Однако Бэндер игнорировал вопрос, точнее беззаботно отмахнулся от него.
– Это слишком долгая история, – сказал он. – Вы говорили, что пришли без враждебности.
– Это правда.
– Тогда почему вы вооружены?
– Это просто предосторожность. Я не знал, что могу здесь встретить.
– Это неважно. Ваше слабое оружие не представляет для меня опасности. И все же мне интересно. Конечно, я много слышал о вашем оружии, и о вашем увлечении варварской истории, похоже, всецело зависящей от него. Однако, я никогда не видел его. Можно взглянуть на ваше?
Тревиз сделал шаг назад.
– Боюсь, что нет, Бэндер.
Тот, казалось, удивился.
– Я спросил только из вежливости. Нужно было вообще не спрашивать.
Он вытянул руку, и из правой кобуры Тревиза поднялся бластер, а из левой – нейронный хлыст. Тревиз схватился за оружие, но почувствовал, что его руки отводят назад как будто крепкие эластичные путы. И Пилорат и Блисс шагнули вперед, и видно было, что их что-то держит.
– Не пробуйте вмешиваться, – сказал Бэндер. – Вы не сможете. – Оружие подлетело к его рукам, и он внимательно оглядел его. – Это, – сказал он, указывая на бластер, – похоже на микроволновой излучатель, который производит тепло, взрывающее любое тело, содержащее жидкость. Второй более утончен и, должен признать, с первого взгляда я не понял его назначения. Однако, поскольку вы не собираетесь причинять вреда, вам не нужно оружие. Я могу убрать – и уберу – всю энергию, содержащуюся в зарядниках. Это сделает их безвредными, конечно, если вы не решите воспользоваться ими как дубиной, для чего они только и будут пригодны.
Солярианин выпустил оружие, и оно вновь проследовало по воздуху, на этот раз к Тревизу, и заняло свои места в кобурах.
Тревиз, почувствовав себя свободным, вынул бластер, но проверять было незачем. Зарядник явно был совершенно пуст. То же самое было и с нейронным хлыстом.
Он посмотрел на Бэндера, а тот, улыбаясь, сказал:
– Вы совершенно беспомощны, пришельцы. Если бы захотел, я легко мог бы уничтожить ваш корабль и, конечно, вас.

XI. Под землей



47

Тревиз замер. Стараясь не сбить дыхания, он повернулся и посмотрел на Блисс.
Она стояла, обхватив Пилората за талию, как будто защищая его и, судя по внешнему виду, была совершенно спокойна. Слегка улыбнувшись, она кивнула.
Тревиз вновь повернулся к Бэндеру. Расценив поведение Блисс как выражение уверенности и надеясь, что не ошибся, он мрачно сказал:
– Как вы сделали это, Бэндер?
Тот улыбнулся, настроение его явно улучшилось.
– Скажите мне, маленькие пришельцы, вы верите в колдовство? В магию?
– Нет, не верим, маленький солярианин, – огрызнулся Тревиз.
Блисс дернула его за рукав и прошептала:
– Не злите его. Он опасен.
– Это я вижу, – сказал Тревиз, с трудом сохраняя голос пониженным. – Сделайте что-нибудь.
Едва слышно она ответила:
– Не сейчас. Он станет менее опасен, если почувствует себя в безопасности.
Бэндер не обратил внимания на перешептывание пришельцев. Он беззаботно повернулся и пошел обратно. Роботы разошлись, чтобы пропустить его.
Потом он обернулся и вяло поманил пальцем.
– Идите. За мной. Все трое. Я расскажу вам историю, которая, может, не заинтересует вас, но которая интересует меня. – Он не спеша шел дальше.
Тревиз остался стоять, неуверенный, как лучше себя вести, однако Блисс шагнула вперед и давление ее руки толкнуло Пилората следом. Видя это, Тревиз тоже двинулся – альтернативой было остаться одному с роботами.
Блисс тихо сказала:
– Если Бэндер, как он сказал, будет рассказывать историю, которая не интересует нас…
Бэндер повернулся и посмотрел на Блисс, как будто только что заметил ее.
– Вы – женщина-получеловек, – сказал он. – Верно? Меньше половины?
– Да, меньше половины, Бэндер.
– Значит, другие двое – мужчины-полулюди?
– Да.
– У вас уже есть дети, женщина?
– Бэндер, меня зовут Блисс. Детей у меня пока нет. Это Тревиз, а это Пил.
– А который из этих двух мужчин помогает тебе, когда приходит твое время? А может оба? Или никто?
– Мне помогает Пил, Бэндер.
Солярианин переключил свое внимание на Пилората.
– Я вижу, у вас седые волосы.
– Верно, – ответил Пилорат.
– Они всегда имели такой цвет?
– Нет, Бэндер, они стали такими с возрастом.
– А сколько вам лет?
– Пятьдесят два года, – сказал Пилорат, затем поспешно добавил: – Стандартных Галактических года.
Бэндер продолжал шагать (к далекому особняку, подумал Тревиз), но более медленно.
– Не знаю, какой длины стандартный галактический год, но вряд ли он сильно отличается от нашего года. А сколько вам будет лет, Пил, когда вы умрете?
– Не знаю. Я могу прожить еще лет тридцать.
– Значит, восемьдесят два года. Короткоживущий и разделенный пополам. Невероятно, но мои далекие предки были похожи на вас и жили на Земле… Впрочем, некоторые из них покинули Землю, чтобы основать новые миры вокруг других солнц – удивительные миры, хорошо организованные и многочисленные.
– Не так уж много их было, – громко сказал Тревиз. – Всего пятьдесят.
Бэндер надменно взглянул на него. Настроение его, похоже, ухудшилось.
– Тревиз. Это ваше имя.
– Голан Тревиз, если полностью. Я сказал, что было пятьдесят миров космонитов. НАШИ миры исчисляются миллионами.
– Значит, вы знаете историю, которую я хотел рассказать вам? – мягко спросил Бэндер.
– Если это история о том, что было только пятьдесят миров космонитов, то да.
– Мы учитываем не только количество, маленький получеловек, – сказал Бэндер. – Мы учитываем и качество. Их было пятьдесят, но все ваши миллионы не могут сравняться с одним из них. А Солярия была пятидесятым, и следовательно, лучшим. Солярия так же превосходила другие миры космонитов, как они превосходили Землю.
– Здесь, на Солярии, мы учились жить в одиночку. Мы не собирались толпами, подобно животным, как делали это на Земле и других мирах, даже на других мирах космонитов. Мы жили каждый отдельно, с роботами, помогающими нам, навещая друг друга с помощью электроники, когда нам этого хотелось, но действительно приходя в гости очень редко. Прошло много лет с тех пор, как я видел человека, как сейчас вижу вас, но вы только полулюди и ваше присутствие ограничивает мою свободу не более, чем присутствие коровы или робота.
– Когда-то мы тоже были полулюдьми. Хоть мы и усовершенствовали нашу свободу, став одинокими хозяевами бесчисленных роботов, свобода никогда не была абсолютной. Для производства детей необходимо сотрудничество двух личностей. Конечно, возможно было брать сперму и яйцеклетки, осуществлять процесс оплодотворения, а полученный эмбрион выращивать искусственно в автоматизированных устройствах. Ребенка можно было отдавать под опеку роботам. Все это можно было сделать, но полулюди не могли отказаться от наслаждения, сопровождающего биологическое оплодотворение. Упрямы эмоциональные привязанности развивались, вследствие чего свобода исчезала. Вы понимаете, что это нужно было изменить?
– Нет, Бэндер, – сказал Тревиз, – поскольку мы не меряем свободу по вашим стандартам.
– Это потому, что вы не знаете, что такое свобода. Вы никогда не жили вне толпы, не знаете, как можно жить без постоянного насилия, даже в мелочах, и навязывания своей воли другим. Где здесь возможности для свободы? Свобода ничто, если ты не живешь, как хочешь! Именно так, как хочешь!
– Итак, пришло время, когда люди Земли достигли такой численности, что толпами понеслись через пространство. Другие космониты, которых было не так много, как землян, пытались соревноваться с ними. Но мы – соляриане – нет. Мы предвидели неизбежный крах этой политики. Мы ушли под землю и порвали все связи с остальной Галактикой, решив любой ценой остаться самими собой. Мы сделали роботов и оружие, защищающих нашу, казалось бы, пустую поверхность, и они справились с работой превосходно. Корабли прилетали и уничтожались и постепенно это прекратилось. Планета была сочтена пустынной и забыта, на что мы и надеялись.
– А тем временем, под землей, мы работали, решая наши проблемы. Мы осторожно и деликатно изменяли наши гены. У нас были неудачи, но были и успехи, и мы извлекали из них выгоду. Это заняло много веков, но в конце концов мы стали целыми людьми, объединив и мужские и женские черты в одном теле, испытывая наслаждение, когда захотим и производя оплодотворенные яйца для дальнейшего их развития под контролем роботов.
– Гермафродиты, – сказал Пилорат.
– Так это называется на вашем языке? – равнодушно спросил Бэндер. – Я никогда не слышал этого слова.
– Гермафродитизм останавливает эволюцию, – сказал Тревиз. – Каждый ребенок является генетическим дубликатом своего родителя-гермафродита.
– Вы относитесь к эволюции, как к случайному делу. Мы можем изменять своих детей, если захотим. Мы можем изменять и улучшать их гены и иногда делаем это. Но мы уже почти пришли. Войдем. Солнце уже ослабело, чтобы давать нужное количество тепла, и нам будет лучше внутри.
Они прошли через дверь, не имевшую никакого замка, но открывшуюся, когда они приблизились, и закрывшуюся за их спинами. Окон не было, но когда они оказались в похожей на пещеру комнате, стены вспыхнули и осветили ее. Пол выглядел голым, но был мягким и пружинистым. В каждом из четырех углов комнаты неподвижно стоял робот.
– Эта стена, – сказал Бэндер, указывая на стену напротив двери, которая, казалось, ничем не отличается от других трех, – мой видеоэкран. С его помощью для меня открывается мир, но это не ограничивает моей свободы, ибо меня невозможно заставить пользоваться им.
– Но вы не можете заставить кого-то другого пользоваться им, если у вас есть желание, а у него нет, – сказал Тревиз.
– Заставить? – надменно произнес Бэндер. – Пусть другие делают, что им нравится, если это не мешает делать что нравится мне. Заметьте, мы не пользуемся обозначением рода, упоминая друг друга.
В комнате был один стул, стоявший перед видеоэкраном, и Бэндер сел на него.
Тревиз посмотрел по сторонам, как будто надеясь, что дополнительные стулья вынырнут из пола.
– Мы тоже можем сесть? – спросил он.
– Если хотите, – ответил Бэндер.
Блисс, улыбнувшись, села на пол. Пилорат уселся рядом с ней. Тревиз упрямо продолжал стоять.
– Скажите, Бэндер, сколько людей живет на этой планете? – спросила Блисс.
– Говорите «соляриан», получеловек Блисс. Слово «люди» осквернено тем, что так называют себя полулюди. Мы могли бы называть себя полными людьми, но это слишком неуклюже. Солярианин – самое подходящее определение.
– Тогда сколько соляриан живет на этой планете?
– Не знаю. Мы не считали. Возможно, двенадцать сотен.
– Всего двенадцать сотен на целой планете?
– Целых двенадцать сотен. Вы ведь считаете количество, тогда как мы – качество… Вы не понимаете свободы. Если один из других соляриан оспаривает мое полное господство над любой частью моей земли, над любым моим роботом или другим предметом, моя свобода ограничена. Поскольку другие соляриане существуют, ограничение свободы должно быть отодвинуто как можно дальше с помощью распределения их всех в места, где контакты практически неосуществимы. При условии существования двенадцати сотен соляриан положение близко к идеалу. Добавьте еще, и свобода будет явно ограничена, а результат невыносим.
– Это значит, что каждый ребенок должен учитываться и быть уравновешен смертью, – сказал вдруг Пилорат.
– Конечно. Это истина для любого мира со стабильной популяцией… даже для ваших.
– А поскольку у вас, вероятно, есть смертность, значит, должны быть и дети.
– Верно.
Пилорат кивнул и замолчал.
– Мне бы хотелось знать, – сказал Тревиз, – как вы заставили мое оружие летать по воздуху. Вы еще не объяснили этого.
– Я предложил вам для объяснения колдовство или магию. Вы отказываетесь принять это?
– Конечно, отказываюсь. За кого вы меня принимаете?
– В таком случае, верите ли вы в сохранение энергии и неизбежное повышение энтропии?
– Да. И все же не могу поверить, что даже за двадцать тысяч лет вы изменили эти законы или модифицировали их.
– Мы не сделали этого, получеловек. А теперь смотрите. Снаружи светит солнце. – Последовал странный жест, видимо, изображающий солнце. – А здесь тень. На солнце теплее, чем в тени, и тепло самопроизвольно перетекает из освещенного места в тень.
– Это я знаю, – сказал Тревиз.
– Но, возможно, вам известно и то, что вы недавно задумались об этом. По ночам поверхность Солярии теплее, чем объекты за пределами атмосферы, так что тепло самопроизвольно перетекает с поверхности планеты во внешнее пространство.
– Я знаю и это.
– И днем и ночью внутренности планеты теплее, чем ее поверхность, следовательно, тепло самопроизвольно перетекает изнутри к поверхности. Полагаю, вы знаете и это тоже.
– И что из всего этого, Бэндер?
– Поток тепла от горячего к холодному, имеющий место согласно второму закону термодинамики, можно заставить делать работу.
– Теоретически да, но солнечный свет слишком рассеян, тепло поверхности планеты еще меньше, а темпы, с которыми тепло уходит изнутри к поверхности, вообще ничтожны. Количества тепловых потоков, которые можно использовать, вероятно не хватит даже для того, чтобы поднять гальку.
– Это зависит от устройства, применяемого для этой цели, – сказал Бэндер. – Наш инструмент развивался тысячи лет и является частью нашего мозга.
Бэндер поднял волосы по обе стороны головы, показывая участки черепа позади ушей. За каждым ухом имелся нарост, размерами и формой похожий на тупой конец куриного яйца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57