Испанец не появлялся. Но Витя, как и договорились, спокойно сидел на месте.
К обеду со стороны Слободы к воротам подскакала кавалькада всадников. Возглавлял эту компанию статный молодой человек лет тридцати с яркими черными глазами, из-под высокой знатной шапки дорогого меха вились темные локоны. Он гордо восседал на вороном скакуне. При его приближении ворота дворца предупредительно распахнулись, и слуги низко склонились, впуская господина и его спутников во внутренний двор.
Витя, конечно, никогда не видал князя Вяземского в лицо, но по всему понял, что приехал хозяин. “Значит, скоро начнется”, – решил он. И точно. С прибытием князя предпраздничная суета выплеснулась из дома на двор. Холопы принялись застилать коврами ступени парадного крыльца и дорожку от ворот к дому, носить из поварни кушанья. Витя чуть не подавился своей рыбой, увидев, как протащили в дом целого лебедя на золотом блюде, в натуральную величину, да еще с раскрытыми крыльями.
Сами дворовые, до того мелькавшие то там, то здесь, в холщовых рубахах да портах, часто босиком, приоделись в праздничное. А те, кому предписано было подавать за столом, и вовсе разоделись не хуже самого князя, во все парчовое и бархатное с золотым шитьем. Даже через дорогу до Вити донесся аппетитный запах пряностей, возбуждающий аппетит.
Вскоре стали подъезжать первые гости. Некоторые приезжали верхом, некоторые – в богато убранных экипажах. Особенно Витю поразило то, что, оказывается, летом можно ездить на санях. И это, судя по всему, считается особым шиком, так как позволяют себе подобное только важные особы, преимущественно духовного сана. Витя с искренним изумлением наблюдал, как прибывший в гости к князю Вяземскому церковник, не менее чем архиерей, дородный и тучный, одетый в праздничную рясу пурпурного цвета, вылазит, опираясь на спины служек, из саней, которые едва дотащили до княжеских ворот запряженные цугом четыре лошади. Про них трудно было сказать, какой они масти, так как с ног до головы рысаки были покрыты попонами, накидками, мехами, увешаны бубенцами и колокольчиками.
Князь Вяземский, уже переодевшийся в роскошное бархатное платье голубого цвета, расшитое драгоценными камнями, спустился с крыльца, чтобы встретить священнослужителя.
Видно, гость был и в самом деле знатный, так как многие, Витя обратил внимание, не позволяли своим лошадям ступить на турецкие ковры, покрывавшие княжеский двор, а оставляли экипажи у ворот и шли к крыльцу пешком, порой даже сняв шапку. Князь очень редко выходил на крыльцо, чтобы приветствовать гостя, в основном их принимали и провожали в комнаты люди званием попроще.
Засмотревшись, как князь Вяземский раскланивается с архиереем, выспрашивая об успехах спасения души, Витя не заметил, как за его спиной появился де Армес.
– Андома едет, – спокойно сообщил он вздрогнувшему от неожиданности Вите. – Федор Басманов с ним, младший Скуратов и еще какие-то орлы. Так что дожевывай свое, и пойдем, пора.
– А что пора? – не понял Витя.
– Дело делать пора, – немногословно объяснил де Армес.
По указанию испанца, Витя, сам не понимая зачем, снова взгромоздился в седло, и де Армес повел лошадку под уздцы поближе к шляху.
– Вон едет, – капитан указал Вите на группу всадников, довольно быстро приближавшихся к дворцу со стороны царской слободы. В скакавшем впереди всех всаднике на сером в яблоках коне Витя и сам, без помощи испанца, быстро признал князя Андомского. На нем был ярко-зеленый кафтан, на котором, видать за версту, горели, как звезды, какие-то редкостные желтые камни с оранжевыми и фиолетовыми искрами.
– Ну, Андома, не удержался все-таки, чтоб не похвастать перед своими, – усмехнулся де Армес. – Вон куда он топазы наши нацепил. Что же, сам в ловушку лезет, никто не тянет, – зловеще добавил он. – Камень хозяина почувствует – считай, что кончился Андомский принц.
Витя не очень понял, что Гарсиа имеет в виду, и при чем здесь камни. Да и размышлять ему было некогда. Всадники стремительно приближались.
– Сейчас я отпущу лошадь, – предупредил его де Армес. – Она понесет – держись крепче. Падай только перед всадниками, до того держись, хоть лопни. Старайся не очень задеть их, чтобы не злились, а сам скули пожалобней. У Андомы настроение хорошее. Если повезет, возьмет с собой в дом, со стола угостить. Может, и попробуешь княжеских разносолов. Долго не задерживайся, вина попьешь, и уходи, нечего глаза мозолить, не про твою честь пир. Главное, не забудь сказать про собор, куда невеста каждое утро ходит, да про приданое ее распинайся побольше, папочку богатенького похвали. Если не то ляпнешь, я буду поблизости, среди монахов затешусь. Но мух-то зря не лови, не зевай. Понял?
Витя кивнул. До всадников оставалось метров пятьдесят. Де Армес достал какую-то траву, завернутую в тряпицу, прижал ее к носу лошади. Смирная лошаденка взвилась, что сущий дьявол. Витя мысленно перекрестился. Испанец отпустил поводья, лошадка с бешеным ржанием рванулась вперед. Растопченко обхватил шею лошади и, зажмурив глаза, держался изо всех сил.
Через несколько мгновений, выскочив на шлях, его лошадка пронеслась по дороге и сходу напоролась на какого-то встречного. Витя ничего не видел, но услышал раздавшиеся возмущенные крики и громкую брань; Лошадка снова взбрыкнула. Расцепив руки, Витя пулей вылетел из седла и грохнулся оземь под ноги чьего-то коня.
Совершив широкий прыжок, всадник пронесся над его головой. Слава Богу, не затоптал.
Чья-то сильная рука, спустившись свысока, подняла его за шиворот с земли, и он повис в воздухе лицом к лицу с Андомским князем. Андсма был возбужден, но злым лицо его назвать было нельзя, скорее удивленным. Он встряхнул Витю в воздухе и поставил на землю.
– Цел? – спросил он без злобы. – Ты что же творишь, мил человек? Совсем одурел или ездишь не умеешь? Так не садись на лошадь, пешком топай! Себя покалечишь и сколько людей вокруг!
Как бы увидев богатство и знатность человека, которому он едва не нанес урон, Витя рухнул на колени, молитвенно сложив руки на груди:
– Простите, государь, Христом Богом молю, – жалобно заголосил он, – лошадка необъезженная, понесла, не справился я. Помилуй, государь, благодетель мой худобу мою, – скулил он, как учила его княгиня Вассиана, чуть не плача, – отслужу, если прикажешь. Рабски челом бью тебе, пресветлейший и благороднейший, – это Витя добавил из какого-то фильма от себя, но тоже в тему, – кланяюсь стопам твоим, землю целую под ногами коня твоего, помилуй мое окаянство…
Все так же стоя на коленях, он начал биться лбом об землю, изображая неописуемое горе, и даже пытался поцеловать ногу княжеской лошади, рискуя получить от нее копытом в челюсть.
– Сам-то он не побился, Голенище? – спросил князя Андрея ехавший с ним молодой человек лет двадцати, необыкновенно красивой наружности.
– Да нет, Федор, вроде не поломался. Гляди, как кланяется да по земле елозит – значит, полный порядок. А синяки-то будут. Глядеть надо по сторонам…
– Ну, тогда поехали дальше, – нетерпеливо торопил Басманов. Витя так понял, что это был именно он, и даже успел подумать, что, по отдаленным воспоминаниям о школьных годах, он представлял себе знаменитого русского воеводу почему-то глубоким стариком. – Князь Афанасий нас, поди, заждался.
– Это верно, – согласился Андома.
Витя сделал попытку отползти в сторону, чтобы дать господам проехать, но Андома, подумав, задержал его.
– Постой-ка, – и обернулся к Басманову. – Как думаешь, разгневается на нас хозяин, если мы бедолагу этого вином хорошим угостим с его стола, чтоб страх прошел, а?
– Думаю, нет, – пожал плечами Басманов.
– Тогда, милок, – Андома поманил Витю к себе, – давай, хватайся за стремя, и бегом за мной. Угощу тебя чаркой мальвазии, какой ты и не пробовал отродясь. Хочешь?
– Ой, спасибочки, государь, спасибочки, – за-кланялся Витя, в основном чтобы скрыть свою радость: все шло как по нотам.
– Поторапливайся! – Андома рванул поводья, и всадники поскакали к воротам княжеского дома. Почти на полном скаку они пронеслись во двор, распугивая слуг и дворовых, попадавшихся на пути, и остановились перед самым крыльцом, где их уже ждал князь Вяземский. Запыхавшийся от быстрого бега Витя, зацепился с непривычки тяжелым сапогом за край ковра и последние метры до крыльца Андома практически тащил его за собой, так что когда лошадь остановилась, Вите пришлось еще покувыркаться на ковре, прежде чем он поднялся на ноги. Рука, которой он держался за стремя, была разодрана в кровь и саднила.
– Где вы так задержались? – спросил князь Афанасий, по очереди обнимая своих соратников. – Я уж хотел людей посылать, чтоб поглядели, не случилось ли чего.
– Пошли, кстати, кого-нибудь, – вдруг вспомнил Андома, – пусть попробуют лошаденку этого богатыря поймать, – он иронически кивнул на Витю. – Чуть всех нас пятерых с ног не сшиб своим тяжеловозом. Наездник, я тебе скажу, отменный, не нашенской выучки…
Стоявшие вокруг засмеялись, Витя покраснел и потупился. Князь Вяземский кликнул кого-то из слуг и послал за лошадью.
– А то на чем он потом домой поедет? – продолжил Андома.
– Кто таков будет-то? – поинтересовался князь Вяземский, с любопытством рассматривая Витю.
– А, правда, ты кто таков будешь, наездник? – со смехом переспросил его Андома. – Я и забыл тебя расспросить.
Тут Витя снова вспомнил уроки княгини Вассианы и низко поклонился:
– Иван зовут меня, – представился он – по прозвищу Шестак, купеческий подручный, из новгородских будем мы…
– Вот привел я этого Ивана, чтоб вином угостить, коли позволишь, – обратился князь Андрей к Вяземскому, – уж больно испужался он, надо бы душонку на место поставить. Не побрезгуешь, коли в палаты его проведу?
– Что ж, ты мой гость драгоценный, – развел руками Вяземский, – твое желание для меня – закон.
– Повезло тебе, пошли, – Андома подтолкнул Витю к крыльцу.
Поднимаясь вслед за князем по высокой лестнице, Витя успел заметить среди иноков, сопровождавших архиерея, которых, по указанию хозяина, угощали прямо на дворе, коричневую рясу де Армеса. Приподняв камилавку, тот кивнул Вите головой.
Немного успокоившись, Витя вошел в дом. Увидев пиршественную палату, разнаряженных гостей в высоких шапках за столами – сотни две, не меньше; жареных павлинов на золотых блюдах с качающимися распущенными хвостами в виде опахала на столах и примерно столько же журавлей и лебедей в различных приправах да соусах, Витя остановился у порога, разинув рот.
– Шагай, шагай, – подтолкнул его Андома. Витя в растерянности сел на первое попавшееся место. Вдруг над его ухом раздался зычный голос:
– Ты по какому праву расселся рядом со мной, охальник! Чужое место не по родству занял! – толстый боярин в высоченной горлатной шапке с лоснящимся от пота лицом гневно ударил посохом об пол под самым Витиным носом. Со страху Витя чуть не слетел со стула. Но Андома вовремя пришел ему на помощь.
– Ты чего моего человека трогаешь? Не лезь, земщина! – увидев царского телохранителя, грозный боярин как-то сразу сник и начал заискивающе бормотать Андоме любезности. Но князь больше не удостоил его вниманием. Толкнув Витю в плечо, он спихнул его со стула и отвел в сторону.
– Не ведаешь, что ли, что места заранее расписаны? – спросил он его. – На вот пей, Иван Шестак, на здоровьечко да вволю.
Голенище протянул Вите тяжеленный серебряный кубок в виде медведя с сердоликовыми медальонами по краям, до краев наполненный вином.
– Садись, – князь указал на пристенную лавку, застеленную богатым полавочником. – Расскажи хоть, по каким делам угораздило тебя в Москву попасть, – спросил его Андома, – коли из дальних краев ты? По торговле, чай?
– Не только по торговле, государь, – промолвил Витя, пригубив вино. – Жениха ищу для хозяйской дочки. Хозяин у меня богат, добра у него… – Витя красноречиво закатил глаза к потолку. – Приданое большое за дочкой дает. Она-то красавица у нас, единственная радость у отца. Уж он не поскупится. В краях-то наших молодцов видных хватает, от женихов of боя не знаем, да на такую диву хотел бы хозяин мой познатнее да покраше молодца отыскать, повиднее. Из царевых приближенных, желательно: что же богатству отцовскому да красе девичьей по деревням гнить, да в захолустье… В Москву хотим перебраться, к народу поближе, чтоб на глазах…
Витя замолчал, отпив еще вина. Поверх краев кубка он украдкой посматривал на Андому, чтобы убедиться, что речь его произвела должное впечатление.
Голенище выслушал его с большим вниманием.
– Говоришь, богат хозяин твой? – переспросил он с явным интересом. Почувствовав удачу, Витя отставил кубок и принялся расписывать богатства своего мнимого купца, не скупясь ни на краски, ни на эпитеты.
– Ты что за стол не садишься? Пора уже, за здоровье государя и царевича сейчас тостовать будут, – подошел к Андоме Федор Басманов, – Пошли.
– Пошли, – задумчиво ответил ему Голенище. – Видишь, рассказывает мне знакомец мой новый, что у его хозяина дочка на выданье, приданое большое за ней дают…
– А как сама невеста, не страшна собой? – несколько неприятно улыбнулся Басманов.
– Говорит, красавица, – ответил за Витю Андома, – хотя для меня все равно, что у нее на лице, главное, что в ее сундуках.
– Это верно, – согласился Басманов и, наклонившись к уху князя Андрея, что-то зашептал ему. Витя сделал вид, что поглощен вином и не слушает их, но сам навострил уши, как мог.
– Для тебя случай-то подходящий, – шептал Басманов. – Люди в Москве неизвестные, без связей, а мнения, видать, о себе высокого. Покрасоваться в столице хотят. Таких простаков поймать в сети легче легкого. Женишься на ней, денежки отцовские приберешь к рукам, а потом жену в монастырь упечь сможешь. Или помрет от чего. Мало ли что бывает. Кто за них заступится здесь? Никто. Кто их знает? Всяко, приданое при тебе останется. Долги покроешь, себя обеспечишь безбедно. Так что не упускай момент. Пока дождешься ты своего наследства белозерского, да богатую итальянку – сколько воды еще утечет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43