Блисс с тревогой смотрела на продукты перед собой и явно не знала, с чего начать. У Фоллом подобных сомнений не было. Она жадно и с явным одобрением выпила виноградный сок, а затем съела рыбу и картофель. При этом она собиралась пользоваться пальцами, но Блисс вручила ей большую ложку с зубчиками, которой можно было пользоваться как вилкой.
Пилорат удовлетворенно улыбнулся и начал с яиц.
Тревиз, сказав: – Вспомним, какой вкус имеют настоящие яйца, – последовал его примеру.
Хироко, забыв о своем завтраке, с восторгом смотрела как едят другие (даже Блисс начала в конце концов есть с явным удовольствием), а потом сказала:
– Все хорошо?
– Да, – ответил Тревиз. – По-видимому, на острове нет нехватки продуктов… Или же вы дали нам больше, чем едите сами, просто из вежливости?
Хироко внимательно выслушала его и, похоже, уловила смысл, потому что ответила:
– Нет, нет, уважаемый сэр. Наша земля щедра, а наше море еще более. Наши утки дают яйца, наши коровы – сыр и молоко. А это из нашего зерна. Кроме того, наше море полно бесчисленных видов рыбы, в огромных количествах. Вся Империя могла бы есть за нашим столом, и в море еще осталась бы рыба.
Тревиз постарался скрыть улыбку. Эта юная альфанка не имела ни малейшего понятия об истинных размерах Галактики.
– Хорошо, – сказал он. – Вы называете свой остров Новой Землей. В таком случае, где находится Старая Земля?
Она изумленно уставилась на него.
– Ты сказал Старая Земля? Прошу прощения, уважаемый сэр, я не понимаю тебя.
– Прежде чем здесь появилась Новая Земля, – сказал Тревиз, – твой народ должен был жить где-то в другом месте. Где было это место, из которого вы пришли?
– Я ничего не знаю об этом, уважаемый сэр, – серьезно ответила она. – Я провела здесь всю жизнь, так же как мои мать и бабка. И я не сомневаюсь, что мои пра- и пра-пра-бабки тоже жили здесь. Никакой другой земли я не знаю.
– Но ведь ты говоришь об этой земле, как о НОВОЙ, – не сдавался Тревиз. – Почему ты называешь ее так?
– Потому, уважаемый сэр, – вежливо ответила она, – что так называют ее все, а женщине не пристало идти против всех.
– Но это НОВАЯ и, следовательно, более поздняя Земля. Должна быть СТАРАЯ Земля, ранняя, по которой названа эта. Каждое утро начинается новый день, и это подразумевает, что раньше был старый день. Неужели ты не понимаешь, что должно быть так?
– Нет, уважаемый сэр. Я знаю только как называется эта земля. Ничего больше я не знаю и не буду с тобой обсуждать, потому что ты говоришь очень много, а мы называем таких спорщиками. Я не хотела тебя обидеть.
Тревиз покачал головой, чувствуя, что проиграл.


77

Наклонившись к Пилорату, Тревиз прошептал:
– Куда бы мы ни пришли и что бы ни сделали, информации мы не получаем.
– Мы знаем, где находится Земля, так что какая разница? – сказал Пилорат, едва заметно шевеля губами.
– Я хочу узнать что-нибудь здесь.
– Она очень молода и едва ли ее можно назвать хранителем информации.
Тревиз задумался, потом кивнул.
– Верно, Яков. – Он повернулся к Хироко и сказал: – Мисс Хироко, вы не спросили нас, почему мы прибыли на вашу землю.
Хироко потупила глаза и ответила:
– Невежливо было делать это, пока вы ели и отдыхали, уважаемый сэр.
– Но сейчас мы поели, а отдыхали мы не так давно, поэтому я расскажу тебе, зачем мы прибыли к вам. Мой друг – доктор Пилорат – ученый с нашего мира. Он мифолог. Ты знаешь, что это значит?
– Нет, уважаемый сэр, не знаю.
– Он изучает древние истории, которые рассказывают на разных мирах. Древние истории называются мифами и легендами и интересуют доктора Пилората. Есть ли на Новой Земле кто-нибудь, знающий древние истории этого мира?
Хироко задумалась, слегка наморщив лоб. Затем сказала:
– Сама я не знаю ничего, но у нас есть старик, который любит рассказывать о прошлых днях. Где он узнал это, я не знаю, и мне кажется, что он берет свои рассказы из воздуха, или слышал их от других, поступавших так же. Возможно, это то, что хочет услышать твой спутник, но я не хочу вводить тебя в заблуждение. По-моему, – она огляделась по сторонам, как бы боясь, что их подслушают, – этот старик просто болтун, хотя многие любят слушать его.
Тревиз кивнул.
– Его болтовня именно то, что нам надо. Можешь ли ты отвести моего друга к этому старику…
– Он называет себя Моноли…
– …значит, к Моноли. Как по-твоему, захочет этот Моноли поговорить с моим другом?
– Захочет ли он говорить? – презрительно спросила Хироко. – Тебе лучше спросить, захочет ли он перестать говорить. Он только мужчина, и если позволят, будет говорить до самой ночи, без остановок. Я не хотела обидеть тебя.
– Никакой обиды. Так ты отведешь моего друга к Моноли?
– Это может сделать кто угодно и в любое время. Этот старик всегда дома и всегда рад слушателю.
– А может, найдется какая-нибудь пожилая женщина, которая согласится прийти и посидеть с мадам Блисс? Она опекает этого ребенка и потому не сможет очень много ходить. Ей будет приятно пообщаться, ведь женщины, как известно, любят…
– Поболтать? – сказала Хироко, явно забавляясь. – Почему бы и нет, хотя я заметила, что мужчины обычно большие болтуны. Когда они возвращаются с рыбалки, то соперничают друг с другом, рассказывая истории о своих уловах. Никто этому не верит, но это им не мешает. Впрочем, я тоже заболталась… У моей матери есть подруга, одна из тех, кого я вижу сейчас через окно, и она останется с мадам Блисс, но прежде отведет твоего друга, уважаемого доктора, к старому Моноли. Если твой друг будет слушать так же жадно, как Моноли говорить, едва ли тебе удастся разделить их в этой жизни. Ты позволишь мне на минуту удалиться?
Когда она ушла, Тревиз повернулся к Пилорату и сказал:
– Попробуйте вытянуть все, что возможно из этого старика, а вы, Блисс, проделайте то же самое с той, которая останется с вами. Все, что удастся узнать о Земле.
– А вы? – спросила Блисс. – Что будете делать вы?
– Я останусь с Хироко и попытаюсь найти третий источник знаний.
Блисс улыбнулась.
– О, да. Пил будет с этим стариком, я со старухой, а вы останетесь с этой привлекательно раздетой молодой женщиной. Вполне разумное разделение труда.
– Так уж получилось, Блисс, что это разумно.
– Однако, мне кажется, что вы вовсе не подавлены этим разделением.
– Нет. А почему я должен быть им подавлен?
– Действительно, почему?
Хироко вернулась и снова села.
– Все улажено. Уважаемого доктора Пилората отведут к Моноли, а уважаемая мадам Блисс вместе с ребенком получит спутницу. Будет ли мне позволено, уважаемый сэр Тревиз, продолжить разговор с тобой, возможно, о Старой Земле, о которой ты столько…
– Болтал? – подсказал Тревиз.
– Нет, – смеясь ответила Хироко. – Но ты здорово поддел меня. До сих пор я вела себя невежливо, отвечая на вопросы таким образом. Я с радостью исправлю это.
– Мисс Хироко, – сказал Тревиз, – я не заметил невежливости, но если ты почувствуешь себя лучше, я с радостью поговорю с тобой.
– Хорошо сказано. Благодарю тебя, – произнесла Хироко, вставая.
Тревиз тоже встал.
– Блисс, – сказал он, – проследите, чтобы Пил был в безопасности.
– Положитесь на меня. Что касается вас, то у вас имеется… – Она кивком указала на его кобуры.
– Не думаю, что они мне понадобятся, – ответил Тревиз.
Следом за Хироко он вышел из столовой. Солнце было высоко в небе, и температура поднялась. Как обычно он чувствовал запах другого мира. Тревиз помнил, что на Компореллоне он был слабый, на Авроре слегка затхлый, а на Солярии восхитительный. (На Мельпомении они были в космических скафандрах, и единственным запахом, который могли почувствовать, был запах собственного тела). Как бы там ни было, через несколько часов, когда осмотические центры носа насытятся, он должен был исчезнуть.
Здесь, на Альфе, из-за теплого солнца запах имел травяной привкус, и Тревиз огорчился, зная, что скоро исчезнет и он.
Вскоре они подошли к маленькому зданию, которое казалось построенным из бледно-розового гипса.
– Это мой дом, – сказала Хироко. – Он принадлежит младшей сестре моей матери.
Она вошла, предлагая Тревизу последовать за ней. Он заметил, что дверь открыта, хотя, точнее было бы сказать, что ее не было вообще.
– Что вы делаете, когда идет дождь? – спросил Тревиз.
– Мы бываем готовы к нему. Дождь будет через два дня за три часа до рассвета, когда прохладно, и вода лучше всего промочит почву. Тогда я закрою дверь тяжелым и не пропускающим воду занавесом.
Говоря, она показала, как сделает это. Занавес был сшит из плотного, похожего на брезент материала.
– Сейчас я оставлю его так, – продолжала она, – и все будут знать, что я внутри, и тревожить меня нельзя: я либо сплю, либо занимаюсь важными делами.
– Это не кажется мне достаточной защитой уединения.
– Почему? Ведь вход закрыт.
– Но кто угодно может войти вовнутрь.
– Пренебрегая желаниями хозяина? – Хироко была шокирована. – Так делают на твоем мире? Это варварский обычай.
Тревиз усмехнулся.
– Я просто спросил.
Она провела его во вторую комнату, где после ее приглашения он сел в надувное кресло. Было что-то клаустрофобическое в небольших размерах и пустоте комнаты, но дом казался построенным для уединения и отдыха. Окна были маленькими и располагались у потолка, но по стенам были старательно выложены узоры из осколков зеркал, которые отражали свет в разные стороны. В полу были щели, из которых дул прохладный ветерок. Тревиз не заметил никаких признаков искусственного освещения и подумал, что не удивится, узнав, что альфанцы встают на рассвете, а ложатся на закате.
Он уже хотел спросить об этом, но Хироко заговорила первой:
– Мадам Блисс твоя женщина?
Тревиз осторожно уточнил:
– Ты имеешь в виду – сексуальный партнер?
Хироко покраснела.
– Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора.
– Нет, она женщина моего ученого друга.
– Но ты же моложе и более хорош собой.
– Спасибо за эти слова, но Блисс так не считает. Она любит доктора Пилората гораздо больше, чем меня.
– Это меня удивляет. И он не делится с тобой?
– Я не просил его об этом, но уверен, что он не согласится. Да и я не хочу этого.
Хироко кивнула.
– Понимаю. Этот ее зад…
– Ее зад?
– Ну, ты знаешь… Это. – И она похлопала по своим изящным ягодицам.
– Ах это! Теперь я понял. Да, таз у Блисс весьма хорошо развит. – Он сделал округлый жест руками и подмигнул. Хироко рассмеялась.
– И все же, – сказал Тревиз, – очень многие мужчины предпочитают эту разновидность фигуры.
– Я не могу в это поверить. Наверняка это должны быть обжоры, для которых удовольствие в умеренности. Неужели ты больше бы думал обо мне, если бы мои груди были массивными и раскачивающимися, а соски их смотрели в землю? Правда, я видела таких, но не заметила, чтобы за ними ходили толпы мужчин. Эти бедные женщины были так огорчены необходимостью скрывать свое уродство… как мадам Блисс…
– Такие чрезмерные размеры меня не привлекают, хотя я уверен, что Блисс скрывает свои груди не из-за их несовершенства.
– Значит, мое лицо и формы не вызывают у тебя отвращения?
– Для этого я должен быть безумцем. Ты прекрасна.
– А как ты получаешь удовольствие на своем корабле, перелетая от одного мира к другому?.. Мадам Блисс отказывает тебе?
– Я ничего не делаю, Хироко, и это имеет свои неудобства, но мы, путешествующие в космосе, хорошо знаем, что бывает время, когда мы должны обходиться безо всего. Мы наверстываем это в другое время.
– Если это неудобство, как его можно избежать?
– Я чувствую себя гораздо неудобнее, обсуждая с тобой эту тему. С моей стороны будет невежливо подсказывать тебе решение этого вопроса.
– А будет ли невежливостью с моей стороны, если его предложу я?
– Это будет целиком зависеть от природы предложения.
– Я предлагаю, чтобы мы получили удовольствие друг от друга.
– Ты привела меня сюда, чтобы сделать это?
С довольной улыбкой Хироко ответила:
– Да. Это и мой долг, как хозяйки, и мое желание.
– В таком случае я признаю, что это и мое желание. Я очень обязан тебе и… э… с радостью доставлю тебе удовольствие.

XVIII. Музыкальный фестиваль



78

Ленч был в той же столовой, где они завтракали. Она была полна альфанцев, и вместе с ними сидели Тревиз и Пилорат, принятые очень хорошо. Блисс и Фоллом ели отдельно, более-менее уединенно, в маленькой пристройке.
Были поданы несколько сортов рыбы вместе с супом, в котором плавали куски мяса, которые могли быть вареной козлятиной. Булки хлеба были порезаны ломтиками и намазаны маслом и вареньем. Салат принесли в конце, а десерта не было вовсе, хотя фруктовые соки наливались из, казалось, неистощимых кувшинов. Людям Основания приходилось быть умеренными после обильного завтрака, но все остальные ели свободно.
– Как они ухитряются не становиться толстыми? – удивленно прошептал Пилорат.
Тревиз пожал плечами.
– Вероятно, помогает большое количество физического труда.
Это было общество, в котором поведение за едой явно не имело значения. Вокруг царил смешанный гул голосов, смех и стук по столу толстыми, явно небьющимися чашками. Женщины вели себя так же громко и грубо, как мужчины, отличаясь от них только высокими голосами.
Пилорат вздрагивал, но Тревиз, который сейчас (по крайней мере временно) не испытывал неудобства, о котором говорил Хироко, чувствовал себя расслабленно и благодушно.
– В конце концов, это имеет и приятные стороны, – сказал он. – Эти люди выглядят вполне довольными жизнью и имеют всего несколько забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57