— То-то и оно, — выкрикнула Вика, — что по сравнению с вашими экспериментами на мышах, которые вы с Зинулей вели прошлым летом, все шло слишком гладко. Сколько у вас тогда мышек сдохло? Сколько мышат оказались мертворожденными или нежизнеспособными? Между прочим, при той же самой базовой программе, которую Зинуля на моих глазах наскоро переделывала «под людей».
— Не забывай, что мы не изучали мышей столь же подробно, как девочек. Могли какие-то внутренние факторы повлиять. А потом последняя серия экспериментов с мышками прошла безукоризненно. В ноябре прошлого года.
— И именно тогда было принято окончательное решение на этот нынешний опыт. Вопреки тому, что мы с Зинкой тебе говорили.
— А что вы говорили? Что Зинкина программа еще «сырая»? Ну вот она ее и доработала. Наверно, она могла быть лучше, если б вы над ней посидели вместе. Но эта программа для «мышиного», так сказать, уровня была вполне работоспособной. Поэтому последняя серия удалась отлично. Будь покойна, если б Сергей Сергеевич не был уверен в успехе, если б даже чуть-чуть сомневался, то ни за что не разрешил бы экспериментировать на людях. Между прочим, он несколько дней изучал наши отчеты, все эти ваши с Зинкой докладные и «особые мнения», задавал мне вопросы. И пришел к выводу, что программа сработала без сучка и без задоринки.
— Да, но это было уже после того, как был привезен «Black Box», — сказала Вика. — Его привезли в октябре. Он вполне мог вмешаться уже на этом этапе… А до этого, если судить по вашим отчетам, от 30 до 70 процентов мышей дохли или получали наследственные патологии. С чего это в последний раз получилось 100 процентов нормальных?
— Зинуля же совершенствовала программу…
— Эти усовершенствования, знаешь ли, напоминали покраску стен в доме, у которого крыши нет. Вам надо было еще лет десять, не меньше, ее дорабатывать…
— Ну хорошо, пусть нам помог «черный ящик», — раздраженно проворчала Лариса. — Ну и что? Ведь помог, не напортил?!
— А с чего это он взялся помогать? Ты ему что, премию обещала? — яростно вскричала Вика.
— Какая нам разница? Допустим, просто из филантропии…
— Ты такую поговорочку слышала. «Бойтесь данайцев, дары приносящих»?
— Нет, мы это не проходили, — проиронизировала Лариса. — Мы естественники, сухари, вивисекторы. Лягушек режем, мышей морим… Но могу сказать, что тебе твое гуманитарное образование, как и Зине, порядочно мешает. Все время в какую-то политику, мистику, философию лезете. Ищете то, чего нет. Еще бы прямо сказала, что «черный ящик» — порождение Сатаны, сосуд дьявольский или еще какая нечистая сила. Ну, на худой конец какая-нибудь гадость, заброшенная гнусными инопланетянами, прямо-таки жаждущими нашу Землю-матушку колонизировать, а род людской ликвидировать как класс.
— Между прочим, это действительно вещь внеземного происхождения.
— Вполне допускаю. Но почему подозревать, что это некая «мина замедленного действия»? Ничего плохого пока от него не видели. Никто ничем смертельным от него не заразился, радиацию он не испускает, компьютеры не портит. А если правда, что он умеет выполнять желания, как лампа Аладдина, то это вообще прелесть.
— Понимаешь, Лариса, ты этот «ящик» воспринимаешь, как вещь, в крайнем случае как сложный компьютер с искусственным интеллектом. То есть такую штуку, которая всецело подчиняется только физическим законам, которую можно путем определенного порядка действий включить, настроить, перепрограммировать, отключить. И если этот порядок не нарушается, а сама машина исправна, то она неизбежно будет управляемой и предсказуемой. Но ведь это может быть и разумное существо, которому присущи эмоции, воля, целеустремленность, которое может само выбрать, подчиняться или не подчиняться командам. Мы уже год изучаем материалы исследований, которым он подвергался в 70-80-х годах, просматриваем Димину память, в которой об этом «ящике» или «камне» много чего содержится. Мы облепили «Black Box» кучей датчиков, изучаем изменения в среде, которая его окружает. И хотя ничего еще толком не добились, но все-таки кое-какие впечатления уже имеются. В общем, я чувствую, что это не машина.
— Который час, а? — спросила Лариса. — Я чувствую, что мне надо идти спать ложиться. А то завтра на работу просплю.
— У тебя там дежурит кто-нибудь ночью?
— Конечно. И педиатр, и гинеколог, и сестры. Если будут осложнения у мамочек или детишек, мне позвонят. Ну, до завтра!
Лариса ушла, а Вика, побрякав немного на кухне — должно быть, кружки мыла, — погасила свет и притопала в спальню.
— Спишь? — спросила Вика. Можно было промолчать, и она бы поверила, будто я сплю. Но уж больно любопытные вещи мне довелось услышать.
— Вы бы и мертвого разбудили, — с деланной суровостью проворчал я. — Крику наделали — хорошо, что дети у Зинки спать остались. А то бы напугались небось.
— Ты что-нибудь понял?
— Понял кое-что. Ты Чуду-юду об этих сомнениях докладывала?
— Неоднократно. Правда, пока не все, а только о корреляции между изменениями среды вокруг «ящика» и Зинкиными сеансами по управлению внутриутробным развитием этих несчастных.
— Ну и что?
— Пока ничего. Поздравил Ларку и Зинку с успехом.
— А надо было поздравлять «Black Box»?
— Думаю, что да. Хотя еще не понимаю, как ему это удается. Зинка работает ГВЭПом в режиме «У» (управление личностью), чередуя его с «Н» (наблюдение). При «У» энергия расходуется, при «Н» — восполняется. То есть имеют место колебательные процессы, которые по идее, если между работающим ГВЭПом и «ящиком» устанавливается контакт, должны были каким-то образом отразиться и на состоянии среды вокруг «ящика». То есть при работе ГВЭПа в плюсовом режиме температура воздуха вокруг ящика должна была повышаться, а при минусовом — снижаться. То есть получалась бы синусоидальная кривая. И в электростатическом поле вокруг ящика тоже должны были эти колебания отмечаться. Ан нет, синусоидальных колебаний через ноль датчики не регистрируют. Только быстрое повышение температуры и давления, скачок вверх напряженности поля и еще некоторых показателей в момент включения ГВЭПа, потом стабилизация на этом уровне на весь период Зинкиной работы, столь же быстрое падение всех параметров до прежнего уровня и стабилизация в таком виде до следующего сеанса.
Для наглядности Вика вычертила указательным пальцем фигуру.
— Понятно, — сказал я, позевывая, несмотря на определенный интерес ко всему этому делу. — Стало быть, тут у тебя тоже нет уверенности.
— Наоборот, есть. Только попробуй втолковать это Лариске. Упрямая, самодовольная. А того не понимает, что, может быть, мы из-за ее научных интересов сунулись к черту в зубы.
— Зинка, когда ее провожал, тоже что-то бормотала насчет чертей. Мол, они нам все это подсовывают, а мы и свои души губим, и чужие.
— А трезвая поддакивает Лариске и Чуду-юду. Лариска — дура. Ей просто интересно, в какой степени можно влиять на формирование плода через мозговую деятельность матери, можно ли воздействовать на генетическую информацию нейролингвистическими методами. Чудо-юдо вытащил ее из какого-то загибающегося института, запер здесь наглухо, что называется, в золотой клетке: коттедж, все удобства, ребенок в школе, мужу нашли место в какой-то ремонтной службе. Она готова в лепешку расшибиться. Тем более что у нее довольно узкий участок работы и многого она просто не знает. Зинка — хуже. Она все понимает, ей вся пакость нашего заведения известна, она может повлиять на Чудо-юдо, он ее слушает и, если почувствует, что Зинка нажимает,
— делает, как она скажет. Но на сей раз она в лучшем случае мямлит, что, мол, не надо торопиться. Хотя не хуже меня знает, что ее программа не могла дать такого стопроцентного успеха.
— Слушай, а может, это ты зазря паникуешь?
— Нет, не зря. У меня вообще создается впечатление, что сейчас работой всего ЦТМО управляет «Black Box»…
ЗАДАЧА
Утром я проснулся от телефонного звонка. Время было армейское: 6.00. Я продрал глаза с большим трудом, потому что поспать удалось всего часиков пять или даже меньше. Проболтали почти до часу ночи, да еще и потрахались маленько на сон грядущий. Звонил внутренний, и даже спросонья, причем немного похмельного, я сразу сообразил, что это Чуду-юду неймется. Вика сонно заворочалась и проворчала:
— Совсем сдурел, старый хрыч!
Я так не считал. Во-первых, вчерашний разговор явно должен был вызвать некие последствия, а потому звонок в шесть утра был вполне предсказуемым явлением. А во-вторых, несмотря на то, что отцу уже стукнуло 58, он меньше всего подходил под определение «старый хрыч». Он никогда ни на что не жаловался, неизменно пробегал с утра по три километра, а с гирьками по два пуда делал все, что хотел. Когда я однажды увидел серию его ударов по мешку, то подумал, что ему еще и Тайсона под силу нокаутировать, если б, конечно, тот подставился.
— С добрым утром! — глуховато произнес Чудо-юдо. — Проспался после пьянки?
— Относительно.
— Ничего, сейчас встряхнешься. Поднимайся ко мне. В любой форме одежды.
Это немного обрадовало: может, даст время переодеться и пожрать, прежде чем пошлет куда-то. В том, что пошлет, и в том, что моя спокойная и размеренная жизнь прекращается, сомневаться не приходилось.
Для страховки я все-таки напялил тренировочный костюм и кроссовки. По коридорам и лестнице пробежался бегом.
— Пришел? — сказал Чудо-юдо, когда я закрыл за собой дверь его кабинета.
— Садись, слушай внимательно и запоминай. Надо будет работать быстро, даже нахально местами, но строго так, как я скажу. Конечно, в тех узловых моментах, которые выделю. Все не предусмотришь, но все-таки постарайся особо не отсебятничать даже в частностях. К сожалению, связь по РНС держать не будем. Кто-то на этом канале повис, а перекодировать его времени нет. Так что поправлять тебя по ходу дела не сумею. Перехожу к сути задачи…
У Чуда-юда были воспаленные глаза, нельзя сказать, чтоб он совсем уж плохо выглядел, но наверняка прошедшей ночью он спал намного меньше меня, а скорее всего вообще не спал.
— Первый узловой пункт. Один мой старый, но нехороший знакомый Абдулвахид Мирзоевич Максудов, более известный, как «Равалпинди», ибо большую часть
времени проводит в этом городе, прилетел в Москву под именем пакистанскогокоммерсанта Джавад-хана. Сегодня вечером или завтра утром он улетает в Швейцарию. Известно, что при Равалпинди, этом известном паскуднике, имеется атташе-кейс с очень важными и опасными для нас бумагами, которые не должны попасть туда, куда он их везет. Бумаги эти обязательно нужно уничтожить. Начисто, чтоб и крошки пепла не осталось. Потому что это подлинники, на которых кое-где стоят нежелательные для нас автографы.
— Это имеет какое-то отношение к фонду О'Брайенов? — спросил я, припомнив, что в Швейцарии у нашего семейства были кое-какие дела, благодаря которым меня, собственно, и женили на мисс Вик Мэллори.
— Лишний вопрос, — нахмурился Чудо-юдо. — Повторяю, бумаги должны исчезнуть и желательно вместе с Равалпинди. Но трупа его никто и никогда найти не должен.
— Уловил.
— Не торопись, я еще не изложил твою задачу. Самолет Равалпинди, как я тебе говорил, вылетает либо сегодня вечером, либо завтра утром. Это мы знаем. Но точного времени еще не установили. Во-первых, потому что сам Равалпинди его еще не определил. Самолет частный. А во-вторых, потому что Абдулка парень хитрый и может заготовить запасной вариант с отлетом на рейсовом.
— А он не может вообще сегодня утром улететь?
— Здравый вопрос неинформированного человека. Отвечаю: не может. В данный момент он еще не получил кое-какие дополнительные, но очень важные материалы, которые ему достали вчера при налете на офис Варана.
— Что ж там такого важного могло быть? — удивился я.
— Это не твое дело.
— Как это «не мое»? Я вообще должен знать, что искать, если ты мне поручаешь уничтожить документы. Тем более целиком и полностью.
— Тебе надо знать ровно столько, сколько положено. И будь добр дослушать до конца, не перебивая.
— Как скажешь…
— Так вот, материалы, без которых юридическая ценность бумаг, содержащихся у Равалпинди, падает на 70 процентов, были добыты по заказу совсем другой конторы. Заказчики, заметим, пожадничали. Они воспользовались тем, что имели дело с малограмотными людьми, и установили какую-то смехотворную цену за услуги. Десять тысяч баксов примерно. Но у Равалпинди в Москве много друзей. В том числе и в той конторке, которая выполняла заказ по Варану. Узнав о заказе, они проинформировали босса, и тот тут же предложил миллион. Само собой, что эти несчастные заежились и пошли враздрай. Одним показалось мало и миллиона, другие заорали: «Годится!», третьи напомнили, что первый заказчик на перо поставить может и лучше десять в кармане, чем миллион в небе… Ситуация ясна? Короче, Равалпинди ждет итогов этого внутриконторного толковища, которое запросто может перейти в разборку. Номинально там есть какой-то пахан, но он сейчас медленно подыхает от цирроза печени. Минимум четыре бригадира оспаривают первенство, и предсказать исход базара очень нелегко. Само толковище начинается в девять утра, во всяком случае, к этому самому времени на одну скромную дачку съедутся основные. В принципе Равалпинди будет ждать их даже до завтрашнего утра, но не дольше. Если он не появится в Цюрихе со своим кейсом до полудня, то шансов выиграть дело у него не будет никаких. Поэтому он улетит утром, даже если будет иметь только то, что имеет сейчас. Все-таки 30 процентов лучше, чем ни шиша. Ясно, что ребята, в руках которых сейчас находятся остальные семьдесят, сразу не договорятся. Представителю Равалпинди дали связной телефон, по которому он должен позвонить в 11.00. Это первый контрольный срок. Потом он должен позвонить в час дня и в дальнейшем беспокоить их каждые два часа. По идее, эта шобла, даже придя к общему знаменателю (в том смысле, что сочтет нужным продать материалы Равалпинди), помаринует его до последнего. То есть минимум до вечера. Могут запросить два, пять, десять миллионов, а кроме того, оговорить наиболее выгодные для себя условия передачи материалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78