Указание Дераты было однозначным: упражнение может считаться законченным, если будет осуществлено безупречно, тогда он сможет поесть и, главное, поспать.
Сначала Горен считал, что это очень легко и он справится с первого раза. Но пальцы у него были еще детские, жилы, несмотря на постоянное лазанье по стенам, недостаточно крепкие. Попытка перемещать груз с пальца на палец ни к чему не привела, это оказалось его первым уроком. Устав, он попытался ухватить ручку другими пальцами, но ведро при этом закачалось и пролились первые капли.
– Плавность, – предупредила его Дерата, стоявшая рядом, скрестив руки. – В данном случае это главное. Каждый палец должен уметь ровно столько, сколько и все остальные. Если ты начнешь раскачиваться и сосредоточишься на распределении веса, вода тут же придет в движение. Любая попытка ее выровнять только ухудшит ситуацию. Так что следи за тем, чтобы движения оставались плавными и равномерными: набери воду, согни пальцы, возьми ручки, подними ведра и иди быстрым, но четким шагом. Тогда моментально доберешься до поилки, выльешь воду и освободишься на весь день.
Шагов было двадцать пять. Горен сосчитал их заранее. Смешное расстояние, так ему казалось вначале.
Теперь поилка отодвинулась на непреодолимое расстояние. Сделать больше двенадцати шагов никак не получалось. С каждым разом дистанция и отчаяние росли.
Когда в полдень мать вернулась после обычного объезда (он только что пролил полведра), он посмотрел на нее с мольбой.
– Я еще маленький и слабый, – вырвалось у него. – Я пытался, пытался не меньше ста раз, мама, у меня просто не получается!
– Тогда стань взрослым, – спокойно ответила она. – И сделай еще девятьсот попыток. Пытайся, пока не получится.
– Но с каждым разом становится все труднее.
– Значит, кое-чему ты уже научился. Продолжай.
В эту минуту Горен ненавидел мать. Сильно ненавидел. Он дотащился до колодца, набрал ведро воды и вылил на себя. А потом стал жадно пить. Хорошо хоть воды было достаточно, пустой желудок давно жалобно урчал. Мама отправилась обедать к правителю. Обычно Горен ел в конюшне то, что она приносила ему с собой. Но сегодня, видимо, придется обойтись без еды. Ему нужно справиться с заданием.
Но задание было сложным. Невыполнимым.
«Но ведь половину пути ты можешь нести ведра всей рукой», –прошептал внутри Горена тот самый, теперь уже хорошо знакомый голос. Он приходил и уходил когда хотел, повлиять на него не было никакой возможности. Чаще всего мальчик не вслушивался в его болтовню, потому что не желал быть похожим на странного старика.
Но сказанное сегодня было столь издевательски-привлекательным, что он весь превратился во внимание.
«Ведь часть пути ты уже и так прошел, следовательно, никакое это не жульничество. К тому же все равно никто не видит. А потом ты по всем правилам пройдешь оставшуюся часть пути, так что все по-честному!»
Горен был готов согласиться. Наверняка никто не заметит, к тому же все равно это просто урок. В следующий раз он наберется сил и все сделает лучше.
А потом он представил себе направленные на него глаза матери и тяжело вздохнул.
– Нет, – тихо сказал он самому себе. – Она сразу заметит. От нее ничего никогда не скроешь. Она самая хорошая, не хочу, чтобы она расстроилась.
«Дурак», –засмеялся внутренний голос.
«Отстань, –подумал Горен. – Я смогу. Я тебе докажу. Или себе, если я все-таки говорю сам с собой. Я докажу кому бы то ни было».
Был уже вечер. Солнце направилось спать к себе за горизонт, далеко за лес и Зибенбург, к побережью континента, туда, где начиналось море Безвременья, чтобы, в конце концов, нырнуть в туман и за кроваво-красными полосами спрятать границу между водой и небом. А потом ночь укроет Фиару черным покрывалом.
Так долго возиться Горен не хотел. Он дошел до предела своих сил, лицо его было измазано пылью и слезами. Он все чаще спотыкался, икроножные мышцы дрожали, пальцы побелели, внутренняя их сторона потрескалась и кровоточила. Но у него и в мыслях не было сдаваться. Лучше уж умереть.
Мать подошла еще раз, изучила следы в пыли. И ушла, не сказав ни слова. На ее лице ничего не отразилось. Наверное, сын ее разочаровал, ведь ему уже девять лет, на два года больше, чем было ей, когда она сдавала экзамен.
«Скоро ты сломаешься», –ликовал внутренний голос.
Мальчик заскрипел зубами. «Ни за что».Он снова набрал воды и отправился в путь.
Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать.
И тут вдруг он буквально впал в транс, ему казалось, что он как птица парит в воздухе. Он больше не чувствовал ни рук, ни ног. Спускающийся с неба гигантский огненный шар накрыл его своим пылающим нимбом, легкий вечерний ветерок обдавал холодным воздухом, кажется, даже слегка подталкивал его вперед.
Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать.
Здесь земля все еще оставалась девственно-чистой: ни следов маленьких измученных ног, ни темных отпечатков воды. Поилка выросла перед ним словно божественный маяк: сияющая в мягком сумеречном свете цель.
«Я справлюсь», –понял Горен. Пора. Он больше не думал, он только действовал, выполнял порученное дело, осталась только цель и больше ничего. Все стало единым: его тело, ведра, вода в них. Может быть, он доберется на коленях, но это не играет никакой роли, если он не опустит ведра и не прольет ни капли. А этого он не сделает, теперь уже нет.
Двадцать два. Двадцать три.
Глаза Горена стали влажными от счастья. Сейчас все получится.
И в этот момент его толкнули в бок.
Сначала Горен даже не понял, что произошло. Он пролетел по воздуху, ведра упали, вся вода вылилась, а сам он повалился в грязь, прокатился еще чуть-чуть и остановился, перестав даже дышать.
Его как парализовало. Не способный мыслить, он выпрямился и заметил над собой Захария. Сзади стояла вся его банда, улюлюкала и гримасничала.
– Оп-па, – сказал племянник правителя, широко ухмыляясь. Во рту у него не хватало нескольких зубов.
– Горен Безотцовщина тако-о-о-о-ой неловкий! – крикнул другой парень. – Всегда готов споткнуться на ровном месте, вот дурак! Посмотрите-ка на него! Лучше отправить его в свинарник, там ему самое место!
Горен медленно поднялся на ноги. Ему не хватало слов. В толпе он заметил маленькую Хелим с ее длинными огненно-рыжими косичками. Он думал, что ее светлый голос вот-вот перекроет все остальные, но, как ни странно, этого не произошло.
Она даже не улыбалась. Просто стояла и смотрела.
Горен схватился за ручки ведер, повернулся и пошел к колодцу.
«Нельзя им спускать»,– прошептал внутренний голос.
Но он его не интересовал. Казалось, в нем все умерло, больше он уже ничего не чувствовал. Он пойдет к колодцу, наберет воды и снова отправится в путь, даже если для этого понадобится целая ночь или вся жизнь. Он уже так много сделал, он сможет все повторить. Он им докажет, как раз потому, что они в него не верят.
– Ты еще не въехал, Горен Безотцовщина? – Захарий подошел и слегка пнул его в бок. – Такие задания мать дает тебе не для того, чтобы ты стал большим и сильным, а потому, что хочет, чтобы ты ей не мешал спокойно прыгать в койку к моему дяде!
– Это неправда, – сказал Горен сквозь стиснутые зубы.
– Конечно правда, всем вокруг известно! – издевался более взрослый мальчик. – Как ты считаешь, почему вас здесь терпят? Больше ведь вы ни на что не годитесь…
Хватит. Многолетние унижения, насмешки и издевательства скопились в пустом желудке Горена и превратились в горячий сгусток ярости. Он опустил на землю оба ведра и повернулся к Захарию.
Старший мальчишка, который собирался сказать еще какую-нибудь гадость, закрыл рот. И сделал шаг назад. Он явно все правильно прочитал на лице Горена. Но далеко убежать не успел. Руки Горена мгновенно рванулись вперед, его покрытые кровью пальцы сомкнулись на горле Захария, сжались и швырнули парня в пыль, тот, кряхтя и извиваясь, попытался высвободиться, но Горен сел на него сверху и продолжал давить до тех пор, пока лицо Захария, который слепо молотил вокруг себя руками, не посинело.
«Убей его, –прошипел внутренний голос. – Так, правильно, смотри, как он елозит, он ведь словно воск у тебя в руках, он больше уже никогда не будет тебя унижать! Давай!»
Другие ребята заметили, что положение стало критическим, заорали и бросились к противникам, но их опередил другой человек.
Вдруг Горен почувствовал, как чьи-то крепкие руки схватили его и оттащили от Захария. Его подбросило вверх, и он уставился в непонимающее, перекошенное гневом лицо своей матеря.
– Горен! – крикнула она.
Захарий со свистом всасывал воздух, кашлял и хрипел. Два приятеля помогли ему подняться.
Лицо Горена было пустым, пусто было и у него внутри. Скопившийся в животе гнев испарился. Он посмотрел мимо матери и тихо сказал:
– Он тебя оскорбил. Сказал, что ты непорядочная женщина. И получил по заслугам.
Мать отпустила мальчика.
– Отведите Захария в замок, – сказала она его приятелям, которые поддерживали своего предводителя с обеих сторон. – Отведите его к дяде и поставьте в известность целительницу. Я сейчас приду.
Испуганные ребятишки подчинились. Большая часть банды давно разбежалась.
Дерата открыла рот, но Горен отвернулся. Схватил оба ведра и направился к колодцу.
– Поговорим позже, – сказала с трудом сдерживающаяся Дерата и пошла за мальчишками к замку.
Когда Горен набирал ведро, к нему подошла Хелим. Он не обратил на нее внимания.
– Захарий поступил очень гадко, – сказала она. – Лучше бы сам тренировался целый день, чем постоянно говорить мерзости.
Горен молча набирал второе ведро. Но Хелим еще не закончила:
– Он ревнует, потому что его дядя любит тебя, вот почему он все время несет всякую гадкую чушь. А то, что он сказал про твою маму, это неправда. Это всем известно. Так клеветать на человека нельзя.
Горен поставил на землю второе полное ведро. А потом посмотрел на Хелим:
– Мне нужно наполнить поилку.
Он видел, как она разглядывает его израненные руки. Да и все остальное наверняка выглядело не лучше. Ему было стыдно за свой внешний вид, но это ничего не меняло в его задании. Он взял ручки, как велела мать, поднял ведра и отправился в путь.
Хелим шла рядом.
– Горен, – прошептала она, – смотри.
Он невольно покосился на нее. Она слегка согнула колени, выпрямила спину и плавно переставляла ноги, не двигая корпусом, руки же держала прямо.
Он повторил за ней, и это помогло. Конечно, так он бы не смог пройти целую милю, но двадцать пять шагов до поилки все-таки одолел.
– Хорошо, – сказала Хелим, – а я ухожу.
Горен вылил оба ведра в поилку. Пока текла вода, текли и слезы, которые орошали ту самую цель, которой он, наконец, достиг.
Услышав шаги матери, Горен спрятался в соломе. Но на его поиски ей понадобилось времени не больше, чем соколу на поимку голубя. Она схватила его за рубаху и вытащила из соломы.
– У тебя получилось, – сказала она. Это было утверждение, а не вопрос.
Горен кивнул. На улице уже стемнело, и мягкая ночная прохлада уменьшила бушевавший в нем жар. Ладони горели, двигаться он практически не мог. Кое-как привел одежду в порядок, но чувствовал себя больным и жалким. И не ощущал восторга от достижения цели.
– Сегодня ты многому научился, – продолжала мать. – Убедился, что у тебя есть воля. Определил границы своих возможностей. И понял, что, если хочешь преодолеть самого себя, нужно прислушиваться к чужим советам. Теперь ты знаешь, что должен внимательно выслушать полученное тобой задание, понял, от чего следует отказаться, а чего можно добиться хитростью, но не прибегая к обману.
Горен поднял голову. От пыли и слез глаза у него покраснели и распухли.
Дерата поставила перед ним корзину, от которой аппетитно пахло жареным цыпленком, свежим хлебом и яблоками.
– Я горжусь тобой, сынок. Завтра можешь отдохнуть.
В горле у Горена пересохло. Если бы он сказал хоть слово, он бы заревел. Он смертельно устал, так что не мог полностью насладиться радостью от первой похвалы матери.
А еще знал, что дальше последует кое-что еще, связанное с Захарием.
И попал в точку.
– Если, конечно, – продолжала Дерата, – Дарвин Среброволосый разрешит нам остаться, а не прогонит из города как шелудивых псов, потому что ты напал на его племянника. Услышав о драке, отец Захария пришел в негодование и потребовал для тебя самого сурового наказания.
– Которого не последует, – раздался голос правителя Лирайна у нее за спиной, и Горен сжался. Глаза у него расширились, потому что он увидел Захария, которого Дарвин Среброволосый тащил перед собой, держа за шиворот.
– Давай, – велел он. – Извиняйся.
Удивленный Горен выпрямился. Он слышал тяжелое дыхание Дераты, спина ее напряглась:
– Господин, мой сын…
– Я говорю не о Горене, – нетерпеливо прервал ее Дарвин Среброволосый. – Захарий.
Он ущипнул племянника за щеку, и его глаза от боли наполнились слезами. Было видно, насколько унизителен для него этот разговор. Дрожащими губами он пробормотал:
– Мне… мне очень жаль, Горен Безот… в смысле, Горен. Я не это имел в виду, и… и… я извиняюсь и перед вами, капитан. То, что я сказал… – голос его превратился в каркающий шепот, половину звуков он проглатывал, – было… гнусно…
– Так, – проговорил наместник. – А теперь убирайся к отцу и плачь ему в жилетку, но если я еще раз услышу, как ты издеваешься над Гореном, я дам его матери указание больше вас не разнимать, понял?
Он грозно посмотрел на Захария, который вмиг растерял все величие и чванство.
– Да, господин, – прошептал он и бросился бежать.
Дарвин Среброволосый повернулся к матери и сыну:
– Дерата, я не хочу, чтобы вы наказывали сына за то, что он вступился за вашу честь. Конечно, это серьезный проступок, и я придумаю для него штрафные работы, которые помогут направить его энергию в другое русло. Но на этом мы и остановимся.
Дерата слегка наклонила голову:
– Как вам угодно, господин.
– Ладно. – Он подошел к Горену: – Покажи пальцы.
Горен неуверенно покосился на мать и поднял руки. И вздрогнул, когда Дарвин Среброволосый перевернул их ладонями вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33