Бумаги были подделаны до того мастерски, что начальник склада не дал себе труда припомнить, что Халевом звали главного разведчика Моисея в Библии, а мнимое судно «Ахан» носило имя человека, взявшего часть заклятого имущества в Иерихоне.
Первым в списке значились двенадцать грузовиков и два джипа. Их выкатили со стоянки и передали «капитану» Халеву Муру. Затем «рабочий отряд» обошел склад за складом и загрузил эти машины всем, что только могло понадобиться для палестинского рейда «Афродиты», она же «Исход», и тремстам детям-беженцам.
Иоав Яркони, ответственный за оборудование судна, составил длинный список, где среди прочего значились стрелковое оружие, рация новейшего образца, консервы, медикаменты, сигнальные лампы, канистры с водой, одеяла, вентиляторы, громкоговорители и сотни других предметов. Иоав досадовал на то, что Ари велел ему сбрить огромные черные усы. Зеева постигла та же участь: Бен Канаан боялся, что усы выдадут их происхождение.
Помимо грузов, предназначенных для «Исхода», Давид захватил еще несколько тонн вещей, крайне необходимых в Караолосе.
Зеев Гильбоа чуть не расплакался при виде британского арсенала. Пальмах так нуждался в оружии, а он не мог унести все эти чудесные пулеметы, минометы и автоматы.
«Рабочий отряд» действовал как часы. Благодаря спискам Мандрии Ари знал, что где хранится. Иоав Яркони прихватил напоследок еще несколько ящиков виски, коньяка, джина и вина — для медицинских нужд.
Ари поблагодарил начальника склада за любезную помощь, и двенадцать новеньких грузовиков, под завязку набитых добром, выехали за ворота. Вся операция заняла менее шести часов.
Пальмахники были в восторге от легкой победы, но Ари не дал им возгордиться успехом. Это было только началом дела.
Теперь требовалось найти место, чтобы спрятать машины. Ари заранее приметил на окраине Фамагусты заброшенный английский лагерь. Там, вероятно, размещалось когда-то небольшое вспомогательное подразделение. Забор был еще довольно крепкий, а на территории стояли два деревянных барака и служебные постройки. Электропроводка тоже была в порядке.
Следующие три ночи пальмахники из Караолоса лихорадочно работали в лагере: ставили палатки, убирали территорию — словом, наводили порядок, чтобы создать видимость, будто здесь снова расположилась воинская часть.
Двенадцать грузовиков и джипы окрасили в защитный цвет. На дверце каждой машины Иоав Яркони нарисовал знак, который легко мог сойти за одну из тысяч военных эммблем, и снабдил его надписью: «23-я транспортная рота ЕВЕВК».
В штабе на столах были разложены стопки настоящих и подложных военных документов. Это придавало помещению солидный рабочий вид.
Четыре дня спустя маленький лагерь с дюжиной автомашин выглядел вполне буднично. Они взяли на складе много военной одежды, и теперь все пальмахники были одеты по форме, как полагается.
В довершение Иоав Яркони прибил над воротами вывеску: «23-я транспортная рота ЕВЕВК», и лагерь получил, таким образом, официальное наименование.
Зеев посмотрел на вывеску и почесал затылок.
— А что это значит — ЕВЕВК?
— Еврейское Воинство Его Величества на Кипре. Что же еще, по-твоему?
Итак, стиль операции «Гедеон» был определен. Ари Бен Канаан дерзнул создать фиктивную воинскую часть и на виду у всех рядом с автострадой, ведущей в Фамагусту, разбил штаб Моссада Алия Бет. Это была дерзкая игра, но Ари считал, что дерзость и непринужденность — лучшая маскировка для разведчика.
В Фамагусту прибыли три американца, члены команды торгового судна. Они сошли на берег и не вернулись на корабль. Они были сотрудниками Моссада, а во время войны прошли подготовку на флоте США. С другого судна сошли два испанца. Теперь у «Исхода» имелась команда, которую потом должны были дополнить Ари, Давид, Иоав и Зеев.
Хэнк Шлосберг, американский моряк, и Иоав Яркони взялись за переделку «Исхода». Ларнака была небольшим портовым городком, но Мандрия сделал все, чтобы необычная возня у «Афродиты» не привлекала внимания.
Первым делом из кабин, трюма, с палубы убрали все шкафы, полки и перегородки. Все судно, от кормы до носа, превращалось в одно жилое помещение.
На палубе построили туалеты. Столовую превратили в медпункт, камбуз — в склад оружия. Ни столовая, ни камбуз не понадобятся, питаться придется только консервами и прямо из банок. Каюты разобрали — команда будет спать на мостике. Смонтировали громкоговорители. Капитально отремонтировали старый двигатель на случай, если он все-таки выйдет из строя. Поставили запасную мачту и приготовили паруса.
Среди трехсот детей были верующие, и возникла новая проблема. Яркони связался с главой еврейской общины Кипра и достал через него кошерную пищу, законсервированную в соответствии с религиозными предписаниями.
Затем тщательно измерили кубатуру трюма и площадь палубы. В трюме соорудили нары. Каждому определили пространство в четыре фута одиннадцать дюймов длиной и полтора фута шириной. Точно так же была размечена палуба. Дети могли спать только лежа на спине или животе, повернуться в такой тесноте с бока на бок было невозможно.
Отремонтировали спасательные лодки. В бортах судна прорезали отверстия, вставили вентиляторы, чтобы гнать свежий воздух в трюм. Смонтировали также взятые на военном складе кондиционеры.
Работа продвигалась быстро. Полдесятка рабочих на палубе старой лохани выглядели в ларнакской гавани вполне обыденно.
Труднее обстояло с доставкой грузов. Ари не хотел рисковать и подгонять машины к доку — это могло привлечь внимание. Когда работы на «Исходе» почти завершились, судно каждую ночь поднимало якорь и тайком подплывало к укромному месту в южной части залива, в нескольких милях от Ларнаки. Сюда подъезжали грузовики «23-й транспортной роты ЕВЕВК», набитые грузами с британского военного склада. Между берегом и судном тихо курсировали резиновые лодки, и через несколько дней «Исход» загрузили до отказа.
Тем временем Зеев Гильбоа выполнял свою часть операции «Гедеон» в детской зоне. Отобрав триста самых выносливых мальчиков и девочек, он на детской площадке обучал их рукопашному бою, обращению с легким оружием и метанию гранат. Вокруг были расставлены часовые, и, как только появлялся надзиратель, за какие-нибудь три секунды военные занятия превращались в мирную игру с исполнением школьных песен. Кто не был на площадке, тот изучал в классных комнатах палестинские географические карты и заучивал наизусть ответы на случай допроса в британской контрразведке.
Ночью Зеев выводил всех на площадку, усаживал вокруг костра и вместе с другими пальмахниками рассказывал о Палестине, чудесной земле, где им не придется больше жить за колючей проволокой.
Были и сложности, которые создавали в основном ближайшие помощники Ари: Давид, Зеев и Иоав.
Давид был мягкий, интеллигентный парень, но иногда на него находило, и тогда море ему становилось по колено. Именно так случилось при подготовке операции. Первая экспедиция на английскую военную базу прошла столь успешно, что он, Зеев и Иоав посчитали за грех оставить там хотя бы ржавый гвоздь. Давид полагал, что на базу нужно ездить днем и ночью и перетащить в «23-ю транспортную роту» все, что удастся прихватить. Зеев мечтал даже захватить пушки. Они так долго во всем нуждались, что складское изобилие вскружило им головы.
Ари не соглашался, считая, что жадность может погубить всю операцию. Не спят же англичане вечным сном! Наведываться на склад время от времени — это куда ни шло, но полное его опустошение было связано с риском попасть на виселицу.
Ему не удалось убедить своих лихих помощников. Те строили планы один безумней другого. Самонадеянность Иоава дошла до того, что он пригласил несколько английских офицеров на ужин в «23-ю роту». Тут у Ари лопнуло терпение, и он пригрозил, что немедленно отправит нахалов в Палестину.
С начала операции «Гедеон» прошло немногим более двух недель, а все уже было готово. Последние пункты плана — репортаж Паркера и доставка детей в Кирению — ждали действий самих англичан. Они должны были осуществиться тогда, когда англичане откроют новый лагерь у ларнакской автострады и начнут перевозить туда беженцев из Караолоса.
ГЛАВА 19
Колдуэлл, адъютант Сазерленда, вошел в кабинет майора Алана Алистера, начальника разведки на Кипре. Алистер, мужчина лет сорока, на вид тихий и застенчивый, взял со стола папку и пошел вслед за Колдуэллом в кабинет Сазерленда.
Генерал пригласил их сесть и кивнул начальнику разведки: можете начинать. Алистер почесал кончик носа и посмотрел в бумаги.
— В детской зоне караолосского лагеря происходит странная возня, — начал он тихим голосом. — Кажется, там готовится не то бунт, не то побег.
Сазерленд нетерпеливо забарабанил пальцами по столу Этот Алистер раздражал его своим шепотом и таинственностью. Когда он наконец перестанет рыться в бумагах?
— Дорогой майор Алистер, — сказал Сазерленд, когда тот кончил, — вы мне притащили кучу бумаг, а суть истории сводится к тому, что евреи якобы затевают какой-то дерзкий заговор. За последние две недели вы заслали в детскую зону трех осведомителей и пять — в остальные зоны. Всех этих ваших высококвалифицированных шпионов разоблачили в течение часа и выгнали. Вы мне прочли две страницы перехваченных радиограмм, которые не можете расшифровать и которые будто бы были переданы радиостанцией, которую вы не можете обнаружить.
Алистер и Колдуэлл обменялись быстрым взглядом, словно хотели сказать друг другу, что старик опять становится невозможным.
— Извините, генерал, — сказал Алистер, подавшись вперед — В нашем деле многое неизбежно основывается на догадках. Мы уже докладывали о ряде бесспорных фактов, но никаких мер принято не было. Мы точно знаем, что Караолос кишит пальмахниками и что они проводят с беженцами военные занятия на детской площадке. Нам также известно, что они высаживают своих людей на Кипре неподалеку от развалин Саламиды. У нас есть все основания подозревать, что этот грек, Мандрия, сотрудничает с ними.
— Бросьте! Все это я знаю, — раздраженно сказал Сазерленд — Вы забываете одно: если беженцы до сих пор не превратились в дикую толпу, то только благодаря этим палестинцам. Они заведуют школами, больницами, кухнями и вообще всем в лагере. Более того, они заботятся о дисциплине и предотвращают побеги уже одним тем, что не разрешают беженцам самовольно входить и выходить. Уберите их, и мы жизни не будем рады.
— Тогда нужно завербовать среди них несколько стукачей, — сказал Колдуэлл, — чтобы знать, по крайней мере, что у них на уме.
— Среди евреев не завербуешь, — возразил Алистер. — Они горой стоят друг за друга. Каждый раз, когда нам кажется, что мы наконец завербовали кого-то, нам начинают городить такие небылицы, что уши вянут.
— В таком случае надо покрепче закрутить гайки, — зло бросил Колдуэлл, — чтобы знали свое место.
— Фредди, Фредди… — сказал Сазерленд с укоризной и закурил трубку. — Этих людей ничем не испугаешь. Они прошли через концлагеря. Вы помните Берген-Бельзен, Фредди? По-вашему, мы джолжны придумать что-нибудь пострашнее?
Майор Алистер уже начал жалеть, что взял с собой Колдуэлла: все-таки он ужасный тупица.
— Генерал, — быстро вмешался Алистер, — все мы здесь солдаты. Но я поступил бы нечестно, если бы докладывал вам, будто в Караолосе тишь и благодать и что мы можем просто сидеть и ожидать развития событий.
Сазерленд встал, сложил руки за спиной и зашагал по комнате. Думая, он постукивал мундштуком трубки по зубам.
— Моя задача на Кипре заключается в том, чтобы в этих лагерях было спокойно, пока правительство не решит, как ему быть с палестинским мандатом. Поэтому мы не можем позволить себе ничего такого, что могло бы быть использовано против нас враждебной пропагандой.
Фред Колдуэлл злился. Он никак не понимал, как Сазерленд может хладнокровно позволять этим евреям делать все, что им вздумается.
Майор Алистер понимал Сазерленда, но не одобрял его. Он тоже был сторонником крутых мер, способных пресечь любые планы евреев в Караолосе. Однако в его власти было только докладывать. Принимал решения Сазерленд. Сазерленд же вел себя, по его мнению, непростительно мягко.
— Есть еще что-нибудь? — спросил генерал.
— Да, сэр. — Алистер порылся в бумагах. — Мне хотелось бы знать, познакомились ли вы с моим рапортом об этой американке, Кэтрин Фремонт, и о Марке Паркере, журналисте?
— А что такое?
— Видите ли, сэр, мы не знаем точно, является ли она его любовницей, но ее поступление на работу в лагерь совпадает по времени с его прибытием на Кипр. По опыту мы знаем, что этот Паркер нас недолюбливает.
— Ерунда! Он первоклассный журналист. Нюрнбергский процесс он освещал великолепно. Мы допустили ошибку в Голландии, и она нам недешево обошлась. Паркер написал об этом. Это его профессия.
— Вправе ли мы полагать, что поступление миссис Фремонт на работу в лагерь может быть как-то связано с намерением Паркера написать репортаж о лагере?
— Майор Алистер, я надеюсь, что если вас когда-нибудь обвинят в убийстве, то присяжные не вынесут вам смертный приговор на основании доказательств вроде тех, что вы привели мне.
На лице у Алистера появились красные пятна.
— Кэтрин Фремонт — одна из лучших педиатрических медсестер на Ближнем Востоке. Греческое правительство официально поблагодарило ее за работу в приюте в Салониках Обо всем этом говорится в вашем докладе. Она и Марк Паркер — друзья детства. Об этом тоже можно прочитать в вашем рапорте. Там же говорится, что еврейские организации обратились к ней с просьбой наладить работу среди детей в Караолосе. Скажите, майор Алистер, вы-то хоть сами читаете свои докладные записки?
— Но, сэр…
— Я еще не кончил. Допустим, ваши худшие подозрения справедливы: миссис Фремонт действительно собирает информацию для Марка Паркера, и Паркер в самом деле собирается написать серию статей о Караолосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89