Н. И. Конрад«Исэ моногатари» Когда впервые знакомишься с произведением, носящим название «Исэ моногатари», то сразу же получается впечатление, что все оно слагается из ряда отрывков, совершенно законченных в своих пределах и друг от друга независимых. Количество их исчисляется в сто двадцать пять, хотя возможно насчитывать при иной редакции текста и, на один больше. При этом начинает казаться, что и самый порядок этих отрывков, их взаимное расположение также не играют особенной роли: один отрывок как будто может совершенно спокойно стать на место другого, без всякого ущерба и общему смыслу произведения, и характеру самой его композиции. И японская критика в общем подтверждает и то, и другое впечатление: она говорит о возможности – в течение исторического существования «повести» – различных вставок, перестановок, касающихся не только отдельных фраз, но и самых отрывков в целом. Здесь не место, конечно, обсуждать с русским читателем эти вопросы, почему я и постараюсь подойти к «Исэ моногатари» с той стороны, которая представляется, как мне кажется, важной для его истинного понимания.Начнем с анализа структуры каждого отдельного отрывка. Вопрос этот важен именно потому, что отрывок и претендует, и действительно играет самостоятельную в композиционном смысле роль. Каждый из них состоит из двух частей – прозаической и стихотворной. Обычно сначала идет проза – более или менее длительное накопление прозаических фраз, затем – стихотворение, и, если отрывок короток, на этом все кончается, и лишь в более развитых эпизодах вслед за стихотворением идет еще новый прозаический элемент. В особо длинных отрывках после первоначальных фраз прозы идет стихотворение, чередующееся с прозой; их может быть несколько, причем прозаическая часть предшествует и заканчивает собою каждые из этих стихотворений. Таковы три типа отрывков. Самостоятельность их в композиционном смысле достигается различными приемами, из которых наиболее существенны два: в начале каждого отрывка стоит слово «мукаси» – русское «в давние времена», за которым следует обычно главное подлежащее всего последующего – слово «отоко» – «кавалер»; этими словами зачеркивается всякая формальная и реальная связь с предыдущим. Самостоятельность отрывка по отношению к последующему достигается иным приемом: последний раздел отрывка заключает в себе такое выражение сказуемости, которое грамматически и стилистически знаменует собою полную исчерпанность всего содержания, всю возможность такой сказуемости. Этот технический прием проходит сквозь все отрывки и делает их в морфологическом смысле совершенно независимыми друг от друга. Связь, если она и существует, приходится искать уже в ином месте, в смысловых соотношениях.Очень многие из ученых японцев – исследователей «Исэ моногатари» считали и считают, что центр тяжести в каждом отдельном отрывке лежит в его стихотворной части. Ведь стихотворения обязательно входят в состав каждого из них и как будто являются самым значительным элементом всего целого. Если это так, продолжает эта теория, то «Исэ моногатари» следует считать не «повестью», но книгою стихов, собранием ряда стихотворений, снабженных вводными замечаниями, попутными примечаниями и объяснениями, долженствующими облегчить читателю проникновение в истинный смысл каждого стихотворения, разъяснив, при каких обстоятельствах, по какому поводу, в какой обстановке было оно создано. Вся прозаическая часть «Исэ моногатари» при таком взгляде не более, как пояснительные ремарки. При таком взгляде, конечно, падает вся ценность произведения, так как большинство его стихотворений размещено в различных поэтических антологиях того века, где многие из них также имеют свои, действительно объясняющие, ремарки. Все отличие «Исэ моногатари» от этих мест заключается, следовательно, только в большом развитии этих пояснительных примечаний. Этим, на мой взгляд, уничтожается всякая художественная самостоятельность «повести» как особого произведения. Однако великая слава именно «повести», неизменно сопутствовавшая ей за все время ее существования, сама по себе опровергает такое мнение. «Исэ моногатари» – не сборник стихов, но вполне самодовлеющее художественное произведение, как нельзя лучше представляющее собою Хэйан в его подлинной сущности: оно дает нам не картину быта, уклада, не философию, но является художественным адекватом своей эпохи. И в этом его ценность и непререкаемое значение. Сквозь эту призму может выясниться и композиционная сущность отрывков в отношении их двух составных частей – прозы и стихотворения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14