https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/
А консерватории в этом городе не было, и построить столь непростое сооружение в то время не представлялось возможным.
Однако родилась идея переоборудовать под консерваторию старинное, классического стиля здание «Сибпушнины», где когда-то проходили аукционы и которое к тому времени населяли около двадцати различных контор. Конечно, выселить их оттуда, предоставив другие помещения, было делом весьма и весьма непростым. Однако оно целиком зависело от настойчивости исполкома, и тут уж мы справились. Куда сложнее оказалось добиться решения об открытии консерватории. Решать вопрос предстояло в Москве. И не просто в Москве, а, как выяснилось, на самом «верху».
Короче говоря, после нескольких бесплодных попыток стало ясно, что «пробивать» новосибирскую консерваторию придется непосредственно через Н. А. Булганина.
Вот в связи с этой «музыкальной темой» мне и довелось познакомиться с тогдашним Председателем Совета Министров СССР. Просьба наша на фоне больших государственных дел, конечно, была незначительной. Однако при ее решении отчетливо проявились и характер самого Булганина, человека военного, мыслившего масштабно, и, пожалуй, сам правительственный стиль тех лет, когда «наверху» еще не овладели «наукой» скрупулезно расписывать все от «а» до «я», подходили к вопросам по-крупному, в целом, как и подобает высокому руководству.
Николай Александрович, внимательно выслушав меня и директора Новосибирского театра оперы и балета С.В.Зельманова, вызвал секретаря и велел ему подготовить положительное решение. А решение это состояло всего-навсего из одного пункта, который Булганин продиктовал сам: «Открыть в городе Новосибирске консерваторию».
И все.
Затем Николай Александрович, повернувшись к нам, сказал:
— Когда, как и сколько для этого необходимо средств — это уже не мое дело. Этим займутся товарищи из Комитета по делам искусств. А вы поработайте вместе с ними.
Когда на следующий день мы пришли в комитет, решение Председателя Совета Министров СССР уже было, что называется, в работе. Мы тщательно обсудили все, что было связано с формированием руководства консерватории, с реконструкцией старинного здания. Но главное, удалось настоять на том, чтобы к вопросу подошли комплексно и включили в него строительство квартир для профессоров и преподавателей консерватории. Если говорить начистоту, этот пункт был для меня одним из самых важных, ибо создавал задел на будущее, закладывал основы новосибирской консерваторской школы.
Эти надежды, надо сказать, оправдались в полной мере: благодаря наличию квартир в Новосибирск приехали профессора из Москвы, Ленинграда, Львова, других городов страны. Быстро был создан творческий преподавательский коллектив, и сегодня новосибирская музыкальная школа известна не только в нашей стране, но и за рубежом.
Когда я работал в Томске, мои связи с художественной интеллигенцией еще более упрочились. Ведь мы начиная с 1966 года ежегодно проводили фестиваль искусств «Северное сияние», на который приглашали ведущие коллективы страны. Побывали у нас ансамбли Игоря Моисеева, «Березка», Советской Армии, «Виртуозы Москвы», симфонические оркестры. В Томске гастролировали столичные театры: МХАТ, Малый, вахтанговцы, имени Моссовета, «Современник», ленинградские театры — имени Пушкина, имени Комиссаржевской и другие. Конечно, участвовали в томских фестивалях многие лауреаты конкурса имени Чайковского. Уже из этого перечня видно, что наши лучшие артисты не обходили стороной далекую Сибирь. В те годы кто-то из томичей пошутил: — Не знаю, как насчет заграницы, но в Томске наши «экспортные» коллективы гастролируют, пожалуй, почаще, чем в Москве.
В этой шутке была какая-то доля истины. Несмотря на огромную занятость и большое количество гастролей, Царев, Ефремов, Симонов, Моисеев, Надеждина, Игорь Горбачев, Спиваков и другие руководители художественных коллективов все же откликались на наши просьбы и прилетали в Сибирь. Разумеется, ничем особым, кроме радушия, привлечь мы их не могли. Все решали личные контакты. Не раз бывало, что я сам звонил в Москву крупным деятелям культуры и искусства, приглашал их в Томск. И они приезжали, потому что знали и высоко ценили благодарного сибирского зрителя.
Когда в 1983 году меня перевели на работу в столицу, первое время я впрямую, как говорится, по службе не был связан со сферой культуры. Однако в личном плане дружба с творческой интеллигенцией еще более упрочилась. В те годы, продолжая свою традицию студенческих лет, я часто бывал в столичных театрах. Конечно, познакомился с полным репертуаром Большого — от «Лебединого озера» до «Сказания о граде Китеже», был на юбилейных вечерах Плисецкой, Максимовой, Васильева, на памятном вечере Улановой. Даже став членом Политбюро, я ходил в Большой театр неофициально, как рядовой зритель. После спектакля за кулисы не ломился, не пожимал артистам руки «от имени ЦК и Политбюро». Театр нужен был мне как самоценное общение с истинным искусством, как душевная отрада.
Разумеется, бывал я и во МХАТе у Татьяны Дорониной, Малом театре, вахтанговском, в «Современнике». Но. пожалуй, чаще всего — на симфонических концертах в Большом зале Московской консерватории, особенно когда дирижировали Светланов, Федосеев. С новосибирских лет симфоническая музыка — моя давняя любовь.
Правда, скажу откровенно: примерно с конца 1988 года я почти перестал посещать консерваторию — не то было настроение, чтобы сполна отдаваться во власть музыки. Сейчас снова стал бывать на симфонических концертах.
Давние, вовсе не по службе, а по душевному влечению связи с художественной интеллигенцией побудили меня после 1985 года всерьез обратить внимание на вопросы развития культуры.
На заседаниях Секретариата ЦК КПСС мы рассматривали именно те вопросы, которые волновали творческую интеллигенцию — в первую очередь речь шла об ускоренном развитии материальной базы культуры. В ту пору на эти цели были выделены крупные средства.
Надо сказать, что особое неблагополучие по части материальной базы культуры обнаружилось, как ни странно, в Москве. Известно, что в столице создан колоссальный духовный потенциал. Но большинство театральных зданий, концертных залов и музеев находятся чуть ли не в аварийном состоянии. За минувшие двадцать лет в Москве построили всего лишь один новый театр — здание МХАТа на Тверском бульваре.
Помнится, мы собрали в ЦК руководителей строительных министерств, Моссовета, ведущих деятелей культуры и поставили вопрос ребром: что надо сделать, чтобы в кратчайшие сроки привести в порядок столичную материальную базу культуры?
Вопросы решали не умозрительно, не по бумагам-справкам и запискам. Как-то в один из дней мы вместе с тогдашним первым секретарем Московского горкома КПСС Л.Н.Зайковым, председателем исполкома Моссовета В.Т.Сайкиным, заместителем Председателя Совмина СССР Ю.П.Баталиньш, зав. отделом строительства ЦК КПСС А.Г.Мельниковым, другими руководителями сели в старенький автобус, присланный по моей просьбе из Всероссийского театрального общества, пригласили с собой строителей, режиссеров, ведущих актеров и отправились осматривать театры Москвы. Два дня объезжали город, дотошно знакомясь с «театральным хозяйством». Зато перед глазами предстала полная картина, стало понятно, как надлежит действовать. Именно тогда было решено реконструировать Большой зал консерватории. Тогда же договорились о капитальном ремонте зданий Малого театра, МХАТа на улице Москвина. Затем горком партии, горисполком приняли постановление о приведении в порядок зданий зрелищных учреждений. Секретариат ЦК поддержал этот план, а по тем временам это означало, что к его выполнению были подключены союзные органы.
Так же поступили с «музейным хозяйством». Вместе со строителями и проектировщиками я дважды бывал в Музее имени Пушкина. По просьбе его директора И.А.Антоновой удалось убедить Совмин СССР передать музею соседнее здание. Конечно, не спускали глаз с Третьяковки, ускоряя реконструкцию. В общем, что-то удалось сделать в ту пору. Обновление материальной базы культуры набирало темпы. Решались и другие вопросы. В частности, в три раза были увеличены средства на строительство сельских клубов, осуществлялась программа сооружения концертных залов в крупных городах страны. Был установлен контроль за ходом строительства, реконструкций домов творчества. Заинтересованно подходили к этим вопросам в правительстве Н.И.Рыжков, Г.А.Алиев.
Однако в последующие годы и тут почти все замерло: стало не до Байкала, не до реконструкции музеев и театров, не до актерских пансионатов.
Вспоминаю памятный разговор на одном из заседаний Политбюро, когда я уже занимался вопросами аграрной политики. Естественно, начал настаивать на том, чтобы селу выделили больше ресурсов и средств. В ответ Николай Иванович Рыжков заметил:
— Когда Лигачев занимался культурой, мы по его настоянию дали в эту сферу очень много средств. Теперь вот он требует то же самое для аграрников. Давайте, Егор Кузьмич, так поступим: у культуры возьмем, а селу передадим…
Однако я категорически возразил:
— Нет! Так не пойдет. Культуру обделять нельзя. Но, увы, сама жизнь, ухудшающаяся экономическая ситуация привели к быстрому обнищанию культурной сферы.
В значительной мере лишившись государственной поддержки, театры, музеи, музыкальные коллективы уповают теперь на спонсоров — отечественных и зарубежных.
Слов нет. На Западе отдельные выдающиеся артисты, художники, музыканты материально обеспечены лучше, чем у нас. Но если взять сферу культуры в целом, то на Западе всегда сильно завидовали большим советским государственным дотациям, прочности жизненного и творческого положения наших деятелей культуры.
Наши деятели культуры, и это не упрек, привыкли опираться на поддержку государства и слабо представляют себе те жесточайшие рыночные условия, в каких приходится творить их западным коллегам. И что бы ни говорили, какие бы примеры ущемлений и зажима творчества ни приводили, я убежден, что щедрая государственная поддержка очень благотворна для развития истинного искусства. Потому-то после апреля-85 КПСС и взяла такой курс: от былых зажимов, запретов и ущемлений освободиться, избавиться, а материальную поддержку культуры усилить. Разве это был плохой курс?
И ведь это были не слова, не призывы, не благие обещания. Реальность этого курса деятели культуры на деле ощутили в 1985-1986 годах.
Но к чему же пришли теперь, опорочив КПСС, развалив социалистическое государство? К неистовой коммерциализации культуры, где верх безусловно берут низкопробность, художническая невзыскательность и где истинное искусство вынуждено пребывать в нищете, каждодневно взывая к благотворительности. И вот «Виртуозы Москвы» уже перебрались на временное место жительства за границу… Кто следующий? Не приведет ли создавшаяся ситуация к невосполнимой утечке отечественных талантов и, как следствие, к обнищанию духа? И как ни бился большой патриот министр культуры, известный актер Н.Н.Губенко, положение не менялось.
Нет, не к этому мы стремились в первые годы перестройки. И не к этому КПСС вела дело. Те горькие плоды, какие пожинает сегодня наша великая, но бесхозная, поистине нищающая культура, — это результат политического авантюризма демократов, присвоивших себе право решать судьбы страны. Конечно, жаль, что среди них оказались и некоторые деятели искусства, по сути дела подрывающие корни нашего могучего дерева культуры.
Почти каждый день приходится читать в газетах о том, что все более и более бедствует культура. Зато почти не слышно об улучшениях. Возникла ситуация, при которой художественной интеллигенции просто некуда обратиться за помощью.
Опять-таки в первые годы перестройки было иначе: обращались в ЦК КПСС, и там помогали. Это знают, об этом помнят.
В 1987 году, например, пришел Игорь Александрович Моисеев. У знаменитого танцевального коллектива по сути не было репетиционных помещений, и Моисеев просил полностью предоставить в его распоряжение зал имени Чайковского на площади Маяковского в Москве. Помнится, мы вели деловой, обстоятельный разговор в зале заседаний Секретариата ЦК, и Моисеев, видимо, желая придать моим мыслям определенное направление, рассказал шутливый случай из своих весьма богатых отношений с высоким начальством.
Он пришел к Председателю Совета Министров СССР Булганину с просьбой снизить пенсионный возраст артистов балета. Выслушав Моисеева, Николай Александрович спросил:
— А до каких лет может танцевать на сцене балерина? До сорока, до пятидесяти может? Моисеев ответил:
— Может и до шестидесяти. Но смотреть на такой танец уже трудно.
Мы вместе посмеялись над поучительным случаем. Потом Моисеев еще много рассказывал о тонкостях балетной жизни.
А вопрос, который поставил Игорь Александрович, помогли решить: его коллективу были улучшены условия для работы.
Неоднократно обращался ко мне и художник Илья Глазунов. По его предложению мы помогли создать Российскую академию живописи, было принято решение Совмина СССР передать для нее здание на улице Кирова, где когда-то размещались знаменитые художественные курсы ВХУТЕМАС. Но постановление-то вышло, а различные организации, заселявшие дом, никак не хотели его освободить. Глазунов воевал, воевал с ними — безрезультатно. И снова обратился: помогите!
Ну что делать? Конечно, это не забота секретаря ЦК, члена Политбюро, как говорится, «самолично» выкуривать с насиженных мест вцепившиеся в центр Москвы конторы. Однако искусство требует жертв. Вдобавок дело осложнялось тем, что в здании, которое было памятником архитектуры и где уже когда-то работали художники, обосновались подразделения сразу трех союзных министерств — в одиночку Глазунову, разумеется, с ними никак не удалось бы совладать.
Короче, пришлось поехать самому и действовать по моему испытанному принципу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Однако родилась идея переоборудовать под консерваторию старинное, классического стиля здание «Сибпушнины», где когда-то проходили аукционы и которое к тому времени населяли около двадцати различных контор. Конечно, выселить их оттуда, предоставив другие помещения, было делом весьма и весьма непростым. Однако оно целиком зависело от настойчивости исполкома, и тут уж мы справились. Куда сложнее оказалось добиться решения об открытии консерватории. Решать вопрос предстояло в Москве. И не просто в Москве, а, как выяснилось, на самом «верху».
Короче говоря, после нескольких бесплодных попыток стало ясно, что «пробивать» новосибирскую консерваторию придется непосредственно через Н. А. Булганина.
Вот в связи с этой «музыкальной темой» мне и довелось познакомиться с тогдашним Председателем Совета Министров СССР. Просьба наша на фоне больших государственных дел, конечно, была незначительной. Однако при ее решении отчетливо проявились и характер самого Булганина, человека военного, мыслившего масштабно, и, пожалуй, сам правительственный стиль тех лет, когда «наверху» еще не овладели «наукой» скрупулезно расписывать все от «а» до «я», подходили к вопросам по-крупному, в целом, как и подобает высокому руководству.
Николай Александрович, внимательно выслушав меня и директора Новосибирского театра оперы и балета С.В.Зельманова, вызвал секретаря и велел ему подготовить положительное решение. А решение это состояло всего-навсего из одного пункта, который Булганин продиктовал сам: «Открыть в городе Новосибирске консерваторию».
И все.
Затем Николай Александрович, повернувшись к нам, сказал:
— Когда, как и сколько для этого необходимо средств — это уже не мое дело. Этим займутся товарищи из Комитета по делам искусств. А вы поработайте вместе с ними.
Когда на следующий день мы пришли в комитет, решение Председателя Совета Министров СССР уже было, что называется, в работе. Мы тщательно обсудили все, что было связано с формированием руководства консерватории, с реконструкцией старинного здания. Но главное, удалось настоять на том, чтобы к вопросу подошли комплексно и включили в него строительство квартир для профессоров и преподавателей консерватории. Если говорить начистоту, этот пункт был для меня одним из самых важных, ибо создавал задел на будущее, закладывал основы новосибирской консерваторской школы.
Эти надежды, надо сказать, оправдались в полной мере: благодаря наличию квартир в Новосибирск приехали профессора из Москвы, Ленинграда, Львова, других городов страны. Быстро был создан творческий преподавательский коллектив, и сегодня новосибирская музыкальная школа известна не только в нашей стране, но и за рубежом.
Когда я работал в Томске, мои связи с художественной интеллигенцией еще более упрочились. Ведь мы начиная с 1966 года ежегодно проводили фестиваль искусств «Северное сияние», на который приглашали ведущие коллективы страны. Побывали у нас ансамбли Игоря Моисеева, «Березка», Советской Армии, «Виртуозы Москвы», симфонические оркестры. В Томске гастролировали столичные театры: МХАТ, Малый, вахтанговцы, имени Моссовета, «Современник», ленинградские театры — имени Пушкина, имени Комиссаржевской и другие. Конечно, участвовали в томских фестивалях многие лауреаты конкурса имени Чайковского. Уже из этого перечня видно, что наши лучшие артисты не обходили стороной далекую Сибирь. В те годы кто-то из томичей пошутил: — Не знаю, как насчет заграницы, но в Томске наши «экспортные» коллективы гастролируют, пожалуй, почаще, чем в Москве.
В этой шутке была какая-то доля истины. Несмотря на огромную занятость и большое количество гастролей, Царев, Ефремов, Симонов, Моисеев, Надеждина, Игорь Горбачев, Спиваков и другие руководители художественных коллективов все же откликались на наши просьбы и прилетали в Сибирь. Разумеется, ничем особым, кроме радушия, привлечь мы их не могли. Все решали личные контакты. Не раз бывало, что я сам звонил в Москву крупным деятелям культуры и искусства, приглашал их в Томск. И они приезжали, потому что знали и высоко ценили благодарного сибирского зрителя.
Когда в 1983 году меня перевели на работу в столицу, первое время я впрямую, как говорится, по службе не был связан со сферой культуры. Однако в личном плане дружба с творческой интеллигенцией еще более упрочилась. В те годы, продолжая свою традицию студенческих лет, я часто бывал в столичных театрах. Конечно, познакомился с полным репертуаром Большого — от «Лебединого озера» до «Сказания о граде Китеже», был на юбилейных вечерах Плисецкой, Максимовой, Васильева, на памятном вечере Улановой. Даже став членом Политбюро, я ходил в Большой театр неофициально, как рядовой зритель. После спектакля за кулисы не ломился, не пожимал артистам руки «от имени ЦК и Политбюро». Театр нужен был мне как самоценное общение с истинным искусством, как душевная отрада.
Разумеется, бывал я и во МХАТе у Татьяны Дорониной, Малом театре, вахтанговском, в «Современнике». Но. пожалуй, чаще всего — на симфонических концертах в Большом зале Московской консерватории, особенно когда дирижировали Светланов, Федосеев. С новосибирских лет симфоническая музыка — моя давняя любовь.
Правда, скажу откровенно: примерно с конца 1988 года я почти перестал посещать консерваторию — не то было настроение, чтобы сполна отдаваться во власть музыки. Сейчас снова стал бывать на симфонических концертах.
Давние, вовсе не по службе, а по душевному влечению связи с художественной интеллигенцией побудили меня после 1985 года всерьез обратить внимание на вопросы развития культуры.
На заседаниях Секретариата ЦК КПСС мы рассматривали именно те вопросы, которые волновали творческую интеллигенцию — в первую очередь речь шла об ускоренном развитии материальной базы культуры. В ту пору на эти цели были выделены крупные средства.
Надо сказать, что особое неблагополучие по части материальной базы культуры обнаружилось, как ни странно, в Москве. Известно, что в столице создан колоссальный духовный потенциал. Но большинство театральных зданий, концертных залов и музеев находятся чуть ли не в аварийном состоянии. За минувшие двадцать лет в Москве построили всего лишь один новый театр — здание МХАТа на Тверском бульваре.
Помнится, мы собрали в ЦК руководителей строительных министерств, Моссовета, ведущих деятелей культуры и поставили вопрос ребром: что надо сделать, чтобы в кратчайшие сроки привести в порядок столичную материальную базу культуры?
Вопросы решали не умозрительно, не по бумагам-справкам и запискам. Как-то в один из дней мы вместе с тогдашним первым секретарем Московского горкома КПСС Л.Н.Зайковым, председателем исполкома Моссовета В.Т.Сайкиным, заместителем Председателя Совмина СССР Ю.П.Баталиньш, зав. отделом строительства ЦК КПСС А.Г.Мельниковым, другими руководителями сели в старенький автобус, присланный по моей просьбе из Всероссийского театрального общества, пригласили с собой строителей, режиссеров, ведущих актеров и отправились осматривать театры Москвы. Два дня объезжали город, дотошно знакомясь с «театральным хозяйством». Зато перед глазами предстала полная картина, стало понятно, как надлежит действовать. Именно тогда было решено реконструировать Большой зал консерватории. Тогда же договорились о капитальном ремонте зданий Малого театра, МХАТа на улице Москвина. Затем горком партии, горисполком приняли постановление о приведении в порядок зданий зрелищных учреждений. Секретариат ЦК поддержал этот план, а по тем временам это означало, что к его выполнению были подключены союзные органы.
Так же поступили с «музейным хозяйством». Вместе со строителями и проектировщиками я дважды бывал в Музее имени Пушкина. По просьбе его директора И.А.Антоновой удалось убедить Совмин СССР передать музею соседнее здание. Конечно, не спускали глаз с Третьяковки, ускоряя реконструкцию. В общем, что-то удалось сделать в ту пору. Обновление материальной базы культуры набирало темпы. Решались и другие вопросы. В частности, в три раза были увеличены средства на строительство сельских клубов, осуществлялась программа сооружения концертных залов в крупных городах страны. Был установлен контроль за ходом строительства, реконструкций домов творчества. Заинтересованно подходили к этим вопросам в правительстве Н.И.Рыжков, Г.А.Алиев.
Однако в последующие годы и тут почти все замерло: стало не до Байкала, не до реконструкции музеев и театров, не до актерских пансионатов.
Вспоминаю памятный разговор на одном из заседаний Политбюро, когда я уже занимался вопросами аграрной политики. Естественно, начал настаивать на том, чтобы селу выделили больше ресурсов и средств. В ответ Николай Иванович Рыжков заметил:
— Когда Лигачев занимался культурой, мы по его настоянию дали в эту сферу очень много средств. Теперь вот он требует то же самое для аграрников. Давайте, Егор Кузьмич, так поступим: у культуры возьмем, а селу передадим…
Однако я категорически возразил:
— Нет! Так не пойдет. Культуру обделять нельзя. Но, увы, сама жизнь, ухудшающаяся экономическая ситуация привели к быстрому обнищанию культурной сферы.
В значительной мере лишившись государственной поддержки, театры, музеи, музыкальные коллективы уповают теперь на спонсоров — отечественных и зарубежных.
Слов нет. На Западе отдельные выдающиеся артисты, художники, музыканты материально обеспечены лучше, чем у нас. Но если взять сферу культуры в целом, то на Западе всегда сильно завидовали большим советским государственным дотациям, прочности жизненного и творческого положения наших деятелей культуры.
Наши деятели культуры, и это не упрек, привыкли опираться на поддержку государства и слабо представляют себе те жесточайшие рыночные условия, в каких приходится творить их западным коллегам. И что бы ни говорили, какие бы примеры ущемлений и зажима творчества ни приводили, я убежден, что щедрая государственная поддержка очень благотворна для развития истинного искусства. Потому-то после апреля-85 КПСС и взяла такой курс: от былых зажимов, запретов и ущемлений освободиться, избавиться, а материальную поддержку культуры усилить. Разве это был плохой курс?
И ведь это были не слова, не призывы, не благие обещания. Реальность этого курса деятели культуры на деле ощутили в 1985-1986 годах.
Но к чему же пришли теперь, опорочив КПСС, развалив социалистическое государство? К неистовой коммерциализации культуры, где верх безусловно берут низкопробность, художническая невзыскательность и где истинное искусство вынуждено пребывать в нищете, каждодневно взывая к благотворительности. И вот «Виртуозы Москвы» уже перебрались на временное место жительства за границу… Кто следующий? Не приведет ли создавшаяся ситуация к невосполнимой утечке отечественных талантов и, как следствие, к обнищанию духа? И как ни бился большой патриот министр культуры, известный актер Н.Н.Губенко, положение не менялось.
Нет, не к этому мы стремились в первые годы перестройки. И не к этому КПСС вела дело. Те горькие плоды, какие пожинает сегодня наша великая, но бесхозная, поистине нищающая культура, — это результат политического авантюризма демократов, присвоивших себе право решать судьбы страны. Конечно, жаль, что среди них оказались и некоторые деятели искусства, по сути дела подрывающие корни нашего могучего дерева культуры.
Почти каждый день приходится читать в газетах о том, что все более и более бедствует культура. Зато почти не слышно об улучшениях. Возникла ситуация, при которой художественной интеллигенции просто некуда обратиться за помощью.
Опять-таки в первые годы перестройки было иначе: обращались в ЦК КПСС, и там помогали. Это знают, об этом помнят.
В 1987 году, например, пришел Игорь Александрович Моисеев. У знаменитого танцевального коллектива по сути не было репетиционных помещений, и Моисеев просил полностью предоставить в его распоряжение зал имени Чайковского на площади Маяковского в Москве. Помнится, мы вели деловой, обстоятельный разговор в зале заседаний Секретариата ЦК, и Моисеев, видимо, желая придать моим мыслям определенное направление, рассказал шутливый случай из своих весьма богатых отношений с высоким начальством.
Он пришел к Председателю Совета Министров СССР Булганину с просьбой снизить пенсионный возраст артистов балета. Выслушав Моисеева, Николай Александрович спросил:
— А до каких лет может танцевать на сцене балерина? До сорока, до пятидесяти может? Моисеев ответил:
— Может и до шестидесяти. Но смотреть на такой танец уже трудно.
Мы вместе посмеялись над поучительным случаем. Потом Моисеев еще много рассказывал о тонкостях балетной жизни.
А вопрос, который поставил Игорь Александрович, помогли решить: его коллективу были улучшены условия для работы.
Неоднократно обращался ко мне и художник Илья Глазунов. По его предложению мы помогли создать Российскую академию живописи, было принято решение Совмина СССР передать для нее здание на улице Кирова, где когда-то размещались знаменитые художественные курсы ВХУТЕМАС. Но постановление-то вышло, а различные организации, заселявшие дом, никак не хотели его освободить. Глазунов воевал, воевал с ними — безрезультатно. И снова обратился: помогите!
Ну что делать? Конечно, это не забота секретаря ЦК, члена Политбюро, как говорится, «самолично» выкуривать с насиженных мест вцепившиеся в центр Москвы конторы. Однако искусство требует жертв. Вдобавок дело осложнялось тем, что в здании, которое было памятником архитектуры и где уже когда-то работали художники, обосновались подразделения сразу трех союзных министерств — в одиночку Глазунову, разумеется, с ними никак не удалось бы совладать.
Короче, пришлось поехать самому и действовать по моему испытанному принципу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63