— Да, похоже.
— Он тебе что-нибудь объяснил, когда вернулся в камеру?
— Что?
— Например, что за ним должны прийти полицейские. Может, адвокат предупредил его об этом?
Ли нахмурился.
— Нет, ничего такого он не сказал. Просто лег на койку. — Он пожевал губами. — Правда, вид у него был расстроенный. Прямо убитый. Очевидно, предполагал, что за ним придут.
— Ты видел, как его уводили?
— Да. Амелия его забрала.
— И как он выглядел?
Ли потер подбородок.
— Нормально. Крикнул мне, куда его увозят.
— А за что, не сообщил?
— Нет, но я потом узнал. Гамилтон здорово над этим смеялся. Одна старуха получила пулю в ногу, когда он брал почту. Сейчас она в больнице, и Макдоналда повезли на опознание.
Карпентер похлопал Ли по плечу.
— Окажи мне одну услугу, Джейсон.
— Все, что пожелаешь, Джерри.
— Присмотри за парнем, когда он вернется. Ушки на макушке, ладно?
— Хочешь, чтобы я его прощупал?
— Нет, просто будь повнимательнее.
— Ладно, Джерри.
Карпентер подмигнул и направился к очереди за ужином. За лотком с лазаньей стоял Эрик Магоуэн, держа наготове металлическую лопатку. Это был высокий костлявый мужчина лет пятидесяти, которого обвиняли в отравлении трех женщин из дома престарелых, когда он работал там помощником санитара. В блоке ему дали работу на кухне, якобы потому, что у него имелся опыт, но Карпентер считал, что тюремные власти сделали это нарочно — им нравилось, что еду для зеков раздает отравитель, Магоуэн заметил Карпентера и что-то сказал людям в очереди. Они расступились, освободив ему место. Заключенный протянул Карпентеру поднос.
— Привет, Эрик! — улыбнулся Карпентер. — Какое из блюд не отправит меня на тот свет?
* * *
Лайам с головой ушел в видеоигру, его пальцы почти приросли к рычагам приставки, а глаза не отрывались от экрана, где черный дробовик стрелял по русским солдатам.
— На самом деле они запрещены, — промолвил Шеферд, опустившись на диван рядом с сыном.
— Кто? — спросил Лайам, продолжая смотреть на экран.
— Дробовики. Это незаконное оружие. Нарушение Женевской конвенции.
— Нарушение чего?
— Правил ведения войны.
— Не понимаю. Ружья использовать можно, а дробовики нет?
— Таковы правила.
— Разве оружие не должно убивать людей?
— Должно.
— Тогда почему солдаты не могут иметь дробовиков? Они убивают лучше, чем простые ружья. — Лайам выстрелил в русского десантника, и его голова исчезла в облаке кровавых брызг. — Вот видишь!
— Да уж. Разве эта игра не имеет ограничений по возрасту?
— Мама всегда разрешала мне в нее играть.
Шеферд усмехнулся. Сын уже с трех лет научился использовать авторитет отца против матери и наоборот.
— Пора ужинать.
— Я не голоден.
Шеферду тоже не хотелось есть, но он знал, что им надо подкрепиться.
— У твоей бабушки сейчас трудное время, — сказал он. — Может, поешь немного, чтобы ее не расстраивать?
— Ладно.
Сын продолжал нажимать кнопки.
— Пошли, — сказал Шеферд.
— Сейчас.
Шеферд поднял Лайама и тряс его до тех пор, пока тот не выронил пульт, а затем, посмеиваясь, потащил сына на кухню. Мойра уже накрыла стол на троих, использовав самую лучшую посуду Сью.
Сын нахмурился, увидев фарфоровые тарелки.
— Мама не разрешала нам из них есть, — заявил он. — Они для праздников.
— Ничего страшного, — сказал Шеферд.
— Я просто не знала, — пробормотала Мойра.
— Ничего страшного, — повторил Шеферд.
— Мама всегда позволяла нам есть перед телевизором, — заметил Лайам.
— Хорошо, но сегодня мы поужинаем здесь, — произнесла Мойра, раскладывая по тарелкам порции тушеной говядины.
Шеферд сел за стол. Мойра подала два блюда с картофельным пюре и вареной морковью. Он положил овощи в тарелку сына, потом себе. Улыбнувшись, Мойра сложила руки для молитвы. Лайам посмотрел на отца, и тот кивнул, призывая последовать ее примеру; они оба сидели сложив руки, пока Мойра произносила слова благодарения. Молитва была короткой и красивой, но Шеферд ее почти не слушал. Он не верил в Бога. Служба в САС уничтожила в нем остатки религиозности, а работа в полиции никак не способствовала тому, чтобы убедить его в существовании высших сил. Мир был скверным и гнусным местом, где сильные торжествовали над слабыми и хорошие люди страдали больше остальных. Шеферд не хотел иметь ничего общего с божеством, допускавшим подобную несправедливость.
* * *
Карпентер лежал на койке и смотрел на луну, блестевшую в маленьком зарешеченном проеме над его столом. Он слышал, как в камерах на его площадке открываются окошки и ночная смена начинает свой регулярный обход. Карпентер никогда не понимал, зачем нужна такая предосторожность: если бы кто-нибудь из заключенных всерьез решил покончить с собой, он легко мог сделать это между двумя обходами. Одного часа вполне достаточно, чтобы сунуть голову в самодельную петлю из рваных простыней или вскрыть себе вены.
В двери Карпентера открылось окошко. Он не шевельнулся. Окошко захлопнулось. Карпентер продолжал смотреть на луну. В двери открылся смотровой люк. Это было необычно. Он сел. В отверстии появилась рука и бросила на пол сложенную бумажку. Люк захлопнулся. Карпентер спрыгнул с койки и схватил записку. Снова щелкнуло окошко. В нем мигнул чей-то глаз, и просвет закрылся. Карпентер включил лампочку и прочитал послание: «Позвони».
Он снял с полки CD-плейер и с помощью металлического зажима на авторучке отвинтил нижнюю крышку. Положив на одеяло четыре шурупа, снял пластмассовое дно. За левым динамиком внутри корпуса был прикреплен маленький телефон «Нокиа», вдоль передней панели лежала крошечная батарейка. Камеру Карпентера почти не обыскивали, а в тех редких случаях, когда это происходило, его предупреждали заранее. Обыск проводился бегло и поверхностно, однако рисковать все равно ни к чему, поэтому он тщательно прятал свой мобильник. Контейнер с батарейкой всегда держал отдельно, чтобы она случайно не разрядилась. Карпентер соединил две части телефона, включил его и набрал номер. На другом конце линии долго не поднимали трубку, и Карпентер выругался.
— Давай, Флетчер, шевелись, ленивый ублюдок, — пробормотал он.
Карпентер уже собирался прервать связь, когда Флетчер ответил:
— Да, босс?
— Что случилось, Ким?
— Мы нашли Роупера.
— Где?
— В Милтон-Кейнз.
— В убежище?
— Вроде да. Мы туда ездили вчера вечером.
— Только осторожнее, ладно? Если они поймут, что мы их выследили, то запрячут его так глубоко, что нам придется доставать его с подводной лодкой.
* * *
Шеферд подоткнул одеяло на кровати сына и поцеловал Лайама в лоб. Он почувствовал запах мяты: Шеферд проследил, чтобы сын чистил зубы не менее двух минут, несмотря на его протестующие крики, что при маме он делал это гораздо быстрее. Теперь Лайам пробормотал что-то во сне и тихо засопел.
Шеферд закрыл дверь спальни и спустился в кухню. В шкафчике над холодильником стояла бутылка «Джемесон», и он налил себе двойную порцию. Плеснув немного воды из-под крана, он направился в гостиную, где на диване перед телевизором сидела Мойра. Она покосилась на бокал в его руке, но промолчала. Мойра всегда была убежденной трезвенницей.
— Сразу уснул, — сообщил Шеферд, опустившись в кресло.
Под подушкой оказалось что-то твердое, и он вытащил книжку в бумажной обложке. Филипп Рот. «Запятнанная репутация». Место, на котором она остановилась, было отмечено загнутым углом. Шеферд понюхал книгу, думая о том дне, когда Сью в последний раз отложила ее в сторону. Интересно, понравился ли ей роман и собиралась ли она рекомендовать его ему для чтения. Сью всегда так делала, если произведение увлекало ее по-настоящему. Иногда они сидели рядом и часами беседовали о прочитанных книгах. Сью прихлебывала белое вино, он пил виски, и, по правде говоря, говорила в основном она. Шеферд предпочитал просто сидеть и слушать, наслаждаясь ее волнением и блеском в глазах. Он повторял, что ей надо попробовать сочинять самой — поступить на какие-нибудь курсы или в литературный клуб, — но жена всегда отвечала, что ей нравится лишь процесс чтения.
— Я была в школе, — сказала Мойра. — Там заявили, что он может не ходить на занятия столько, сколько нужно.
— Хорошо, — промолвил Шеферд, глотнув из бокала. — Спасибо. Ужин великолепный.
Он сделал еще глоток и поставил бокал на кофейный столик.
— Как Том?
— Очень переживает. Его заместитель в отпуске, поэтому ему пришлось остаться на работе. Он приедет в выходные дни.
— Надо ему позвонить.
— На твоем месте, я бы лучше не трогала его, — предупредила Мойра. — Доктор выписал ему какое-то лекарство. — Она поморщилась. — Он и мне что-то прописал, но я обойдусь.
На глазах у нее снова появились слезы, и она вытерла их носовым платком.
— Я не была на похоронах уже двадцать шесть лет, с тех пор как умер мой отец, — продолжила она. — Мне всегда везло. В семье брата все хорошо, а родственники Тома, похоже, будут жить вечно. Я думала, Бог к нам благоволит. И вот теперь...
Она расплакалась, прижав к лицу платок.
— Что мы должны делать? Наверное, нужны какие-то распоряжения?
Шеферду никогда не приходилось устраивать похороны, и он не знал, с чего начать.
— Я звонила в местную фирму. Они все организуют. Я дала им номер своей кредитной карты. Они сказали...
Голос Мойры утонул в слезах.
Шеферд оглядел гостиную. Присутствие Сью чувствовалось повсюду. В книгах, которые она читала. В телевизионной программе на журнальном столике, раскрытой на позавчерашнем дне. Взятая ею напрокат видеокассета все еще стояла на полке, ожидая, когда ее вернут обратно. Бумажка со списком покупок в магазине: шампунь, чай, пакеты для мусора. Память у Сью была хуже, чем у Шеферда, и она постоянно писала самой себе записочки, чтобы не забыть, какие дела необходимо выполнить. Он часто подтрунивал над ней по этому поводу. Когда они вместе ходили в супермаркет, Шеферд лишь раз смотрел в ее памятку и больше туда не заглядывал. Адреса и телефонные номера Сью хранила в записных книжках и электронном органайзере, а Шеферд держал все в голове. Другие мужья забывали о годовщинах и днях рождения, но с Шефердом этого не случалось. Он мог вспомнить любую дату любого события своей жизни — важного или не важного, все равно.
— Чем конкретно ты занимаешься? — спросила Мойра.
— Я не имею права говорить, — ответил Шеферд. — Извини, но это секретная информация.
— Сью с ума сходила из-за того, что тебя никогда не было дома.
— Знаю. Но я не мог поступать иначе.
— В любом случае теперь с этим покончено.
— Мойра! — запротестовал Шеферд.
— Это твой сын, — твердо произнесла Мойра. — Он на первом месте.
— Конечно, на первом. Не надо мне напоминать, что я должен ценить больше всего.
— Кому-то все-таки надо это сделать, — возразила Мойра. — Военную службу ты всегда ставил выше семьи, да и в полиции мало что изменилось.
— Я ушел из армии ради Сью, — тихо промолвил Шеферд.
Ему не хотелось ввязываться в спор, тем более что он уже тысячу раз ссорился из-за этого с женой.
— Она хотела, чтобы у тебя была нормальная работа. А не похождения тайного агента, который занимается бог знает чем.
— Ей не следовало сообщать тебе, чем я занимаюсь. Какой смысл работать под прикрытием, когда люди кричат об этом со всех крыш.
Мойра мрачно взглянула на него.
— Похоже, ты так и не понял, Дэниел, что семья важнее всего. Сью ничего от меня не скрывала.
Шеферд знал, что Сью скрывала от матери множество вещей. Как они занимались любовью в ванной, когда Мойра и ее муж сидели внизу и смотрели «Жителей Ист-Энда». Про уплотнение, которое он нашел у нее у груди, и о том, как потом Сью несколько недель не могла спокойно спать, пока врачи не признали опухоль доброкачественной. Шеферд знал, что на свете нет ничего важнее семьи, но Мойра не понимала, что он и был для Сью семьей. Он и Лайам.
— Это очень важная работа, Мойра.
— Но ты на нее не вернешься, верно?
— Все не так просто.
— Нет, нет! — воскликнула она. — Все очень просто. У тебя есть выбор — работа или сын.
Шеферд взялся за голову.
— Мойра... — пробормотал он.
— Сью еще не успели похоронить, а у тебя на уме уже одна работа. Ты подсел на адреналин, вот в чем дело. Мы говорили Сью — если свяжешься с десантником, не жди ничего хорошего. Все вы одинаковые. Вам нужна опасность, смертельный риск. Этим ты занимался в САС, то же делаешь и сейчас. Точь-в-точь как наркоман — главное, получить дозу.
— Это несправедливо.
— Конечно, несправедливо. Ставить свою работу выше благополучия сына — и ради чего? Деньги тут ни при чем, правда? За то время, что ты проводишь вне дома, можно больше заработать на заводе. — Она кивнула на комнату. — Посмотри! Та же мебель, что и в Херефорде. Том и я купили вам кровать и гардероб. А ваш ковер — через него видно пол. Не знаю, что ты ценишь в своей работе, но явно не высокую зарплату.
— Дело не в деньгах!
— Еще бы. Получить кайф, вот чего ты желаешь.
— Я хочу изменить мир к лучшему. Сделать его немного безопаснее.
Мойра хрипло рассмеялась.
— Неужели? По-твоему, за последние двадцать лет мир стал безопаснее? Я так не думаю.
— Он был бы гораздо хуже, если бы мы не выполняли свою работу, — возразил Шеферд, но сразу усомнился в своих словах.
Большая часть его работы состояла в том, чтобы ловить наркодилеров и уличных торговцев зельем, однако количество поступавших в страну наркотиков с каждым годом возрастало. На месте одного преступника, которого он сажал за решетку, появлялись двое новых. Но Джералда Карпентера нельзя было просто отпустить. Не важно, кто придет вместо него, — он не должен уйти безнаказанным после того, что натворил. Мойра хотела что-то сказать, но Шеферд остановил ее, подняв руку.
— В тюрьме есть человек, — продолжил он, — который заслужил пожизненное заключение, но ситуация складывается так, что он может выйти на свободу. Он ввез в страну отравы на несколько миллионов фунтов стерлингов и убивает всякого, кто встает у него на пути.
— Если он в тюрьме, значит, с ним все кончено?
— Не совсем. Его взяли с поличным, но одно дело арестовать, и совсем другое — вынести приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49