Логика судьбы Эде была непреложной и всеобъемлющей.Данло видел, как священное кибернетическое тело Бога заполнило сорок миллионов космических световых лет, поглотив Андромеду, Дракона и другие галактики ближнего скопления. Затем настала очередь Девы, Гончих Псов и так далее, и так далее. Звездные скопления представляли собой сферы диаметром полмиллиарда световых лет, и казалось, что во вселенной им несть числа. Но в конце концов Эде, преодолев черные пустоши пространства и времени, поглотил каждую звезду, каждую частицу материи и каждый бит информации во вселенной. Эде и вселенная, по слову Алгоритма, стали единым целым.И Данло наряду с миллиардами Архитекторов, стоя на своем виртуальном берегу вне пространства и времени, стал свидетелем этого завершающего чуда. Вся Вселенная на его глазах приняла форму сверкающего черного куба, воистину вечного космического компьютера, который был Богом Эде и ничем более. Данло знал, что это так, ибо вслед за этим свершилось последнее преображение. Куб, почти бесконечный, начал светиться изнутри. Свет разгорался все ярче и завершился страшной, ослепившей глаза вспышкой. Прозрев снова, Данло увидел, что вечный компьютер, который был Богом Эде, исчез — или, скорее, трансформировался в знакомый сияющий лик Николоса Дару Эде, заполнивший собой всю вселенную. Он, этот лик, и был вселенной. Ибо сказано в Алгоритме: “И Эде сопрягся со вселенной, и преобразился, и узрел, что лик Бога есть Его лик”.Контактная церемония подошла к концу. Харра провела Архитекторов по другим страницам Алгоритма, но уже не столь глубоко. Данло вернулся в контактный зал Храма, где он (виртуальный он) стоял на коленях среди Архитекторов в белоснежных кимоно. Харра своим сильным голосом перечислила восемь обязанностей Архитектора: вера, послушание, медитация, проповедь, паломничество, очищение, контакт и преображение. Она напомнила о Четырех Великих Истинах, открытых Эде: истине зла и страданий, истине возникновения зла из негативных программ, входящих в природу вселенной, истине побеждения этого зла путем написания новых программ и последней истине, гласящей, что написание таких программ возможно лишь через выполнение Восьми Обязанностей, то есть через самого Эде.Церемония завершилась повторением обета послушания и символа веры. Этих слов Данло не произносил, но присоединился к остальным, когда Харра призвала всех помолиться о мире и совершить безмолвную медитацию. Проделав это, он снова оказался на молитвенном коврике у себя в комнате, снял шлем и подивился страшной силе религии, известной как эдеизм.На следующий день после контактной церемонии Харра пригласила Данло позавтракать с ней в ее утренней комнате.Двое служителей с добрыми лицами — тоже, видимо, Харрины внуки — проводили его в эту красивую комнату, полную цветов и солнца. Харра, все еще в парадном кимоно, встретила его приветливой улыбкой. Они обменялись низкими поклонами, и она провела его к восточному окну, где был накрыт пластмассовый столик. Харра отпустила служителей, сказав, что желает остаться с Данло наедине. Они посмотрели на Данло как на опасного зверя вроде тигра, однако удалились. Данло выдвинул для Харры стул и сел сам.— Мы любим эти утренние часы, — сказала она.Данло посмотрел в окно на океан. Даже загрязнение среды не могло до конца испортить этот ясный день. Световая дорожка бежала по воде до самого восходящего солнца.— Да, просто великолепно, — согласился он.— Не хотите ли сока? — Харра учтиво дождалась утвердительного ответа и недрогнувшей рукой разлила по пластмассовым чашкам из пластмассового кувшина странный зеленый напиток.Ее движения были точными, но плавными, как будто она наблюдала за собой со стороны и судила о своей грации — или ее отсутствии — по самым высоким меркам.— Эти милые юноши оставили нас, — сказала она, — но нам ведь ничего не грозит, правда?Данло, не совсем поняв, к кому относится это “мы” — к ним обоим или к ней одной как к Святой Иви, — улыбнулся и в свою очередь спросил:— Разве может кто-то быть уверен, что ему ничего не грозит?— Мы заметили, — улыбнулась в ответ Харра, — что вы ответили на мой вопрос вопросом.— Прошу прощения, благословенная Иви.— Благословенная Иви, — медленно повторила она. — Все дети Церкви обращаются ко мне “Святая Иви” или “Иви Харра”, но “благословенная” мне тоже понравилось.— Правда?— Как же иначе? Вы говорите это от всего сердца, и ваши глаза поют. Вы можете обращаться ко мне так, если хотите, — но только когда мы одни.— Значит, мы еще будем беседовать наедине, благословенная Иви?— Почему бы и нет? Или вы и в самом деле так опасны, как утверждают некоторые мои советники?— Кажется, и вы, благословенная Иви, любите отвечать вопросом на вопрос.На это Харра тихо засмеялась и прикрыла глаза, прежде чем взять чашку с соком, как будто произнесла про себя короткую молитву.— Да, возможно. Но мы заметили, что вы так и оставили без ответа наш первый вопрос.— О том, опасен ли я?— Да. Мы все желали бы это знать.— Но зачем мне отвечать на это, благословенная Иви, если вы уже знаете ответ?— Знаем?— Да. С того момента, как мы встретились глазами в Храме мы сразу поверили друг другу.— Не странно ли это? — кивнув, произнесла Харра. — Мы в самом деле поверили вам, но теперь нам следует решить, должны ли мы верить своему первоначальному чувству.— Физической опасности я для вас не представляю.— Мы тоже так думаем.— Но я могу быть опасен для вашего общественного положения. Для вашего сана.— Как хорошо вы понимаете то, чего наман понимать не должен!— И еще я опасен для вашей веры. В этом Бертрам Джаспари был прав.Харра отпила еще глоток и улыбнулась Данло.— Мы тоже это почувствовали. Ваша вера очень отлична от нашей.— Я, собственно, ни во что не верю. На вселенную надо смотреть с не защищенным верой разумом, правда?— Это, возможно, самая опасная вера из всех, какие есть.— Но это не совсем вера. Это отношение… к сути самой веры.— О да — вы действительно человек опасный, — почти смеясь, сказала Харра. — Поэтому, возможно, мы и пригласили вас сюда.— Чтобы испытать свою веру?— Как хорошо вы все понимаете! И как хрупка должна быть вера, если она ломается при первом же испытании.— Я не верю, что ваша вера может сломаться.— Время покажет. — Тут Харра заметила, что Данло не притронулся к соку. Верховный Архитектор Вселенской Кибернетической Церкви прежде всего была бабушкой, которая заботилась о том, чтобы ее внуки хорошо ели. — Это сок тасиды, — сказала она. — Вам нравится?— Да, очень, — сказал Данло, отпив глоток. Сок был терпкий и очень сладкий.Робот расставил на столе миски и тарелки. Харра, оставаясь той же заботливой бабушкой, щипчиками положила Данло несколько ломтиков горячего хлеба, который назывался “йинсих”. Хлеб она намазала черной белковой пастой, получаемой из одного таннахиллского растения. Кроме хлеба, робот принес им холодный суп с травами и дольки какого-то алого плода — ничего больше. “Схемы” предписывали легкий завтрак, притом Харра не желала питаться лучше, чем другие Архитекторы, многие из которых ели утром один только хлеб. Данло с радостью обнаружил, что ни мяса, ни других животных продуктов на Таннахилле не употребляют, но он заметил, что многие Архитекторы не в состоянии позволить себе разнообразную, необходимую для здоровья растительную пищу. Харру это угнетало. Сколько бы новых пищевых фабрик ни строили роботы, сказала она, как бы глубоко ни вгрызались они в землю, добывая минералы и расчищая новые места для теплиц, ее дети все равно не могут наесться как следует.Данло не сомневался в ее искренности. Его грела доброта темных глаз Харры и ее ранимость. Свой сан, как он узнал после, она получила не только благодаря своему острому уму и силе духа, но и потому, что с благоговением относилась к Эде и заботилась о других — даже о тех, кто осуждал ее и считал своим врагом. Ни один Верховный Архитектор со времен возникновения эдеизма не потерпел бы, пожалуй, открытого неуважения, которое выказывал ей Бертрам Джаспари. Но Харра видела в нем, как и в каждом Архитекторе, дитя Церкви — а значит, дитя Эде, дитя Бога.— Мы должны извиниться перед вами за слова старейшины Бертрама. Грань между подлинной страстью к Богу и обыкновенной горячностью тонка, как лезвие бритвы. Трудно порой судить, перешел ее человек или нет.— Да, трудно, — согласился Данло.— Мы просим также извинения за поступок старейшины Джанегга. Мы все еще пытаемся обнаружить, как ему удалось пронести тлолт в зал Койвунеймина.— Возможно, ему помогли.— Нам не хочется верить, что кто-то из наших детей вступил в заговор, чтобы убить вас.— Но ведь одни люди всегда убивали других?— О да. Но как ни ужасна программа убийства, есть другие, еще более страшные. Вы были гостем в нашем святом Храме. Заговор, имеющий целью убить вас в этом священном месте, есть заговор против нас, против самого сана Верховного Архитектора. Следовательно, это хакр против Бога.— Хакр?— Сознательное негативное действие. Подчинение программе, противной вселенской Программе Бога.— Понятно.— Нам хотелось бы верить, что старейшина Джанегг действовал один. И что причиной этих действий был талав.— Талав — это сбой в чьем-то личном программировании, да?— Совершенно верно, сбой. Каждый из нас может подпасть под влияние негативных программ, ведущих человека к заблуждению.К безумию, подумал Данло, вспомнив взгляд Джанегга и глаза других, которых он встречал прежде. Лишиться разума возможно всегда.— Остается, однако, загадкой, — продолжала Харра, — как Джанегг сумел войти в Храм неочищенным, не освободившись от своего талава или хакра.Данло, жуя хлеб, вспомнил судьбу своей бабушки, дамы Мойры Рингесс, и спросил:— А не мог ли воин-поэт запрограммировать старейшину Джанегга на убийство?Этот простой вопрос заставил Харру удивленно вскинуть брови.— Мы не уверены, что вы подразумеваете, говоря “запрограммировать”.Данло съел кусочек горьковатого тильбита и стал объяснять, как воины-поэты в давние времена разработали технику слель-мимирования, которой пользовались для ликвидации и контроля. Они заражают свою жертву микроскопическими роботами-бактериями, и те через кровь попадают в мозг. Там эти микросборщики заменяют нейроны миллионными слоями органических схем, мимируя разум и превращая человека в рабски повинующуюся машину. Кроме того, воины-поэты знают тайные наркотики, которые используют для контроля над людьми. Есть ли возможность, что Малаклипс мимировал старейшину Джанегга или впрыснул ему такой наркотик?— Мы так не думаем, — ответила Харра. — До Койвунеймина Малаклипс и старейшина Джанегг ни разу не встречались.— Странно все же, правда? Малаклипс, видимо, был готов убить старейшину Джанегга, как только тот убьет меня. Ликвидировать убийцу — это старая методика. Она известна еще с тех времен, когда Александр убил своего отца Филиппа Македонского на Старой Земле.— Мы мало что знаем о Старой Земле, — вздохнула Харра и снова прикрыла глаза, как бы творя молитву. Потом осторожно надкусила тильбит и сказала: — Нам хотелось бы верить, что Малаклипс убил старейшину Джанегга случайно.— Не странно ли, что эта случайность сделала открытие правды невозможным?— Пожалуйста, скажите, что думаете об этом вы.— Когда пуля взорвалась у старейшины Джанегга в голове, спасти его индивидуальность стало невозможно, да?— Да. Взрыв полностью уничтожил его мозг и сделал невозможным закладку программ личности старейшины Джанегга в вечный компьютер. Ему отказано в преображении, и это страшная судьба. Но мы верим, что его еще можно спасти.— Правда?— В конце времен, в точке омега, когда Эде и вселенная станут единым целым, все Достойные будут спасены. Эде вберет в свою бесконечную память всю материю и энергию — и загрузит всю когда-либо существовавшую информацию. И тогда Он вспомнит старейшину Джанегга. Он запустит программу его души и его личности, и старейшина Джанегг вместе с другими Достойными Архитекторами будет жить вечно.Данло, стараясь подавить улыбку, потер шрам над глазом.— Значит, через сто миллиардов лет мы наконец узнаем, зачем старейшина Джанегг пытался убить меня. Но теперь расшифровать программы его погубленного мозга невозможно.— Это так, — признала Харра, показав этим, что понимает позицию Данло. — Мы тоже думали об этом. Если заговор с целью убить вас действительно существовал, если кто-то запрограммировал старейшину Джанегга на убийство, а затем планировал убить его самого — тогда любой вид смерти, оставляющий мозг нетронутым, поставил бы заговорщиков под удар.— Ведь ваши сканеры способны считывать память уже мертвого, но не пострадавшего мозга?— В стадии умирания это, во всяком случае, возможно. — Харра выпила немного чая. — Но нам не хочется верить, что Бертрам Джаспари или кто-либо другой мог запрограммировать старейшину Джанегга на вражду и ненависть к вам.— Ненавидеть способен любой. — Внезапная боль прошила голову Данло, и он зажал глаза рукой, как будто это ему выстрелили в мозг из тлолта. — Любой способен… изнутри, сам по себе.— Да, любой, — согласилась Харра. — Чудо в том, что вы исцелили старейшину Джанегга от его ненависти.— Но я…— Вы очистили его от этой страшной негативности своим дыханием и светом своих глаз. Мы видели это собственными глазами, пилот. Видели, как вы переписали эту ужасную программу.— Но Джанегг сам исцелился. Я только сыграл ему мелодию.Харра, приложив руку к чайнику, устремила на него долгий взгляд.— “Человек, не знающий страха, который исцелит живых”.Данло улыбнулся при мысли о том, что Харра и другие Архитекторы могут видеть в нем исполнителя их древнего пророчества, но тут же посерьезнел.— Я никого не исцелил. Старейшина Джанегг мертв.— Мы думаем, что вы человек редкий и необыкновенный.— Да нет же, я только…— И какие замечательные вещи вы совершаете! Кто бы мог подумать, что вы наденете на себя священный шлем и найдете дорогу в наш Храм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76