Но, во-первых, могла бы выйти и поближе, для такой красавицы это не сложно. Во-вторых – де Армеса-то она зачем с собой притащила? Католик в православной стране, где иноверцев на дух не переносят, – это же не шутки!
Значит, их что-то связывает И скорее всего, не воспоминания прошлого. Ради покойного папочки вряд ли она стала бы тащить испанца со всей командой в такую даль. Да и что ему тут делать? Он – мореход, ему простор океанов нужен, пиратская романтика, а он сидит шесть лет в мелкой луже и вроде всем доволен – странно это. Выходит, интересы их соприкасаются в настоящем, он ей сейчас нужен, или она ему. А для чего? Не для любви – это ясно. И не для воздыханий о минувшем…
Получается, у них есть какое-то важное дело. Во всяком случае, у де Армеса. Иначе столь деятельный идальго – предположим, что ему удалось все-таки бежать от индейцев, – столь деятельный идальго, отправившийся за золотом аж в Мексику к черту на рога, не сидел бы шесть лет на берегу какого-то отдаленного озера, когда по всей Европе столько разных способов заработать и повеселиться.
Стоп, а сколько же должно быть испанскому дону лет? Он уже тогда, в походе Кортеса, был капитаном судна, командиром целого отряда, а чтобы командовать отборными головорезами, которых собрал для своей экспедиции Кортес, надо было иметь авторитет и заслуги, причем, немалые. И на подвиги время нужно. Значит, ему тогда уже было лет под тридцать. Да еще тридцать лет прошло. Вьгходит, испанец должен быть глубоким стариком, постарше Сомыча, а он… Ну, возраста прямо скажем неопределенного, но больше сорока ему явно не дашь. Даже по понятиям двадцать первого века – молодо выглядит. Будто и десяти лет со времени похода Кортеса не минуло. Чудеса какие-то…
Похоже, что де Армес – все-таки не де Армес, а кто-то еще, кто под его именем прячется. Тогда понятно и почему здесь сидит – подальше от лишних глаз.
Теперь княгиня… Она Никиту в свои сети затягивает, без сомнения. Зачем это? От скуки?
А если предположить, что поссорить хочет Ухтомского с князем Алексеем, врагами сделать, и тем самым ослабить обоих? Все может быть. Поведение у нее странное. Ночные броски по лесам на лошади, когда волки кругом, а в лесу темным-темно. Ляхи какие-то непонятные, прямо рядом с домом, которые тут же испаряются, стоит людям вблизи показаться.
Не так уж Витя и опоздал, чтоб ничего не услышать. Они же живые люди – не призраки. Даже если десять человек по лесу бегут, так шум должен быть: ветки ломают, упадет кто, темно же. А тут – тишина. И ни одной сломанной ветки. Витя обратил на это внимание по привычке, когда за ляхом полз.
А что самое невероятное, чего Растопченко сам никак не мог осознать, а тем более кому-нибудь сказать, так как его просто засмеяли бы – так это полное отсутствие следов. Элементарных человеческих следов на земле, от ботинок, сапог, лаптей – что они там носят. Земля-то сырая ночью, роса обильная выпадает, а роса не сбита. И ляха когда он из кустов вытащил, от того даже ямки придавленной не осталось, а он там долго сидел, и хоть лях щуплый, но вес в нем какой-никакой все же есть. Непонятно. Может, почва здесь такая, сухая пыль, мочи ее не мочи – все одно, следы рассыпаются, как и не было, но чтоб десять человек по лесу бежало – и никаких следов не осталось… такого Витя в своей практике не встречал.
Потом свеча… Не просто Вассиана ее в руках держала, об этом Витя еще тогда подумал, ночью, накануне событий. Она знак подавала. А Никита у нее для отвода глаз. Знак тот наверняка на галере был хорошо виден. Только вот де Армес почему-то прятался за амбарами. Выходит, там, на галере еще кто-то есть…
И тут Витю осенило: а может, ляхи-то как раз на галере и прячутся, с нее выходят, на нее убегают? Единственный вопрос, как они туда попадают, чтоб сухонькими оставаться? Явно ведь не вплавь, а лодку заметить с берега легко, давно бы кто-нибудь углядел. Витя прошелся по пустой поварне, потирая руки: он почувствовал удачу. Открыл печь, достал оттуда готовый каравай хлеба и, не думая, что скажет Ефросинья, отломил почти половину. С аппетитом пережевывая хлеб, который сейчас, хоть и не соленый, казался ему необыкновенно вкусным, он предвкушал как раскроет заговор “пособников западного империализма” и чем его за это наградят.
Теперь, когда ему пришла мысль, что ляхи прячутся на галере, он вовсе не удивится, если слуги, посланные князем в деревни разузнать об иноземцах, вернутся ни с чем. Кто им что скажет, если ляхи там и не бывали! Так, так, так… Следующее… Что у нас следующее? Гибель пленного…
Гибель пленного также наводила Витю на размышления. Еще утром он замерил шагами расстояние от того места, где стоял убитый лях, до того, где, как он предполагал, находился убийца. Получалась просто фантастическая картина. Метнуть нож с огромного расстояния, да еще чтобы кинжал одним ударом поразил жертву насмерть, мог разве что хорошо тренированный спортсмен-спецназовец, да и то не каждый, а особо одаренный физически. Здесь же, Витя обратил внимание, народ в основном был мелкий, намного меньше и весом, и ростом, чем люди его времени. Хотя, с другой стороны – когда он из любопытства княжеский лук натянуть попытался, то даже наполовину согнуть не смог, силенок не хватило.
Но все равно – вряд ли это смог бы сделать де Армес, учитывая его возраст и физические кондиции. В колдовство, о котором непрестанно твердили Сомыч и Лукинична, да в нечистую силу Витя не верил, не привык он как-то в нее верить. Его, вообще, учили доверять только фактам и факты анализировать. А факт оставался неоспорим: пленного убили, и убили так, как не могли убить никогда, если опять-таки исходить из фактов.
Единственный промах, который он допустил, – подумал вдруг Витя, так это не осмотрел тело убитого. Надо исправить оплошность.
Растопченко засунул в рот остатки хлеба.
Так, следственно-оперативные мероприятия должны идти по плану и скрытно. Главное, не рассекретить себя раньше времени. Обыск галеры отменяется. Проникнуть туда необходимо тайно, но для начала все очень тщательно подготовить. Вести наружное наблюдение за всеми подозреваемыми лицами. Усилить агентурную работу. Основная задача – выявить всех действующих лиц и их цель. Чего они хотят?
Витя не сомневался, что цели у злоумышленников чисто материальные. На подобный вывод его наталкивал психологический портрет основного подозреваемого – испанца де Армеса.
Чекист однозначно пришел к заключению, что раз испанец отправился за золотом на край света и отличился особой жестокостью в борьбе с индейцами, у которых это золото было, значит, единственное, что может привлекать его на Белом озере – жажда наживы. Деньги, золото, что еще?
Но умозаключения – это не более чем умозаключения. Версии. Попробуй явись к князю со словами, что испанец вместе с его любимой женой хотят ограбить усадьбу Белозерских, сославшись в доказательство на книжку, которую он когда-то на службе прочитал, и даже показать не может. Версии должны быть подкреплены фактами.
“Вот фактики мы теперь и начнем собирать, – решил про себя Растопченко. – Цель определена, план работы составлен. Действуйте, Штирлиц. Теперь вы сами себе начальник. А сейчас навестим ляха”.
Витя бодро вышел из поварни и увидел Рыбкина, который дремал на солнышке под окном. Услышав, как скрипнула дверь, Леха открыл глаза и вскочил:
– Товарищ майор!
– Ладно, брось, – остановил его Витя. – Вот что, Рыбкин. Ты видел, куда тело убитого пленного отнесли?
– Да за ворота, в лес. Говорят, нехристь он, хоронить не стали, так и бросили там.
– Надо нам его с тобой навестить, посмотреть кое-что, – предложил Витя.
– Так чего на убитого смотреть? – Леха явно не горел желанием выходить за пределы усадьбы.
– Не ной, – одернул его Витя. – Ты на службе теперь, не забывайся. Страж порядка, как водится. Ты думаешь, порядок только на Невском нужен, во время проезда министра МВД? Порядок, он, брат, везде необходим. А тут такие дела открываются… Идем со мной.
Они вышли за ворота усадьбы и прошли к лесу, куда, по словам Рыбкина, оттащили убитого пленного. Но на месте, указанном Лехой, тела не оказалось. Более того, снова отметил к своему несказанному удивлению Растопченко, трава, где, как предполагалось, лежал убитый, даже не была примята, а вокруг – никаких следов и совсем нет крови.
– Ты ничего не спутал? – сглотнув слюну, сдавленным от волнения голосом спросил Рыбкина Витя. – Точно сюда отнесли? Или куда еще?
Рыбкин и сам оторопел:
– Сюда, сюда… Куда же? – пролепетал он, пятясь. – Я же сопровождал, как приказали…
– И где он? – резко спросил Витя, – Встал и домой пошел?
– Не знаю…
Витя наклонился и взял горсть земли в руку, потер пальцами: вовсе и не сухая, вода в ней чувствуется, болотом пахнет. Еще бы – столько озер да рек вокруг, не пустыня. Нет, на такой земле следы должны оставаться. А почему их нет – вот загадка. И посоветоваться не с кем, сам думай.
– Леха, – подозвал он Рыбкина, – ты не психуй, успокойся. Ну, украли труп, чего только не бывает… Ты мне вот что скажи. Ты когда там, на галере прятался, что толком-то видел?
– Ну-у… Ай! – Леха вдруг пронзительно вскрикнул и отскочил от Вити, как ошпаренный. Растопченко быстро оглянулся вокруг, потом опустил глаза и с безотчетным ужасом отступил назад – прямо у его ног в траве показалась треугольная голова черного пифона, увенчанная серебристым сиянием, а хвост его тянулся откуда-то из-под корней дерева.
Не обращая внимания на людей, пифон прополз мимо и серебристой лентой зашуршал в траве. Потом нырнул в норку под оградой. Витя и Леха молча проводили его взглядом. Витя почувствовал, как несколько капель пота скатилось по груди. Черт побери, вот гадюка…
– Товарищ майор, – вдруг донесся до него шепот Рыбкина, – а может, это он его… того… сожрал?
– Кого? – до Вити не сразу дошла версия товарища.
– Ну, змеюка, может, пленного-то и сожрала, – пояснил Рыбкин уже более уверенно. Витя рассмеялся.
– Ты что, Рыбкин, от страха ума лишился? Змея-то, конечно, большая, но ведь не удав, чтоб человека живьем проглотить. Наверняка, мышей тут ловил под корнями. Знаешь, сколько полевок вокруг бегает?
– Вообще, Груша говорит, что он не жалится, – сообщил Рыбкин, – с ним и поиграть можно.
– Ты бы поиграл? – усмехнулся Витя.
– Ну-у… – Рыбкин замялся.
– Я бы ни за что. А ты, Леха, смелый, я погляжу, где не надо, – поддел его Витя, – а где надо, тебя не докличешься. Кстати, – ему вдруг пришла в голову новая мысль, – ты спроси у Груши, чем он питается. Мало ли что… Мышей в разных местах ловить можно, не обязательно там, где убитого человека оставили. Так что ты на галере видал, докладывай, – вернулся Растопченко к делу. – Матросы же на берегу были, и капитан, когда ты там разведкой занимался?
– Да, – подтвердил Рыбкин. – Ну, что там… Палубы, каюты… Все заперто. Стеклянный холл, стекла такие красивые: сине-розовые, зеленые, красные – мозаика, значит. Витиеватые, с завитками, с фигурками стеклянными вокруг, там даже в фигурках этих как будто воздух внутри, пузырьки плавают, если на свет смотреть. Внутри холла – все в бархате, мебель золоченая, столы да кресла, одним словом – антиквариат в натуре, что еще скажешь… – Рыбкин запнулся.
– Ну, а вензелей где-нибудь таких, как мы на кинжале обнаружили, или букв таких отдельно, вырезанных или вылепленных где-нибудь на стенах или перед входом ты не видал?
– Нет, вроде, – пожал плечами Рыбкин, – я ж тогда не знал, не присматривался.
– А людей на галере не было?
– Людей? – изумился Рыбкин. – Вы же сами сказали, Виктор Александрович, что все на берег сошли. Нет, я никого не видел.
– А не слышал ничего подозрительного, – продолжал допытываться Витя, – Ну, например, шагов, каких-нибудь других звуков, разговоров приглушенных… вообще что-нибудь слышал?
– Да ничего, – Леха потер лоб, напрягая память, – только волны плескались у бортов, да корабельный колокол позвякивал при качке. Нет, никого там не было, – решительно заявил он.
– Понятно, – задумчиво произнес Витя. Подтверждений своей версии он пока не находил. – Слушай, Леха, а ты в Мадриде не был?
– Я?! – ужаснулся Рыбкин
– Ты, – подтвердил Витя, – а что ты так пугаешься? Всякое же случается, не посылали вас по обмену опытом? И в Мексике не бывал? А на Канарах?
– Не-е-е, – кисло промямлил бывший сержант российской милиции, – куда нам с нашей зарплатой… Да и с опытом тоже, сами знаете…
– Это я к тому, – пояснил Витя, – что надо бы тебе с испанцем подружиться, в доверие втереться, так сказать. Вот я и думал, может ты с ним про Мадрид или про Канары побалакаешь…
– Так о чем мне с ним говорить? – безнадежно махнул рукой Рыбкин. – разве только про мадридский “Реал” в Кубке УЕФА, про Сантильяну…
– Вот про мадридский “Реал” не надо, – предостерег его Витя, – это лишнее. И про Сантильяну тоже. Лучше воздержаться. Кстати, а ты не знаешь, как там сыграли?
– Откуда?! – Рыбкин остолбенел от изумления.
– Ах, да, – спохватился Растопченко. – Знаешь, о чем я жалею, Леха? О том, что профессор Попов изобрел радио в девятнадцатом, а не в шестнадцатом веке. Сейчас бы мы с тобой футбольчик послушали. А про телек и говорить нечего. Ни новостей тебе, ни спортика… Вот только молись с утра до вечера. Скучно живут. Как ты считаешь?
– Да уж, невесело, – согласился Рыбкин. – Еда невкусная, не солят, чая не пьют, кофе не знают, табака и того нет, бабы толстые…
– Но ты не отчаивайся, друг, – подбодрил его Витя, – считай, что мы здесь выполняем важное ответственное задание, вот об этом и думай.
– А какое у нас задание? – с сомнением поинтересовался Леха.
– Задание у нас всегда одно, – наставительно сообщил Витя, – мошенников отлавливать, мирных граждан защищать. Тебе Иван Иваныч в отделении не объяснял, что ли? Помнишь же: “Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…” Вот за такими элементами мы сейчас с тобой и пойдем.
– Куда? – не понял Рыбкин.
– На берег озера, на рекогносцировку, – сообщил Витя. – Но вы такого не проходили, – усмехнулся он, видя озадаченное лицо сержанта, – наблюдать пойдем, понял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43