шорты да футболка, у одной бело-зеленые цвета, другая в желтом и оранжевом.
Девочки направили на нас взведенные арбалеты. Все, кроме старшей. Ее арбалет болтался за плечами, а в руке она сжимала нечто вроде короткого удилища. Как-то я сразу почувствовал, что удилище это поопаснее стрел. Арбалеты выглядели игрушечными; в тусклом олове их рогов звенела жестокая сила, на кончиках стрел горели искры, но я знал, что при случае смогу увернуться от стрелы. Все-таки манаром быть неплохо.
А вот удилище – дело иное.
– Точка, Лера, – приказала старшая, – держите их на прицеле! Я разберусь.
И решительно зашагала к нам. Остренький носик, светлая кожа в веснушках, волосы с рыжинкой – она мне сразу понравилась. Была в ней располагающая прямота и целеустремленность. Когда она подошла поближе, я заметил, что у нее, как и у младших, на одежде вышит знак – бегущий олень.
– Меч давай, чучелко, – миролюбиво сказала девчонка Артему. – Почему взросляк без знака болтается? Кто такой?
– А ты кто такая? – дерзко поинтересовался мальчишка.
– Гвардеец Оленя Соти. Знак видишь? – Девчонка выпятила грудь с вышитым на топике гербом. Артем отвел глаза. – А теперь отдавай меч и иди с нами.
– Не отдам! Фигушки!
– Ты что, законов не знаешь? – искренне удивилась та. – Взросляки ходят со значками профессий! Вне патруля оружие носить запрещено! Где твоя карточка?
Мальчишка сглотнул. В лице его отразилась растерянность:
– Какая к-карточка?
Что-то звякнуло. Одна из маленьких стражниц ойкнула и едва не выронила арбалет. Прихлопнув на коленке комара, девчонка виновато потупила глазки.
Соти нахмурилась.
– Пло-охо, – протянула она. – Придется вас арестовать.
– А может, я быстренько домой сбегаю? – заюлил Темка. – Ну-у… за карточкой. А он, – кивнул на меня, – будет как бы заложником. Я вернусь! Честно!
– Щас! – Лицо ее выражало беспредельное презрение. – Это когда ваши патрули будут, мальчишкам расскажешь. Теперь мы командуем. Руки давай!
Соти выдернула из-за пояса серебристую змейку-веревочку. Та извивалась, словно живая… да она и была живой!
Артем попятился, поднимая бокен над головой:
– Вы что, очумели? Я же свой!
Вместо ответа девчонка пожала плечиками и вдруг сделала мгновенный выпад хлыстом.
Артема сбило с ног, и он отчаянно завопил. Соти бросила змейку, и та радостно засновала по мальчишечьим запястьям, оплетая чешуйчатыми кольцами.
Порядочки тут, оказывается… А я-то обрадовался: какой город приветливый и гостеприимный!
Моего замечательного провожатого пора спасать.
Когда младшие девчонки отвлеклись на Артема, я хлопнул в ладоши. Испуганно дзинькнули тетивы. Стрелы ушли в молоко: одна перебила кружевную цепь, на которой висел уличный фонарь, другая запрыгала по мостовой, высекая холодные снежные искры.
Не давая опомниться, я прыгнул к Соти. Прогладил девчоночий локоть ладонью, продлевая выпад, сам скользнул ей за спину. Еще миг – и хлыст оказался бы у меня в руках. Но девчонка извернулась и достала меня самым кончиком.
Руку словно ожгло кипятком. Так бывает, если локтем заденешь стену – нервом. Онемевшие пальцы выпустили тонкое девчоночье запястье. Соти крутнулась ярким ситцевым вихорьком и хлестнула меня по другой руке.
В голове сделалось щекотно, и глаза сами собой закрылись. Блаженная дремота навалилась на меня, приглашая вздремнуть. Когда же она развеялась, мои руки стягивала такая же змейка, что и у Темки.
– Ну даешь. – В глазах Соти змеились восхищенные огоньки. – Лучше любого гвардейца дерешься! Постой… Ты мастер карате, наверное?
Артем дернулся предупредить меня, но опоздал.
– Айкидо, – сообщил я равнодушно.
Девчонки запереглядывались.
– Значит, точно, – протянула Соти с уважением. – Ты – шпион из-за моря. Так я и думала. А я все равно быстрее! – И она показала мне язык.
– Ну да, – обиженно засопел Артем. – С хлыстом всякий может!
– Ты вообще помалкивай. С тобой отдельно разбираться будем, пособник! – И она повернулась к маленьким стражницам – кулачки в бока, нос к небу: – Тэ-эк! Куда это мы, благородные госпожи криворучки, стреляли?..
Девчонки потупили глаза.
– Мы растерялись, – буркнула та, что пониже. Кажется, ее звали Лерой.
– Это все слишком неожиданно вышло, – поддержала Точка. – Соти, ну мы же не виноваты!
– В Синюю долину – не пойдете. Это раз.
– Ну Соти-и!..
Взгляд старшей наполнился презрением:
– Помогите ему подняться. Видите, колено разбил! Это два.
Стражницы со всех ног бросились к Артему. Тот сидел на камнях – злой, насупленный. На колене горела свежая ссадина. Капли крови собирались на ней выводком божьих коровок.
Точка ойкнула, достала из кармашка баночку и смазала царапину едко пахнущим настоем. Артем хмуро поднялся на ноги и успокаивающе мне кивнул: мол, все в порядке, разберемся.
– Куда их поведем? – радостно запрыгала Лера. – Они же нарушители!
– В Агатовую башню, к Витромиру. Пускай допрашивает.
– Ура! Ура!! А какао пить будем?
– Ну что за люди? – притворно вздохнула Соти. – И это стража?! Это чучелки какие-то. – Она взяла меня за плечо. – Пойдем, заморщик.
И мы зашагали по улицам города. Солнце било в глаза, и я счастливо жмурился, наслаждаясь недолгими мгновениями лета. Я чувствовал себя беглецом из дзен-буддистской притчи: повисшим над пропастью на тонкой ветке, слушающим рев тигров над головой. Интересно, земляника у них поспела? Вроде должна уже.
Словно отвечая моим мыслям, из переулка повеяло тонким ягодным ароматом. Я сбился с шага, и в спину предупреждающе ткнулось стремя арбалета. Мои стражницы не дремали.
– …ты первая, – донеслось из-за моей спины. – И вообще, чего ты визжала?!
– Сама визжала, – отозвалась Точка. – С Дэнечкой своим повизжи!
– Моим?! – ахнула Лера. – Да он на тебя постоянно зырится! А вчера на тренировке – кто с ним все время перемигивался? Подруга, ага!.. Подруги так не поступают!
– А сама? А сама – к Искандеру клеишься!
Я спиной почувствовал, как подпрыгнула Лера:
– С Искандером! У меня! Ничего не было! Поняла?! Я только попросила прием показать! Перенос с батманом из кварты!
– Да? Это нормально?! Он со мной уже второй месяц гуляет! Вот ты шлюха, Лерка. Вот не знала, что ты такая! Что ты ему про меня наболтала?! Таши говорит…
– Ты Таши слушаешь? – присвистнула Точка. – Мамочки, держите меня! Да она сама шлюха! Не знала?! Она же специально сплетничает, чтобы вас рассорить! Мне Вари рассказывала – это все из-за Дэнчика!
Господи! По сравнению с моими конвоирками, я небесно счастливый и беззаботный человек! Мне даже жалко стало бедных девчонок.
Соти в Санта-Барбару своих подопечных не вмешивалась. Шагала себе и шагала. Я ее даже зауважал: скользит словно тень, походка – танец, и спину держит – залюбуешься!
Возле многоярусной мраморной галереи она замедлила шаг:
– Девки, хва лаяться. Давайте в «Воздушный шар» двинем, ага? Я со вчерашнего голодная, как хомяк после зимовки.
– А эти?.. – Лера кивнула в нашу сторону.
– Ничего с ними не станется. Посидят на балкончике, на казнь полюбуются. Мы же за ними следить будем.
– Так ты… из-за казни? – Глаза Точки испуганно округлились.
– Ага. – Соти упрямо поджала губы. – Эти сволочи с Бастиона Вирра украли. Я с ними раскланиваться должна? А пленников успеем довести! Агатовая никуда не убежит.
И стражницы свернули к галерее.
Над арками желтоватого, похожего на карамельный мусс мрамора цветными буквами искрилась вывеска: «Воздушный шар». Сама кафешка была стилизована под гондолу воздушного шара. Наверх, например, пришлось лезть по веревочной лестнице. Я с друджем пополам влез сам, а вот Артема девчонкам пришлось тащить на руках… Заботливые дамы!
Оказавшись наверху, я с восхищением огляделся. Вот какой кафешки мне всю жизнь не хватало в Ведене. Над площадкой бился на привязи огромный баллон – красный с серебром. Тень его то накрывала террасу, то прыгала вниз, в город, заставляя сердце замирать от страха.
И повсюду – канаты, мешки с балластом, бочки… На стенах фрески: воздушный шар мчит над озером, а из воды вырастает чудовищная стальная махина, напоминающая футуристического осьминога. И мальчишка – тоненький, летящий, со шпагой в руке – свесился через край гондолы, тянется в отчаянном порыве, стремясь поразить чудовище в бронированную макушку.
Красивая картина… И талантливая: при взгляде на нее сердце сжимается от боли и тревоги за смельчака. Чем-то он похож на Артема…
Впрочем, долго рассматривать фрески не пришлось. Навстречу нам семенил хозяин.
– Здравствуйте, гости дорогие, здравствуйте! – зачастил он. – Рад видеть вас в «Шаре»!
Увидев девочек, хозяин побледнел:
– Благородные госпожи… счастлив приветствовать слуг Оленя…
Одевался трактирщик не по сезону тепло. Коричневый балахон до пят – под мышками пятна пота, бахрома метет полы, – а на голове оранжевая ермолка с насаженным на нее черным треугольником. На верхушке треугольника виднелись едва заметные следы шитья, словно кто-то когда-то спарывал узор, вышитый золотыми нитками.
– Даримир, – не терпящим возражения тоном приказала Соти, – приготовь столик на балконе! Чтобы казнь видеть.
– Всей душой, госпожи!.. Будет сделано, благородные гвардейцы Оленя!..
Лера игриво ткнула Даримира в пузо стременем арбалета.
– А что это у тебя за пушинка на рукаве? – с ехидцей поинтересовалась она.
Толстяк перепугался.
– Где?! – заморгал он. – Виноват! Сейчас же исправлюсь!
И принялся лихорадочно отряхиваться. Шутку эту я не понял: одежда хозяина выглядела хоть и старенькой, но опрятной: ни пуха, ни пыли – словно только с вешалки сняли.
– Да ладно, – хихикнула Лера, – нет никакой пушинки. Это я пошутила так! Но ты смотри, смотри! – И, вскинув арбалет на плечо, убежала на залитую солнцем веранду.
Там уже вовсю распоряжалась Соти. Под ее руководством Даримир притащил столик и установил на возвышении. Два других столика, стоявшие рядом, пришлось отодвинуть, а сидевших за ними людей выгнать. Те мелко кланялись и старались сделаться маленькими и незаметными, как дети. Лица их стремительно теряли краски.
Такие лица, подумалось мне, бывают у людей, которые не знают, кто следующий получит стрелу в живот. Девчонки, похоже, развлекаются со вкусом.
Остальные посетители тоже потянулись к выходу. Остались сидеть лишь двое перемазанных пятилетних сорванцов у дальнего конца площадки – их взрослые страхи не касались.
Стражницы беззаботно устроились за столом, а нам хозяин постелил одеяло. Мы уселись на краю веранды, свесив ноги в звенящую пустоту. Артем исподлобья наблюдал за девчонками.
– Ишь, пирожные трескают! Гвардия, блин… – Он сморщился, словно от зубной боли. – Вот так оставишь их, и начнется…
Договорить он не успел. Прибежала Точка и, очаровательно смущаясь, поставила на одеяло блюдце с несколькими кремовыми плетенками и чем-то вроде «наполеона» (только с чернично-синим кремом). Сбегав еще раз, она принесла две дымящиеся кружки с темно-вишневым напитком.
– Это вам. Только спрячьте, чтобы Соти не видела! – и, сама испугавшись собственной смелости, дунула обратно к столику.
Какой чудо-ребенок! Будь я лет на пятнадцать младше, наверняка бы влюбился без памяти. Мы по-братски поделили пирожные, а кружки с какао (несмотря на цвет, это оказалось именно оно) поставили между коленей.
– Ну вот, – сообщил я бодро. – Жизнь налаживается.
Артем одарил меня скорбным взглядом.
– Ну дуры же!.. – трагически сообщил он. – И как таких в гвардию берут?!
Я пожал плечами:
– Ну это же твои мечты.
– Ты хоть не издевайся… – буркнул он, заливаясь краской.
Какао оказалось бесподобным. Украдкой жуя плетенку, я обернулся, чтобы посмотреть на стражниц. Те с аппетитом ели… какое «ели»! – трескали и поглощали пирожные. Точка встретилась со мной взглядом и скорчила испуганную заговорщицкую гримасу.
– Ты посмотри на это с другой стороны, – предложил я, – они же симпатичные. И ты им точно понравился. Мне бы они вряд ли даже черствую корку принесли.
– Да. Только я знаю, что сейчас произойдет…
И уныло посмотрел вниз. Там, на примыкавшей к городской стене площади, собиралась толпа. Верхушки сосен качались над городской стеной – любопытные деревья подсматривали за беспокойными соседями, недоумевая: чего те так суетятся?
В центре площади алел эшафот. Доски обтягивал выцветший ситец; на выкрашенной киноварью плахе теплилась искорка свечи. От эшафота нас отделяло порядочное расстояние, однако местный воздух увеличивал изображение. Я видел палача в блестящем трико и сбившемся желтом капюшоне так же ясно, как если бы сам находился рядом.
Легкая боль кольнула руку. Змейка-удавка, стягивавшая запястья, зашевелилась, тычась слепой мордой в кружку. Наверное, я в прошлой жизни был монахом-отшельником: кормил оленей с ладони, косил зайцам сено, валил слонам баобабы… Мое сердце не выдержало этой трогательной картины. Я окунул змейку в какао, и та принялась с жадностью лакать, раздуваясь мохнатым шнуром. Надо же!
Пока я любовался метаморфозами удавки, Артем жадно смотрел на площадь. На эшафот как раз выводили преступников: парня лет двадцати двух, восемнадцатилетнюю девчонку – черноволосую, с измученным лицом, и троих подростков помладше. К ступеням, что-то крича, рванулась старуха – платок сбит, на черном рукаве мелькает радужный кружок. Один из подростков отвечал ей – отчаянно, резко, но слова до нас не долетали, мы видели только лица, как в немом кино.
Стражники – коренастые мужчины с замотанным плюшем лицами – оттащили старуху. Та все не унималась, пытаясь докричаться до сына.
Артем побелел:
– Вот сволочи! Это же Руг! Руг и его ребята!
– Что еще за Руг? – меланхолично поинтересовался я.
– Руг… он учил ребят фехтованию. А когда ему стукнуло двадцать два, пришел срок – в рабские кварталы… Ну, знаешь… – мальчишка отчаянно заморгал, – у нас так заведено…
– Да понял я, понял. – Я пошевелил змейку, и та сыто икнула. – После двадцати двух – в рабские кварталы. Все в порядке. Не волнуйся так.
Артем изумился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42