Правда, в коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный случай. В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б им удалось завалить коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не беспокоясь за свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно, они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро, сейчас мы тебя к батьке Сорокину отведем. И вообще, я так думаю, эти ребята по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат.
Второй удар каблуком десантного ботинка задвижка не выдержала и с жалобным бряканьем полетела на пол вместе с прикреплявшими ее шурупами. Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень тоскливо сжалось. Очень неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности ее предотвратить.
Правда, тот самый господин, который так некультурно обращался с дверью, не очень торопился вломиться в санузел. Он, должно быть, понимал, что слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал.
— Дай гранату! — рявкнул он по-английски, обращаясь, должно быть, к своему напарнику.
— О'кей, — ответил тот. Я хорошо расслышал, как они копошатся, и с тупой обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят гранату так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками, но глушанет капитально. В тесном помещении санузла меня может крепенько садануть воздушной волной об стенку, так, что дальнейшая жизнь покажется неинтересной и контрольная очередь в голову, которой меня обеспечат коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи.
Однако все пошло совсем по-иному.
Испуганный вскрик сразу из двух здоровых глоток разорвал воздух. Я аж подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе.
Дут! Дут! — Это работало нечто бесшумное.
— Oh, God! — прохрипела какая-то глотка. Бряцнуло выпавшее из рук оружие, стукнула по полу какая-то твердая и увесистая фигулина — скорее всего граната, а потом с тяжким шмяком повалились тела. С небольшим интервалом в несколько секунд. Должно быть, чеку из гранаты коммандос выдернуть не успели, потому что взрыва, к которому я на всякий случай приготовился, не последовало.
Вместо этого прозвучал знакомый, хотя и несколько хрипловатый голос:
— Волчара! Ты жив, а? Вылазь!
«Хуже не будет», — подумал я и вылез из своего закутка. Очень неверными
шагами подошел к двери и, пошатываясь, будто поддатый, цепляясь зараскуроченные филенки, поглядел в комнату.
Хотя голос был знакомый, узнать Элен по внешнему облику я бы нипочем не сумел. На ней была просторная камуфляжка, под которой проглядывал броник — как туда только титьки запрессовались! Поверх куртки был навьючен «лифчик» — отнюдь не дамский, а самый что ни на есть мужской — с автоматными магазинами. Сам автомат — нечто незнакомое, но, судя по всему, на базе
Калашникова — псевдо-Хрюшка держала за пистолетную рукоятку, продев локоть через ортопедический вырез приклада. Из дула, на которое был навинчен глушак, тянуло свежей тухлятинкой. Имелась и оптика. На башке был прочный, швейцарского производства, шлем с поднятым вверх массивным забралом из бронестекла, под который была капитально спрятана вся пышная соломенная грива — ни волосинки не торчало. Сама мордаха была так размалевана зелено-коричневой маскировочной краской, что мать родная, то есть Валентина Павловна Чебакова, ни в жисть не признала бы за дочку это чудище. На поясе камуфляжных штанов у мамзель Шевалье висела кобура с каким-то солидным инструментом типа «стечкина», нож НРС, которым можно не только зарезать, но и застрелить — уж не тот ли, с которым я на Кирину дачу ездил? — а также две гранатные сумки. А за спиной у грозной мадемуазель просматривался хорошо знакомый предмет — «винторез» с толстым стволом-глушителем.
Носком ботиночка — только мне таким по ребрам не надо! — девушка только что перевернула того самого нехорошего дядю, который хотел кинуть мне в санузел гранатку. Для него уже все неприятности кончились. Гранатка с невинным видом лежала рядышком с трупом, очень чистенькая и совсем вроде бы безопасная. Однако внешность этой штучки мне — Дику Брауну, конечно! — была хорошо известна и памятна по вьетнамским делам. Эта маленькая дрянь начинялась белым фосфором и при подрыве давала огромную температуру, разбрасывая во все стороны жгучие капельки, которые могли даже сталь проплавить, не говоря уж о том, что запросто прожигали насквозь человека. Но даже если капли фосфорной начинки на человека не попадали, он мог сдохнуть от вдыхания продуктов горения, особенно в замкнутых объемах. Когда-то такие штуковины Дик Браун со товарищи кидали в подземные ходы, которые вьетконговцы километрами рыли у себя в джунглях, а иногда и просто в убежища, куда прятались от бомбежек женщины и дети…
Второй коммандос тоже не подавал признаков жизни и не мог их подать при всем желании. Потому что, когда пуля калибром 9 мм попадает в глаз, это почти никому не удается.
Его рассматривало еще одно зеленое чудовище, в котором я только подсознанием смог угадать Любу.
— Не ранен? — спросила Элен, видя, что я немного не в себе.
— Н-нет… — пробормотал я нетвердым голосом. — Просто перепугался…
— На, — сказала Элен, поднимая с полу «М-16А2» с подствольником. — Удержишь?
Оружие было малость замарано в кровянке, но я не побрезговал, обтер его какой-то тряпкой.
— Любаня, смотри за дверью! — распорядилась мамзель Шевалье. — А ты, Дима, давай веселей. Пора сматываться отсюда.
— Так я чего… Готов.
— Ни фига ты не готов, боец Коротков! — рявкнула Элен с интонациями незабвенного прапорщика Кузяева из моей личной армейской юности или сержант-майора Гривса по прозвищу Джек-Потрошитель, которого хранила память Дика Брауна. — Ты в этой маечке, блин, за сто верст светишься! Сымай куртень со жмура и всю навьючку — тоже. А штаны с вон того снимешь — этот дристанул напоследок. Ботинки не забудь.
Пока я в срочном порядке напяливал на себя пропотелые шмотки убитых коммандос, застегивал на липучки броник, собирал на один ремень ихние магазины и гранаты — ту, фосфорную, которой меня едва не сожгли, тоже пришлось взять, — воинственные бабы приглядывали за окном и дверью. Дабы злокозненный супостат не подобрался незаметно, как они сами к потерявшим бдительность коммандос.
Когда я надевал на себя куртку, то обнаружил на рукаве знакомый шеврон с оскаленной тигриной мордой. «Тигры»! Стало быть, мы опять в контакте с этим элитным батальоном хайдийской армии… Что ж, зато я теперь хоть знаю, где нахожусь и с кем воюю.
— Телись быстрее! — подгоняла Элен. — Как баба копаешься…
Наконец я вроде бы снарядился. Но в этот самый момент, перекрывая звуки стрельбы, вновь послышался свистяще-шелестящий гул вертолетов. В окно хлынул поток воздуха от нескольких роторов, по комнате закружились пыль и мусор.
— Проваландались! — Элен добавила пару русских фраз без протокола. — Ну, теперь держись! Побегаем!
В этот момент хрюкнула рация, и нервный голос Сарториуса позвал:
— Таня! Таня! Ответь нулевке.
— Я — Таня, слышу.
— Чего молчала?! — рявкнул Сорокин из динамика. — Где объект?
— Штаны надевал, — огрызнулась Элен.
— Пять минут, чтоб была на первом этаже! Парадную лестницу еще держу. Поняла? Жми, если жить хочешь! Видишь «вертушки»? Сколько их?
— Три зависло. Пощекотать?
— Некогда! Уходи. Конец связи!
Элен пихнула рацию в карман и приказала:
— Любаня, глянь в обе стороны — и бегом к парадной! Ты, — это уже относилось ко мне, — за ней. Не прилипай, метрах в пяти держись. Я — сзади.
Любаша сорвалась с места и понеслась, как спринтер. Я — за ней. Труп Алехо валялся на прежнем месте, я случайно поддал ногой попавшийся на пути «глок», а потом подхватил эту полезную волынку и сунул за пояс.
Как выяснилось, итог схватки между «тиграми» и охранниками гостиницы был в этом коридоре неутешительным. Тех троих, что выскочили навстречу паре коммандос, мы нашли убитыми. Их желтые рубашки были слишком хорошей мишенью в полутемном коридоре.
Сверху уже топотали десятки ног. Вторая волна «тигров» была, видать, посолиднев.
Но до площадки перед парадной лестницей мы добежали спокойно, без неприятностей. Здесь обнаружился Валет, которого Сарториус, как видно, решил освободить и приспособить к делу. Юный «зомби» с пулеметом «ПК» пристроился за небольшой баррикадой из каких-то диванчиков и держал под прицелом другой коридор, перпендикулярный тому, по которому мы прибежали к лестнице. В этом коридоре метрах в двадцати пяти перед ним валялось три трупа «тигров», а подальше — еще двое. Элен, бежавшая сзади, крикнула:
— Пригнитесь, достанут!
Это было очень своевременное замечание. С того конца коридора, куда был нацелен пулемет Валета, затарахтели очереди. Правда, не шибко прицельные. Судя по всему, «тигры» просто выставляли стволы из-за укрытий и долбили наобум Лазаря, по принципу «пуля виноватого найдет». Должно быть, Валет уже дал им понять, что провернет любую башку, которая хоть в полглаза высунется поглядеть на пару секунд. Но тем не менее, когда мы прыжками перескакивали опасный участок, несколько пуль свистнули совсем близко. Валет ответил длинной очередью, заставив стрелков шарахнуться за углы, и мы проскочили за его спиной на лестницу.
— Вниз! Живенько! — запыхавшись, крикнула Элен.
Мы вылетели в холл. Тут все было совсем не так, как тогда, когда я ночью приходил сюда за «джин энд тоником». Сейчас здесь была обстановка не то «Дома Павлова», не то Белого дома 4 октября 1993 года. Все стекла из рам перекочевали на пол, в воздухе летала копоть, в стенах зияли дыры, пробитые кумулятивными гранатами, на полу, усеянном стреляными гильзами, битой штукатуркой, кусками кирпича и бетона, валялись трупы. Через выбитые окна то и дело залетали шальные пули, но откуда — фиг поймешь, потому что перед отелем полыхало несколько машин. Среди них просматривались старые штатовские БТРы М-113, а также несколько ни в чем не повинных легковушек. Горящий бензин разлился по площадке и, должно быть, остановил наступающих. Впрочем, обороняющимся эта огнедымовая завеса тоже мешала, и они почти прекратили стрельбу.
Сарториус, с опаленной бородой и в донельзя перепачканной рубахе, выскочил из-за какой-то бесформенной кучи обломков с рацией в одной руке и с автоматом в другой. Сорванным, сиплым, как у алкаша, голосом он прохрипел:
— Направо, под лестницу, вниз! Быстро!
Элен без лишних слов толкнула меня вперед.
Под лестницей оказалась небольшая дверь, перед которой стоял Ваня Соловьев с автоматом в руках. Он, должно быть, был выставлен охранять ее и пускать только того, кого положено. Нам он дорогу не загораживал и даже не шелохнулся тогда, когда Люба, я и Элен проскочили в дверцу один за другим.
Мы очутились на площадке довольно узкой лестницы, ведущей куда-то вниз. Освещена она была только одной слабенькой лампочкой, которая к тому же все
время мигала, обещая вот-вот погаснуть. Люба в нерешительности остановилась,но Элен гаркнула:
— Вперед, вперед! Вниз до упора!
Люба, а за ней и я побежали по лестнице, едва успевая удерживаться за перила — спуск оказался крутым. Пробежали первый марш, второй, третий, четвертый… За пятым оказался бетонированный ход длиной почти в полсотни метров, освещенный несколькими лампочками, столь же хилыми, как та, что наверху.
— Быстрее, быстрее! — подстегивала Элен. — Нажмите!
Было такое впечатление, что за нами кто-то гонится. Впрочем, через паруминут сзади, от лестницы, послышался топот ног. Но поскольку перед этим не прослушивалось какого бы то ни было усиления стрельбы, то я предположил, что Сарториус приступил к эвакуации своих людей.
— Это наши, наши! — подтвердила мои догадки Элен. — Быстрее, а то мы их тормозить начнем!
За 50-метровым ходом обнаружилась площадка с двумя дверями, явно похожими на лифтовые. Мне уже и без того стало ясно, что предстоит очередное погружение в подземные вотчины давным-давно забытого хайдийского диктатора Педро Лопеса.
БЕГСТВО
На площадке мы остановились, потому что двери лифтов были закрыты. Никаких кнопок вызова кабин на стенах не было. Это вызвало недоумение только у Любы, которая, впрочем, ограничилась тем, что вопросительно поглядела на Элен: мол, а как дальше?
— Сейчас подойдут с пультом, — ответила та на этот немой вопрос.
Действительно, через пару минут после нас на площадку один за другим стали выбегать бойцы Сарториуса. Впрочем, среди тех, кто первым выскочил из бетонированного хода, были Агафон, Гребешок, Луза и Налим. Все они были вооружены автоматами, а закопченные рожи выражали глубокое удовлетворение тем, что жизнь продолжается. Следом, нервно посмеиваясь, прибежал мужик постарше, которого я помнил по заимке Лисовых, — Фрол. Оказывается, он отлично знал четверку северян, и они стали шумно, хотя и бестолково обсуждать какие-то эпизоды боя. За Фролом прибежали трое уже явно здешних ребят в сильно потрепанной и прожженной униформе охранников. Один из них, как мне помнится, сопровождал Сарториуса вместе с ныне покойным Алехо, а двух других я не знал. Следующим номером программы был сам Сарториус с пультом, а последними прибежали трое с ног до головы увешанных оружием бойцов: Ваня, Валет и еще один знакомец по Сибири — кавказец Ахмед (точной его национальности я не знал).
На тесной площадке и пятнадцать человек могли показаться толпой. Все были возбуждены, галдели на русском и испанском языках. Компаньеро Умберто покрутил головой, набрал на пульте какую-то комбинацию цифр, и вход на площадку со стороны бетонированного туннеля задвинулся стальной плитой. Одновременно плавно раздвинулись двери лифтов.
— Внимание! — гаркнул Сарториус. — Каждая кабина рассчитана на шесть человек из расчета семьдесят пять килограммов каждый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78