Брюс Сазерленд явился к доктору Либерману и убедил его, что Карен, пока не оправится от шока, должна провести вместе с Китти неделю-другую в его особняке.
Карен переносила свое горе с присущими ей мужеством и достоинством. Китти не спускала с нее глаз и ни на минуту не оставляла одну.
Страшная участь отца и исчезновение Дова Ландау — все складывалось в пользу Китти: она одержала победу, грустную, но все-таки победу. Китти чувствовала, что теперь, может быть, удастся увезти Карен в Америку. Находясь в доме Сазерленда, она думала об этом все время и порой презирала себя за то, что хочет извлечь выгоду из горя Карен, но вести себя по-другому уже не могла. С того дня, когда Китти впервые увидела Карен в лагерной палатке, вся ее жизнь сосредоточилась вокруг этой девушки.
Однажды после обеда к Сазерленду приехал Ари Бен Канаан. Мужчины проговорили почти час. Покончив с делами, Сазерленд вдруг сказал:
— Кстати, у меня гостят ваша приятельница Китти Фремонт и Карен.
— Я слышал, вы крепко подружились с ней.
— Да, Кэтрин Фремонт — одна из самых приятных и толковых женщин, с которыми мне доводилось встречаться. Съездите в Ган-Дафну и посмотрите, какие чудеса она там творит. Там есть мальчик, который шесть месяцев назад не мог сказать ни слова. Теперь он не только говорит — играет на трубе в оркестре.
— Слышал, — сказал Ари.
— Я настоял, чтобы она приехала ко мне и привезла с собой Карен. Девушка нашла отца, но бедняга совершенно помешан. Для девушки это страшный удар, что и говорить. Идемте к ним в парк.
— Весьма сожалею, но у меня куча дел.
— Чепуха! Не хочу слушать. — Он взял Ари под руку и потащил за собой.
Китти не видела Ари с поездки на гору Табор. Его вид огорчил ее, он явно не щадил себя.
Ее удивило, как мягко и тактично он выразил Карен соболезнование. Так ласково он относился, по-видимому, только к своим — с ней он всегда держался по-другому. Значит, он считает Карен своим человеком, сказала себе Китти и тут же рассердилась! До чего дошло! Она начинала рассматривать все на свете с точки зрения еврейства Карен. А Разве дело только в этом?
Китти и Ари пошли прогуляться по парку.
— Как она? — спросил Ари.
— Очень крепкая и мужественная девушка, — ответила Китти. — Шок перенесла ужасный, но удивительно хорошо с ним справилась.
Ари обернулся и посмотрел, как Карен и Сазерленд играют в шашки.
— Она действительно прелесть, — искренне сказал он.
Эти слова поразили Китти. Она никогда не слышала, чтобы Ари кого-нибудь похвалил, и даже спрашивала иногда себя, замечает ли он вообще красоту? Дойдя до конца дорожки, они остановились. Вокруг парка шла низенькая каменная ограда. За ней гора спускалась в долину, к Сафеду. Китти присела на забор, любуясь Галилеей. Ари достал сигареты, они закурили.
— Ари, я никогда не обращалась к вам с просьбой, но теперь хочу кое о чем попросить.
— Просите!
— Беду с отцом Карен со временем как-нибудь переживет, но есть еще одно дело, с которым она, пожалуй, не справится. Дов Ландау сбежал из Ган-Дафны. Думаем, что он подался в Иерусалим к маккавеям. Вы, конечно, знаете, что Карен шефствовала над парнем, теперь она очень болезненно переживает его исчезновение. Я прошу вас найти его и вернуть в Ган-Дафну. Думаю, вы сумеете его разыскать. Если вам удастся убедить Дова, что он нужен Карен, Дов вернется.
Ари пустил струйку дыма и с любопытством посмотрел на Китти:
— Я не понимаю вас. Девушка принадлежит теперь всецело вам. Дов — единственный человек, который мог бы помешать, и вот он сам ушел…
Китти смотрела на него бесстрастно.
— Ваши слова должны бы меня обидеть, но я не обижаюсь, так как вы правы. Но я не могу строить свою жизнь на ее несчастье, не могу увезти ее в Америку, не решив проблему с Довом.
— Весьма похвально.
— Дело не в благородстве. Карен умная девушка, но до тех пор, пока речь не заходит об этом мальчике. У каждого из нас есть слабости, не так ли? Ей будет гораздо легче справиться с этим, если Дов вернется в Ган-Дафну.
— Прошу прощения за мой примитивный образ мыслей, вы очень проницательны.
— Я люблю эту девушку, и что же в этом плохого или хитрого?
— Вы хотите уверить ее, что ей ничего не остается, кроме как уехать с вами.
— Я хочу только, чтобы ей было хорошо. Вы мне, пожалуй, не поверите, но если бы я решила, что ей лучше остаться в Палестине, то я бы оставила ее здесь.
— Почему же? Вполне верю.
— Скажите, положа руку на сердце, разве я делаю что-то плохое, желая увезти ее в Америку?
— Ничего дурного в этом нет.
— Тогда помогите мне вернуть Дова.
Наступило долгое молчание. Ари потушил сигарету о забор, машинально разорвал окурок, высыпал остатки табака, смял остатки бумаги в шарик и положил в карман. Майор Мальколм приучил его не бросать окурки, по которым противник всегда может найти тебя.
— Это не в моих силах, — сказал Ари наконец.
— Нет, в ваших. Дов очень уважает вас.
— Дело не в этом. Конечно, найти его нетрудно. Я даже могу заставить его вернуться в Ган-Дафну и приказать: сиди, мой мальчик, и не рыпайся, потому что дамы тревожатся о тебе. Однако Дов Ландау принял решение. Каждый еврей в нашей стране должен сам решить этот вопрос в соответствии со своими убеждениями, и мы тут чрезвычайно щепетильны. Из-за разногласий в этом деле мой отец и его брат не разговаривают друг с другом уже пятнадцать лет. Дов Ландау всей душой жаждет мести. Остановить его может только Бог или пуля.
— Вы говорите так, словно одобряете террористов.
— Бывает, я им сочувствую, иной раз питаю к ним отвращение, но судить их не собираюсь. Кто вы такая и кто я такой, чтобы говорить Дову Ландау, будто он не прав? Вам известно, что ему пришлось вынести. Кроме того, вы ошибаетесь еще и в другом. Если его вернуть в Ган-Дафну, он принесет этой девушке горе. Нет, Дов должен делать то, что он считает нужным.
Китти поднялась, и они направились к воротам.
— Да, Ари, — сказала она, — вы, пожалуй, правы.
Когда они вышли за ворота и направились к машине, подошел Сазерленд.
— Вы долго пробудете в этих краях, Бен Канаан? — спросил он.
— У меня кое-какие дела в Сафеде.
— А почему бы вам не вернуться и не поужинать с нами?
— Но я…
— Пожалуйста, приходите, — сказала Китти.
— Спасибо. Приду.
— Вот и прекрасно. Как только управитесь с делами в Сафеде, сразу же и возвращайтесь.
Они помахали ему вслед. Ари поехал под гору, мимо форта, и скрылся из виду.
— Не дремлет и не спит хранящий Израиля, — сказала Китти.
— Да вы, Китти, никак псалмы стали цитировать?
Они вернулись в парк.
— Вид у него изнуренный.
— Для человека, который работает сто десять часов в неделю, он выглядит неплохо, — возразил Сазерленд.
— В жизни не видела такой самоотверженности, чуть не сказала — фанатизма. Его приезд к вам удивил меня, Брюс. Я и понятия не имела, что вы тоже замешаны в их дела.
Сазерленд набил трубку.
— Ну, положим, не так уж и замешан. Хагана попросила меня составить список арабских частей, находящихся за пределами Палестины. Им нужна объективная оценка специалиста. Но раз уж мы об этом заговорили, Китти, не кажется ли вам, что каждому из нас пора честно разобраться во всем этом?
— Я же сказала вам, что не хочу брать ничьей стороны.
— Китти, боюсь, вы действуете, как страус. Сидите посреди поля сражения и говорите: «Не троньте мой дом, я закрыла ставни».
— Я уеду, Брюс.
— Тогда вам нужно торопиться. Если думаете, что сможете и дальше жить здесь так, как до сих пор, то глубоко ошибаетесь.
— Мне нельзя ехать сейчас. Надо подождать, пока Карен поправится.
— Только поэтому?
Китти покачала головой:
— Временами мне кажется, что я смогу забыть и Карен, и Палестину, но порой, как сейчас, я сомневаюсь и боюсь доводить дело до решающего испытания.
Перед ужином они смотрели на полную луну, повисшую над городом.
— Три дара обещал Господь Израилю, но каждый из них будет обретен ценой страдания. Один из этих даров — Эрец Исраэль, — изрек Сазерленд. — Это сказал Бар Иохан две тысячи лет назад. Мудрые слова, ничего не скажешь.
— Уж коли мы заговорили о мудрецах, — сказал Ари, — то завтра я еду к Тивериадскому озеру. Вы бывали там, Китти?
— Нет, я мало путешествую.
— Обязательно нужно побывать там. И как можно скорее. Через несколько недель будет чересчур жарко.
— А почему бы вам не взять ее с собой? — быстро ввернула Карен.
Наступило неловкое молчание.
— Это идея, — сказал Ари. — Я выкрою несколько дней. Почему бы нам не поехать вчетвером?
— Меня не считайте, — сказала Карен. — Я была там дважды.
Сазерленд понял намек девушки.
— На меня тоже не рассчитывайте, старина. Я бывал в тех местах раз десять.
— А почему бы вам не поехать вдвоем? — не отставала Карен.
— Лучше я побуду здесь, с тобой, — ответила Китти.
— Глупости, — буркнул Сазерленд. — Мы с Карен прекрасно справимся одни. Если хотите знать, вы нам доставите только удовольствие, если избавите от своего присутствия на несколько дней. Да и Ари не мешает отдохнуть.
Китти засмеялась:
— Ари, вы чувствуете? У них заговор. Похоже, мы имеем дело с двумя кумушками, которые только и мечтают, как бы состряпать шидох.
— Нет, вы только послушайте, что она говорит! — закричала Карен.
— А что? Я сабра не хуже тебя. Кажется, мы с вами попались, Ари.
— Я этому очень рад, — ответил он.
ГЛАВА 10
На следующее утро Ари и Китти сели в машину и поехали к Тивериадскому озеру. Они въехали в Геносаретскую долину, которая тянется вдоль его северного берега. По ту сторону озера над этой очень низкой местностью, расположенной ниже уровня моря, вздымались выветрившиеся коричневые сирийские горы. Теплый, душный воздух словно застыл.
Это озеро — собственность самого Господа Бога, подумала Китти. Снова она была наедине с Ари и снова ощущала, что теряет чувство времени, как однажды в горах Иудеи. Почему эта страна действует на нее так сильно именно тогда, когда рядом Ари?
Ари остановился у самого берега и повел ее к развалинам капернаумской синагоги. Здесь, на этом месте, ходил Иисус, учил и лечил людей. В памяти Китти всплыли слова, которые она, казалось, совершенно забыла. «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море… И приходит в Капернаум; и вскоре в субботу вошел Он в синагогу и учил» .
Казалось, что Он все еще здесь. На берегу рыбаки закидывали сети в море, тут же паслось небольшое стадо черных коз — время словно застыло с тех пор.
Ари повел ее к церкви, построенной якобы на том самом месте, где неподалеку от Капернаума произошло чудо с хлебами и рыбами. Пол церкви был украшен византийской мозаикой с изображением бакланов, цапель, уток и прочих диких птиц, до сих пор населяющих озеро. Затем они поднялись на гору Благословений и подошли к небольшой часовне, стоящей там, где Иисус произнес Нагорную проповедь.
«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» .
Это были Его слова, произнесенные на этом самом месте. Когда Китти увидела святые для христианина места, ей пришла в голову ошеломляющая мысль, что Ари Бен Канаан, Давид Бен Ами и даже Карен так близки этим местам, как сама она никогда не будет.
Они промчались мимо сонной арабской деревни Мигдал, где родилась Мария Магдалина, затем проехали под отрогами Хаттина, где находилась могила Иофора, тестя Моисея и главного пророка друзов, но душевное беспокойство мешало Китти сосредоточить внимание. Затем машина свернула и въехала на плоскогорье, словно залитое алой краской — везде росли яркие дикие цветы.
— Какой красивый красный цвет, — восхитилась Китти. — Остановитесь на минуту, Ари.
Он съехал с дороги. Китти вышла из машины и сорвала цветок.
— Никогда в жизни не видела ничего подобного, — взволнованно прошептала она.
— Здесь, в пещерах, когда-то жили древние маккавеи. Это единственное место на земле, где растет такой цветок, Мы называем его «Кровь маккавеев».
Китти посмотрела внимательно: цветок действительно отливал кровью. Она поспешно бросила его и даже вытерла руки.
Предания этой страны обступали ее со всех сторон. Даже полевой цветок и тот напоминает о них. Века наседают на человека, тревожат, закабаляют.
На Китти напал страх. Она вдруг подумала, что ей нужно покинуть Палестину как можно скорее. Чем упорнее она сопротивляется, тем увереннее эта страна ее закрепощает, смыкается вокруг нее, проникает в душу. Китти почувствовала себя почти обреченной.
Они въехали в Тивериаду с севера через современное еврейское предместье Кирьят Шмуэль, миновали громоздкую тагартову крепость и спустились в Старый город, расположенный на уровне озера. Почти все здания здесь были построены из черного базальта.
Проехав город, они завернули в гостиницу, расположенную на самом берегу. Стоял полдень, было очень жарко. На обед подали местную рыбу. Китти ела неохотно, молчала. Она уже жалела, что поехала.
— Самое святое место я вам еще не показал, — сказал Ари.
— Что за место?
— Кибуц Шошана. Там родился ваш покорный слуга.
Китти улыбнулась. Она чувствовала, что Ари догадался о причине ее смятения и старается развеселить ее.
— И где же находится эта святыня?
— В нескольких километрах отсюда, там, где Иордан впадает в озеро. Говорят, правда, что я чуть не явился на свет в здании турецкой полиции, тут в городе. Зимой здесь полно туристов, но теперь сезон уже кончился, все озеро в нашем распоряжении. Может, поплаваем?
— Хорошая идея, — согласилась Китти.
Длинный, метров в тридцать, базальтовый пирс выходил в озеро тут же у гостиницы. Ари был уже на пирсе, когда появилась Китти в купальном халате. Он помахал рукой. Спускаясь, она поймала себя на том, что любуется им. Ари был строен, в его мускулистой фигуре чувствовалась мощь.
— Эй! — крикнула она. — Вы уже окунулись?
— Нет, ждал вас.
— А там глубоко?
— Метра три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89