., любит его.
— А ты что? — спросил Рафаэль, глядя на нее серыми и сейчас бездонными глазами. Бет прикусила губу.
— Ничего. Мне надо ехать в Натчез! Видимо, он представил себе воочию, как она уезжает, глаза его потемнели, впитав все обуревающие его эмоции, и он, опять, выдавливая из себя слова, сказал низким голосом:
— Оставайся, Англичанка! Оставайся и давай договоримся, что прошлого просто не было и у нас есть только будущее!
Он не смотрел сейчас на нее, его взор был обращен куда-то вперед, и он продолжил:
— Я не собираюсь силой заставлять тебя прийти ко мне, может быть, это просто невозможно сейчас. Но давай дадим друг другу время осознать то, что происходит между нами. И дай мне время сопоставить то, что я услышал от тебя, с тем, что я видел своими глазами и что слышал о тебе.
Бет глубоко вздохнула, она готова была дать ему время, о котором он просил, но ее пугало другое — с каждым днем она влюблялась в него все больше и больше. Ей не хотелось, чтобы он воспользовался ее слабостью, обретя над нею безграничную власть!
Он, казалось, прочитал ее мысли и, притянув к себе, поцеловал так нежно и искренне, что Бет растворилась в этом поцелуе.
— Останься, — шептал он. — Останься, и будущее само определит себя. Ну, останешься?
Бет кивнула головой, она была не в силах отказать ему сейчас в любой просьбе. Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй, который должен был стать символическим, обозначавшим нежность и умиротворение, превратился в страстный призыв уйти в чувственный мир. Они туда и соскользнули…
Было уже очень поздно, ночь шла к рассвету, когда Рафаэль оделся и, завернув Бет в свою одежду, бережно отнес ее по темным коридорам в ее спальню. Осторожно укладывая в постель, он нежно поцеловал ее и прошептал полушутливо, полусерьезно:
— Я стараюсь не компрометировать тебя до той поры, пока мы не примем окончательное решение. Сегодня была моя очередь… Ну, пока.
Ошеломленная Бет увидела, как он исчез в темноте. Отдавшая все силы любовной игре и ослабленная собственными эмоциями, она проспала эту ночь без страхов, сомнений, страшных сновидений.
Рафаэль же, лежа в опустевшей постели с еще теплой вмятиной от ее тела, не спал, а смотрел в пространство. Он сделал первые шаги по дороге к цели, против которой боролся всю жизнь. Сейчас еще можно было обмануть себя и обойти их взаимную тягу к друг другу, но он не стал делать этого. Более того, он впервые задумался, что ведь она могла и не врать о событиях, развернувшихся в Новом Орлеане четыре года назад. Ну, а если она не врала? О, Господи! Ему даже стало страшно.
Он все еще боролся с собой, пытаясь убедить себя, что он не любит ее. С другими он всегда мог быть холодным и безразличным, но с Англичанкой оказывался беспомощен, страстно желал ее, нуждался в ней.., любил?
Его холодный ум твердил: это невозможно, но сердце трепетало, напоминая о теплоте и сладости, пронзавших его тело при одном воспоминании о ней.
Его мысли вращались по заданному кругу. Сказала она ему правду или нет? Изменит ли она ему? Были ли у нее другие любовники? А впрочем, какая разница…
Он был измучен, он запутался в бесконечных сомнениях. Но знал одно: она должна остаться, а время покажет, как быть и настоящую правду, какой бы она ни была.
Шло время, и Бет стало казаться, что он поверил ее рассказу. Если бы она в свое время могла провести важный для девушки ее круга сезон сватовства в Лондоне, то легко поняла бы, что за ней ухаживают.
Рафаэль дарил ей подарки, недорогие, но свидетельствующие о том, что даритель думал, как сделать ей приятное.
И главное — он не стал использовать вполне объяснимые ситуации для достижения интимной обстановки.
Для Бет наступила, пожалуй, самая счастливая пора ее жизни. Мужчина, которого она любила, был рядом. В Натчез ее не тянуло, и она считала сейчас, что Рафаэль стал серьезно задумываться о браке.
И хотя они оба очень настороженно шли на сближение, каждый торговался за грамм свободы, каждый боялся хоть как-то повредить устанавливающимся новым отношениям, каждый с опаской относился к прошлому, зная, что в нем кроются взрывоопасные ситуации, но с каждым теплым солнечным днем их отношения становились все теплее, разговоры все откровеннее, а взаимопонимание расширялось.
Рафаэль впервые в жизни осознал, что женщина может доставлять не только физическое удовольствие. Он любил улыбку Бет, блеск ее глаз, грациозные движения. Но он еще не решался на финальный шаг. Он боялся предательства с ее стороны. Тот несчастный полуденный час в Новом Орлеане все еще стоял у него перед глазами.
За развитием событий в доме Сантаны внимательно наблюдали обитатели Сан-Антонио. Они ждали объявления о свадьбе к середине июня. Люди видели, что он во многом оставался сам собою, но тем не менее в нем появилась не свойственная ему раньше мягкость, умение выслушать другого.
В доме Рафаэля не смолкал говор и смех гостей, в том числе самых влиятельных и почтенных людей города и округи. А Бет цвела, как розовый куст под теплыми лучами солнца. Рафаэль признавался, что такой он ее еще не видел никогда. Фиолетовые глаза лучились радостью жизни, стройные формы округлились, стали более женственными. Но иногда он вдруг стал замечать, что ей как-то не по себе.
— Тебе нездоровится? — прямо спросил он.
Бет улыбнулась ему немного смущенно и сказала, что вряд ли ей сегодня стоит ездить верхом. Пожалуй, лучше полежать, добавила она.
Простодушная сеньора Лопес испугалась: уж не второй ли это приступ лихорадки. Бет перевела разговор на другую, более приятную тему, указав на видневшиеся вдали холмы, она спросила, что это за цветы на их склонах.
Сеньора Лопес стала рассказывать о цветах все, что знала.
Но поздно ночью, сидя в одиночестве и кусая губы, Бет пыталась припомнить последнюю дату одного немаловажного в жизни каждой женщины события. Разрывающаяся между ужасом и восторгом, она поняла, что, скорее всего, это произошло. Господи! Какая же она глупая — ведь почти три месяца ничего не было. Когда на следующее утро ее начало сильно мутить, она больше не сомневалась. Она ждет ребенка от Рафаэля!
Мануэла одевала ее, а мысли Бет вращались вокруг одного: сказать ли Рафаэлю новость сразу или готовить его постепенно? И она решила пока молчать. Соображение было простым. Да, они становились ближе и ближе, но с его стороны предложения не было. Значит, если теперь она скажет ему о ребенке и он предложит ей брак, она никогда не узнает, было ли это его искренним желанием или проявлением чувства долга.
Она не знала, в какой форме сказать ему об этом. Ей так хотелось, чтобы он сделал предложение руки и сердца именно ей, а не обстоятельствам. Подожду еще неделю, решила она, лежа в постели. И если между нами ничего не изменится, то я… А что дальше, она не знала. Может, ей придется убраться отсюда как побитой собаке, чтобы вдали зализывать раны.
Несмотря на бессонную ночь, войдя утром в гостиную, Бет выглядела великолепно. Она поприветствовала сеньору Лопес и послала Рафаэлю улыбку, которая перевернула его всего и пробудила всплеск желания. Это была чудовищная пытка — знать, что она рядом, сходить с ума от ее улыбки и каждого движения, знать, что стоит только протянуть руку, но.., как раз этого-то и не делать.
Он вовсе не считал себя способным на платонические чувства, поэтому, откровенно лаская глазами ее губы и грудь, готов был закричать, что берет свои слова назад, что бы он там ни наобещал, все равно еще немного — и он не выдержит.
Не прошло и нескольких часов, как обстоятельства свели их в непреодолимой ситуации.
Сеньора Лопес занималась рукоделием в салоне, Бет и Рафаэль оказались предоставленными самим себе. Он, терзаемый разного рода мыслями и сомнениями, подошел к ней и прямо спросил:
— Признайся, Англичанка, ты счастлива здесь? Бет посмотрела на него с изумлением, ее мысли были сконцентрированы на их ребенке, жившем в ее утробе, и понимании того, что рано или поздно она должна будет Рафаэлю сказать о плоде их любви.
— Я не несчастлива здесь, но… Признаюсь, что с Сан-Антонио связано так много противоречивого… Я не смогу забыть, что именно здесь был убит Натан.
Натан был темой, которую они старательно избегали. Рафаэль продолжал ревновать к нему, а Бет так и не могла объяснить свой странный брак. Но ее ответ обеспокоил его по другой причине, он уловил какие-то полутона.
— Тебе не нравится здесь, в Техасе? Она была рада, что тема слегка изменилась и легко ответила:
— Ну, почему же, многое мне здесь нравится. Например, сосновые леса. Они такие холодные и.., провоцирующие.
Этот ответ больше понравился ему, и он пошел дальше:
— Ну, а ты бы согласилась обзавестись здесь своим домом?
Рафаэль ступил на очень тонкий лед, задав такой вопрос, и если бы Бет не была так зациклена на своем будущем ребенке, она сразу же поняла бы подтекст и пошла бы в наступление, но так или иначе, суть его вопроса проскочила мимо ее внимания.
Она ответила довольно неопределенно:
— О да, я думаю, вполне. Ведь дом человека должен быть именно там, где он хочет его иметь, Они стояли у пышных кустов, и каждый ушел в свои мысли. Вдруг Бет, собрав все свое мужество, решилась на признание:
— Рафаэль, я… — И не смогла продолжить, так и не дав ему понять, о чем идет речь. Она сама собиралась с силами и давала ему время набраться мужества.
Она была особенно хороша в лунном свете, глаза были таинственного пурпурного оттенка, густые волосы выглядели как бы продолжением лунных лучей. Он собрался что-то сказать или спросить, но слова застряли в горле. Взгляд его упал на ее уста, и уже не в силах думать ни о чем, он притянул ее к себе, и его губы нашли ее, теплые и податливые.
Он знал, что целуя ее, открывает дорогу сумасшедшему порыву. Все повторялось как обычно: агрессивность губ, рук, тел. Бет отдалась его ласкам, почти грубым, но все равно желанным. Его рот атаковывал ее, она уже почти испытывала сладкую боль во всем теле, как бывало всегда. Он целовал ее губы, потом вырисовывавшиеся в низком разрезе платья груди.
Назад дороги не было: он позволил себе взять ее в объятия, а она — отдаться этим объятиям. А ведь именно он научил ее тело принимать его ласки и отравляющую сладость поцелуев, а уж их тела сумели сами найти дорогу к слиянию.
Она обняла его за шею, ее тело выгнулось, и теперь они слились в единое целое, и каждый был готов сдаться на милость другого. Они еще не сбросили одежды, но это уже не было помехой. Она ощущала твердость его тела, а он — ее мягкую податливость.
Голос сеньоры Лопес был как ушат ледяной воды. Они как бы очнулись, и Рафаэль не сразу сообразил, что было бы полезней — поблагодарить эту женщину или придушить ее.
В ответ на ее приглашение в столовую Рафаэль, оторвав губы от уст Бет, крикнул:
— Сейчас придем, сеньора Риджвей наслаждается видом залива при лунном свете.
Рафаэль молча стал поправлять платье на Бет, его пальцы скользнули по ее грудям, когда он натягивал лиф, и он проговорил низким голосом:
— Пожалуй, хорошо, что она позвала нас, потому что еще минута — и я бросил бы тебя на землю и доказал, что я не евнух, роль которого прилежно исполняю уже несколько недель.
Тело Бет еще было полно огня ожидания, поэтому она только слабо кивнула, несколько стыдливо подумав, что сеньора Лопес могла бы и подождать несколько минут, прежде чем позвать их. Сожалея, что она не использовала момент, чтобы объявить ему новость, и что сладостный момент был так безжалостно прерван. Бет направилась вслед за Рафаэлем в дом.
На следующий день Рафаэль извинился, что будет занят целый день с людьми, приехавшими из Энчантресса во главе с Ренальдо. Бет даже обрадовалась, что у нее появилось несколько часов, чтобы привести в порядок свои разбегающиеся мысли.
А день потянулся медленно, медленно. Она слонялась из комнаты в комнату, пока не уселась в удобное кресло во дворе и не стала смотреть на залитый солнцем залив.
«Я должна сегодня, как только он появится дома, все сказать ему, — убеждала она себя. — И ничего трудного в этом нет».
И опять ее занимала все та же проблема, как получить доказательства его любви к ней до, а не после! Даже теперь, несмотря на большее взаимопонимание, она не была уверена в глубине его чувств. И ее пугало, как бы после ее признания в нем вновь не проснулся ироничный, если не сказать — циничный джентльмен, которого она уже видела в Чиело.
Пока она размышляла, раздался топот лошадиных копыт и мужские голоса. Один из них показался ей голосом дона Мигуэля. Разговор шел быстро по-испански, и она не могла понять его смысла, только слышала, как оправдывалась в чем-то сеньора Лопес.
Заинтересовавшись, что там происходит, она поспешила в дом и с удивлением увидела весьма встревоженную сеньору Лопес, которая закричала почти безумно:
— О, сеньора Бет, поспешите, пожалуйста, на переднюю веранду!
Удивленная и слегка напуганная, Бет последовала за пожилой женщиной еще не слишком торопливо и пока без дрожи в коленках. Войдя в главный холл, она стала свидетельницей какой-то странной паники, охватившей дом; увидела двух служанок с испуганными лицами, которые поднимались по лестнице, за ними следовали четверо слуг с чем-то подозрительно напоминавшим ее чемоданы. Секунду она наблюдала за ними, оцепенев от удивления, а потом перевела взгляд на фасад здания.
Двойные белые двери главного входа были распахнуты, и около них стоял с каким-то беспомощным выражением лица Пако. У веранды она заметила внушительную кавалькаду испанцев.
Среди доброй дюжины мужчин она узнала дона Мигуэля, расстроенного и выглядевшего смущенным, а также Лоренцо; на его смуглом лице бродила удовлетворенная ухмылка. Другие были хорошо вооруженными слугами, а посреди группы на красивом коне, с дорогой серебряной сбруей в очень дорогом седле восседал стройный, с крючковатым носом немолодой человек. У него была типичная внешность конкистадора, и сам он был одет тоже очень дорого и элегантно.
Он высокомерно смотрел на Бет, не делая ни малейшей попытки приветствовать ее хотя бы поднятием края сомбреро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51