Должно быть, пока пил, ему пришла в голову спасительная идея. Логику его мысли я без всякого считывания с помощью ГВЭПа представлял неплохо. Раз спрашивают, значит, не знают. А потому надо убедить их — нас то есть, что в живом виде от него, фиксатого, может быть больше пользы, чем от трупа. Конечно, ни о том, что мы можем попросту выпотрошить его память ГВЭПом, ни о том, что с помощью того же ГВЭПа можем изобразить из себя кого угодно, он понятия не имел. И рассуждал так, как следует рассуждать человеку, имеющему дело с нормальными бандитами.
— Спасибо, братаны, — поблагодарил он, — пожалели. Век не забуду. Только вы меня поймите: я ж знаю — как только расскажу, что знаю, вы меня замочите. И потом жалеть будете, потому что Равалпинди с ним (фиксатый мотнул головой в сторону стукача) торговаться не будет. А с вами напрямую — тем более. Он Твистера знает и меня. Твистер уже ничего не скажет — мозги вышибли. Так что я и пригодиться могу, вообще-то…
— Как тебя зовут, фиксатый? — поинтересовался я. Ко мне опять подкатывала очередная волна самых диких и садистских желаний, причем абсолютно бессмысленных. Я думаю, что если б фиксатый каким-то образом узнал о них, хотя б о десятой доле, то тут же высказал все, что знал, и попросил застрелить побыстрее.
— По паспорту? — спросил он, не очень понимая, на хрена мне знакомиться с кандидатом в покойники.
— По жизни. — Я пытался говорить спокойно, но чуял, что непонятная жажда пытать и терзать вот-вот заставит меня сотворить с фиксатым что-нибудь ужасное, но совершенно ненужное с точки зрения дела. Значительно быстрее было просветить клиента ГВЭПом в режиме «С», заправить себе в башку всю нужную информацию, а потом тихо его ликвидировать.
— Николай, — пролепетал фиксатый. Он, поди-ка, уже различил в моих глазах какой-нибудь плотоядный огонек и ничего хорошего не ждал. Во всем облике его просматривался жуткий страх, который он испытывал передо мной, а я от этого его страха ощущал странное, непривычное удовольствие. Никогда ни хрена подобного со мной не было! Откуда это взялось, мать его за ногу?!
— Надо же — тезки! — нехорошо улыбнулся я, и от этой улыбочки фиксатому совсем поплохело. Потому что как раз в это время мне вдруг представилось, будто я разбиваю об голову фиксатого пивную бутылку и начинаю медленно кромсать его полученной «розочкой»… Нет, надо было срочно стряхивать с себя это наваждение! Прочь, зараза!
Положение — а точнее, фиксатого Колю — спас Богдан. Он сказал.
— Чего время теряем? Он же, скот, время тянет. На фига с ним языком чесать? Тут надо технически…
У меня разом схлынула с души всякая муть непотребная. Я сразу пришел в норму и даже сообразил, что информатору незачем присутствовать в комнате.
— Так, — сказал я, обращаясь к стукачу. — Ходить можешь?
— Да, — ответил тот.
— Иди на второй этаж. Ваня тебя проводит и постережет от всяких случайностей. Валет — контролируй ворота на всякий случай. Безоружных заворачивай голосом, вооруженных — уничтожай.
Последнее тоже было не лишнее. Хотя шансов на то, что кто-либо из жителей поселка заглянет на дачу, было немного — под «безоружными» я подразумевал именно их, — появления вооруженных людей стоило поберечься. Равалпинди был человеком со связями и вполне мог засветить местонахождение дачи даже без пеленгатора. А если ему очень нужна была «бумага» и очень не хотелось платить за нее хотя бы миллион, то он мог найти ребят, которые согласятся рискнуть тысяч за полста.
Информатор был парнем покладистым — он ничего не стал спрашивать и покорно направился на второй этаж. У меня не было сомнений в том, что он будет сидеть там тихо и смирно. В комнате, кроме кучи трупов, остались только фиксатый и мы с Богданом.
Николая пристегнули наручниками к креслу.
— Пытать хотите? — простонал он. — Да я и так все скажу…
— Не бойся, это не больно, — успокаивающе произнес Богдан, вновь вытягивая штатив из пистолетной рукоятки ГВЭПа и устанавливая генератор на столе. По-моему, от этого фиксатый напугался еще больше — непонятное всегда страшнее. Если б паяльную лампу принесли или электроутюг, он бы понял примерно, чего дожидаться, а тут фиг поймешь… Он здорово перессал, причем в самом буквальном смысле — из-под него струйка зажурчала. Небось пива сегодня порядком выдул, а в сортир сбегать не удосужился.
— Фу-у… — брезгливо втягивая носом запашок мочи, произнес Богдан. — Ну и народ пошел — где пьют, там и льют.
— Да я скажу, скажу! — плаксиво провыл Коля. — Равалпинди какие-то забугорники попросили собрать на Чудо-юдо всякое дерьмо. Чтоб облажать его в Швейцарии, у него там интерес есть. И самого, и невестку, и сына. Он и собрал, но там одной бумаги не было, очень важной. Ее, эту бумагу, не один Абдулка ищет, Соловьев Антон Борисыч, слышали про такого? Тоже интересовался. Откуда-то узнал, что эта бумага лежит в офисе у Варана. И предложил Кире десять тыщ баксов. Тот сделал, а кто-то стукнул Твистеру. Твистер просек фишку и связался с Равалпинди. Сперва Равалпинди хотел с Соловьевым торговаться, но тогда бы делиться пришлось. На хрен нужно, когда все самому плывет? Предложил «лимон» «зеленых». А Киря уперся — ему с Антоном неохота ссориться. Лучше, говорит, десять тыщ, чем решка… Короче, решили столковаться здесь. Был бы основной здоров, так все бы проще пошло. А он от цирроза дуба врезает — доктора уже не волокут, морфий колют только. Он либо без сознания, либо в кайфе…
Ничего особо нового эта торопливая исповедь не содержала. Богдан ее вообще не слушал, потому что налаживал ГВЭП. Мне почему-то казалось, будто подготовка к работе в режиме «С» должна быть самой простой, однако это было не так. Надо было ювелирно настроиться на самые мизерные энергетические импульсы, излучаемые мозгом. Поэтому Богдан, нацепив на голову гарнитуру с наушниками, подключив к ГВЭПу какой-то измерительный приборчик и открыв маленький лючок в стенке генератора, сосредоточенно чего-то подкручивал там, в лючке, часовой отверткой. Так продолжалось все то время, пока фиксатый исповедовался. Впрочем, мне уже было ясно, что вряд ли с помощью ГВЭПа мы узнаем намного больше.
И вообще возня с ГВЭПом мне показалась несвоевременной, едва я глянул на часы. Было уже без двадцати час. А в 13.00 должен был позвонить господин Хамид от Равалпинди. Если мы сейчас погрузим Николая в сон — а при работе в режиме «С» это почти необходимое условие, — то кто будет отвечать по телефону? Твистер, которому раскурочили затылок? Наш информатор для беседы непригоден. Хамид будет говорить только с Колей. Он его знает. Да и то, если почует, что тот работает под контролем, может прервать беседу. Кстати сказать, эти сукины дети могли как-нибудь условиться насчет сигнала, который будет означать «понимай все наоборот» или «меня зажали, я говорю с чужих слов». Вполне такое могло быть, тем более что даже отношения внутри здешней конторки были весьма хреноватые. Ляпнет этот тихий и покорный Коля одно-единственное словечко, которого мы пока не знаем, — и вместо Равалпинди сюда приедет хрен с маслом. Или РУОП, например, которому доложат, будто здесь заложников удерживают. Конечно, трупов не найдут, но нас, дураков, могут повязать с оружием и, что самое неприятное, с ГВЭПом. Конечно, на этот случай можно и поупираться, поработать в режимах «Д» и «О», но тогда выйдет шибко большой шухер, который для ЦТМО уже не сможет пройти безнаказанно.
— Слушай, — спросил я Богдана, — ты долго еще ковыряться собираешься? Вот-вот от Равалпинди позвонят.
— Фигня, — отмахнулся тот, — время терпит. На вот шприц-тюбик, вколи этому чуваку. Через пару минут заснет, потом я его на ускоренную считку поставлю, минут за пять все слижем. А потом, как есть, на «У» переключим.
Уверенность Богдаши меня, конечно, порадовала. Шприц-тюбик, на котором имелась маркировочка «Z-6», сделанная тонким фломастером, я вкалывал под непрекращающиеся стоны Николая:
— Не надо на иглу, мужики! Я сам скажу, бля буду, мамой клянусь! Могу телефон для связи с Равалпинди сказать, только по нему все равно ни с кем, кроме меня и Твистера, разговаривать не станут.
— Обойдешься… — произнес я и всадил ему иголку шприц-тюбика. Опять на несколько секунд подкатила уже знакомая садистская радость от того, что кому-то больно. Но быстро прошла.
После укола Колька подрыгался немного, испуская все более несвязное
бормотание, а затем притих и заснул. Богдан подключил к ГВЭПу короткимкабелем небольшое устройство, вложил в него нечто вроде дискеты или магнито-оптического диска, нажал кнопочку. Загорелась и замерцала красная неонка — запись пошла.
Я глянул на часы. До контрольного звонка Хамида оставалось меньше десяти минут. Только тут я вспомнил, что звонить он собирался по сотовому телефону
— другого в доме, естественно, не было. То есть надо было ждать звонка по телефону Твистера. А около жмура, ранее носившего эту погонялу, «сотки» не просматривалось. Во прикол-то! Я растерялся даже больше, по-моему, чем фиксатый Коля в момент, когда мы вломились в комнату.
Блин, ведь если телефон исчез, его кто-то мог и стыбзить? Запросто! А это
— провал всей нашей затеи. Безусловный и четкий. Мог ведь найтись какой-то особо деловой товарищ, который очухался сразу после того, как Богдан вырубил ГВЭП, и, быстро сообразив, что главное — вовремя смыться, подхватил телефончик и выбежал за ворота. Поскольку Валет и Ваня не сразу добежали до ворот, то у него было несколько минут, чтоб ушмыгнуть, не попав в поле их зрения, а значит, и на прицел. Что такой гад может сотворить?
Если это человек Твистера, то вполне может доложить Хамиду о том, что на даче произошла разборка. Правда, нашего вторжения на дачу этот беглец мог и не увидеть, потому что главной причиной его бегства было бы нежелание оставаться в доме, где больше полдесятка жмуриков. Но если он, убежав с дачи, почему-либо задержался в кустах и имел осторожность оглянуться, то мог заметить Валета, вбежавшего в калитку. По одежке нашего бойца можно было принять и за вэвээшного спецназовца, и за собровца. Хотя, если этот гипотетический беглец не совсем дурак, то наверняка сообразит, что мы — частная лавочка. Менты такими малыми силами на дело не ходят и ему уж точно дальше второго оцепления проскочить не дали бы. Тем не менее, на дачу он вернуться не захочет ни под каким видом. В принципе он может даже не ответить на звонок Хамида. Но может и ответить. Правда, если не врал Коля, то с ним говорить не будут. Однако, если он успеет им сказать, что Твистеру череп раскроили, прислушаются.
Что в таком случае предпримет Равалпинди?
Самое простое — поймет, что дело обломилось, и полетит в Швейцарию с тем, что у него есть. Пусть всего 30 процентов успеха, но это лучше, чем ничего. Второй вариант — отправит на дачу какую-нибудь из бригад, которая согласится рискнуть. Это похуже, потому что тогда нам не избежать лишнего шума.
Минуту-две эти тревожные соображения не давали мне покоя. Так и свербили в душе. Потом притупились немного, и я подумал, что нафантазировал эту неприятную версию без достаточных оснований.
С чего я взял, будто сбежавший мужик, который, по идее, должен был перепугаться до холодного пота, в первую очередь схватит не собственные вещички, а чужой телефон? В том, что сбежавший перетрусил и не мог действовать хладнокровно, сомнений не было — тот, кто посмелее, не стал бы удирать, а попытался помочь тем, кто еще был жив. Ведь драка была междусобойчиком. Правда, сверхжестоким, благодаря нашему чуткому руководству, но все равно, передрались, так сказать, свои ребята, из одной конторы, хотя и из разных бригад. Внешней угрозы не было. Ну, подрались, порезались — чего между друзьями не бывает? Хладнокровный парень, конечно, мог бы прихватить телефон, если б, допустим, менты наехали. Но струсивший о телефоне бы и не подумал — это точно.
Какие еще могут быть варианты с телефоном? Не так, чтобы много этих самых вариантов. Может, под каким-то трупом лежит? Ох, как неохота их ворочать, свежачков-то: в крови, в мозгах, кто-то в штаны наложил перед смертью, судя по запашку. Но надо, надо, придется вспоминать старые навыки, от которых уже отвык порядочно.
Потому что телефон — это не шутки, без него все сорвется. Конечно, он мог просто-напросто куда-то отлететь во время драки — тоже, кстати, ни хрена хорошего, ибо его и разбить, и растоптать могли. И если он неисправен, то Хамид не сумеет к нам дозвониться. Ну, на первый случай подумает, что Твистер время тянет. Позвонит еще через пару часов — в 15.00. И опять не ответят. Если дачку он все-таки не вычислил, значит, уедет ни с чем. А нам этого не надо. Нам надо, чтоб он сюда приехал. Сам приехал, а не Хамида прислал. Чтобы ни в какую Швейцарию он не попал, и чтоб документы его туда не попали. Увы, без телефона нам этого никак не добиться.
В общем, я ринулся искать телефон, в то время как Богдан, покуривая чужую сигарету — кто-то пачку позабыл на столе, — спокойненько вел запись того, что было в голове фиксатого.
Под трупом Твистера его не было, в карманах — тоже. Правда, на поясе висел пейджер, но от телефона — только футляр. В течение пяти минут я перевернул все трупы, валявшиеся в комнате, даже Кирю на всякий случай, хотя точно помнил, что телефона ни у него, ни рядом не было — и все впустую.
До звонка оставалось всего ни шиша, когда Богдан выключил свою машинку и сказал:
— Все, скачал память. Не нашел телефон?
— Хрен его знает, закатился куда-то… — проворчал я.
— Жди, когда зазвонит. На даче тихо. Даже если он на втором этаже запищит
— услышишь.
— А если не запищит?
— Значит, его кокнули или раздавили, — невозмутимо произнес оператор. — Или вообще сперли.
Блин, мне бы его хладнокровие! Таких флегматиков надо на ВВЦ показывать, как достижение народного хозяйства. Все по фигу…
Часы показали 13.00, но никакого тюлюканья не послышалось. Я смотрел, как секундная стрелка торопливо обегает циферблат. Минута прошла, две, три…
«Тю-лю-лю» сотового донеслось из угла, справа от двери. Мимо этого угла я пять раз пробегал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78