Усвоенные с детства личные антипатии к венгерским магнатам были перенесены Францем-Фердинандом на весь венгерский народ. Обладая политическим чутьем, он понимал весь тот вред, который нес с собой не только венгерский сепаратизм, но, главным образом, политика славянского угнетения, проводимая упорно мадьярами.
Отсюда, естественно, вытекало постоянное желание эрцгерцога помочь румынам, кроатам, словакам и другим национальностям освободиться от венгерского засилья.
Такая политика Франца-Фердинанда в венгерском вопросе не оставалась тайной для Венгрии, платившей той же монетой злобы и ненависти потомку Габсбургов.
Политика федерализма Франца-Фердинанда не встречала сочувствия прежде всего в самом Франце-Иосифе, как уже было выше сказано, застывшем в рамках конституции 1867 года. Как разномыслие во взглядах на внутреннюю политику, так и личные отношения отделяли друг от друга этих двух представителей Габсбургского дома. Если, по мнению наследника, он значил для императора «не больше последнего лакея в Шенбрунне», то с другой стороны, Франц-Иосиф также определенно выявлял свою точку зрения на все новшества своего племянника. «Покуда я правлю, никому вмешиваться не позволю», – резюмировал старый император всякие доводы о каком-либо переустройстве государства. Создавшееся отчуждение между родственниками еще более углублялось услужливыми людьми, в которых, конечно, не было недостатка в бюрократической машине Австрии.
Несмотря на резкий отпор дяди, племянник не думал сдавать своих позиций и отходить от управления страной. «Мне когда-нибудь придется отвечать за ошибки, совершенные теперь», – говорил Франц-Фердинанд, считая своей обязанностью везде и всюду вникать в государственную жизнь. Таким образом, создавалось два центра управления, две верховных власти – настоящая и будущая, зачастую оказывавшихся на противоположных полюсах, между которыми и приходилось лавировать тонким бюрократам государственной машины страны. Последняя, и без того требовавшая капитального ремонта, от всех этих трении еще больше скрипела, еще более замедляла свой ход, грозя окончательной поломкой. Внешняя политика Франца-Фердинанда как внутри страны, так и за границей, связывалась с представлением о милитаризме Дунайской монархии. Наследник престола считался лидером военной партии Австрии. Нет слов, что ему не чужд был так называемый австрийский империализм; в мечтах эрцгерцог оказывался снова владельцем Венеции и других областей бывшей австрийской Италии. Быть может, мечтания заносили бы его еще и дальше, если бы не сознание, что без исправления внутренней жизни самой Австро-Венгрии, без создания сильной армии рано еще думать об активной внешней политике. За его спиной, прикрываясь его именем, действительно работала военная партия, с каждым годом все более и более раздувающая факел войны, но сам Франц-Фердинанд. если не был чужд агрессивности, то до поры до-времени считал необходимым се ограничивать.
Признавая во внешней политике необходимым условием сохранение независимости двуединой империи, Франц-Фердинанд стремился ограничить ее союзы только теми, которые вели к указанной цели. Чуждый как внутри государства, так и во внешней политике пангерманской идеи, он стремился мирным путем устранить столкновения Австрии и России на Балканах, считая идеалом союз Германии, Австрии и России. Нужно отметить, что нередко личные антипатии, основанные зачастую на семейных отношениях к тому или иному двору иностранного государства, вторгались во внешнюю политику в представлении Франца-Фердинанда. В наиболее близких отношениях с эрцгерцогом оказывался Вильгельм П, рассчитывавший, по видимому, впоследствии найти в Франце-Фердинанде послушного себе вассала. Трудно предсказывать будущее, но едва ли наследник австрийского престола, оказавшись на последнем, слепо пошел бы за повелителем с берегов Шпрее.
Выше уже было сказано, что для Австро-Венгрии внешняя политика оказывалась теснейшим и непосредственным образом связана с внутренней. Действительно в последней заключались все руководящие линии для внешней политики.
В средине XIX столетия на западе и в центре Европы внешняя политика Австрии получила удар за ударом, последствиями которых были потеря Италии и передача гегемонии в союзе германских государств Пруссии.
Австрия оказывалась отныне лицом к лицу с двумя новыми государствами: объединившейся Италией и Северо-Германским союзом.
Большая часть владений Австрии и северной Италии вошла в состав нового итальянского королевства и только незначительные области, населенные итальянцами, остались в пределах Австрии. Надежда вернуть потерянное не покидала политиков Франца-Иосифа, и 1866 год, казалось, благоприятствовал этому, если бы не решительное поражение на полях Кеннигреца. Италия была спасена силой прусского оружия и удержала свои завоевания 1859 года.
Не решившаяся вступить в войну 1870 года на стороне Франции, удержанная от этого враждебной позицией России, Австрия упустила благоприятный случай посчитаться с двумя своими бывшими врагами – Италией и Пруссией. Отныне ее политика выходила на новую дорогу сближения с этими обоими государствами.
Заключив в 1879 году союз с Германией, Австрия в 1882 году с присоединением Италии оказалась в составе Тройственного союза.
Задумывая «кровью н железом» добиваться объединения Германии под гегемонией Пруссии, будущий ее канцлер Бисмарк видел в Австрии опасного противника на юге. Доведя дело до разрешения его вооруженной рукой в 1866 году, Бисмарк одержал победу, но… не хотел совершенно добивать Дунайскую империю. Она нужна была ему для будущего. Устранив непосредственную опасность в лице Австрии, Бисмарк все же считался с ней, как с могущим искать реванша врагом. Необходимо было дать новые направляющие линии политики Австрии, которые отвлекли бы се от Запада, да кстати и посодействовали тому же в отношении России.
Победитель под Кеннигрецем вскоре после заключения мира довольно прозрачно намекнул австрийской дипломатии на возможность найти утешение за потерянные итальянские области и за поражение под Кеннигрецем на Балканском полуострове. Вот где было будущее Австрии, по мнению Бисмарка, и что пришлось по вкусу и дипломатии Франца-Иосифа. Нечего говорить, что этим ходом Бисмарк достигал и другой выгоды, а именно: повернув Австрию лицом к Константинополю, он туда же обращал и Россию, точно также отвлекая ее от западных дел. Отныне Австрия, сильная Австрия, должна была оказывать серьезные услуги германской дипломатии.
В 1872 году при свидании австрийского и германского императоров уже была решена оккупация Боснии и Герцеговины, а в 1879 году после Берлинского конгресса, когда Россия значительно охладела в своих симпатиях к Германии, между обоими немецкими государствами был подписан договор, связавший эти государства.
На основах этого договора и развивались до последних дней отношения между Германией и Австрией. Правда, в своей политике национального объединения Бисмарк долго не решался порвать с Россией. ведя двойную игру между Веной и Петербургом. Однако, жертвовать Австрией из-за прекрасных глаз России Бисмарк отнюдь не хотел, и заключенный в 1879 году союз, превратившийся скоро в тройственный, сохранял свою силу и жизненность. Втянутая в балканскую политику, Австрия также нуждалась теперь в содействии сильной Германии, и как ни неверен был порою союз с нею, как ни живы были еще воспоминания о ранах 1866 года, как ни ясна была роль подручного в этом союзе для Австрии, – она все же считала его для себя теперь существенно необходимым.
С переходом Германии к империалистической политике, в которой Австрия оказывалась заинтересованной сравнительно мало, союзники но разочаровались друг в друге. Для Германии Австрия нужна была, как авангард для ее проникновения на восток, – в Малую Азию, как противовес русской политике на Балканах, а для Австрии союз с Германией давал поддержку, которая нужна была в той же балканской политике, на путь которой Австрия вступила уже давно. Несмотря на то, что иной раз, с развитием торговых сношений Германии с балканскими государствами, интересы се существенно сталкивались с торговыми интересами Австрии, союз продолжал существовать по прежнему. Если прочность его и вызывала сомнения у какой-либо стороны, то таковой была Австрия, другая же сторона, при существовавшей политической конъюнктуре, была уверена в своей Дунайской союзнице. Действительно, несмотря на попытки английского короля Эдуарда VII внести брешь в союз и вырвать Австрию из объятий Германии, Франц-Иосиф остался верен договору 1879 года и отклонил предложения дипломатии.
Связав свою судьбу с Германией, Австро-Венгрия с ней же вошла и в империалистическую политику западных государств Европы, если и не принимая в ней активного участия, то, как союзница Германии, готовая поддержать ее на пути будущего вооруженного столкновения. Взаимоотношения Австрии с Францией и Англией строились, с одной стороны, на урегулировании балканского вопроса, а с другой, на поддержке Германии в ее мировой политике.
С 1882 года оказавшись в союзе с Италией, своим бывшим врагом, Австро-Венгрия имела с ней более точек соприкосновения, чем с остальными западноевропейскими государствами.
Войны 1859 и 1866 годов, как уже было отмечено выше, не разрешили национального объединения итальянцев, и в Австрии осталось значительное число говорящих на итальянском языке со страстным желанием оказаться вместе со своими одноплеменниками. Так создалась итальянская ирредента.
Уже на Берлинском конгрессе в 1878 году Италия стремилась получить Триент за уступку Австрии Боснии и Герцеговины, но итальянской дипломатии пришлось отложить мечту об этом на долгие годы, ограничившись пока надеждами на приобретение Туниса, поддерживаемыми в этом благоприятными уверениями Англии. Однако, Тунис уже притягивал к себе более сильную Францию, заручившуюся к тому же в этом согласием той же Англии и Германии.
Владения «больного человека», каковым давно была признана Турция; после Берлинского конгресса подлежали дальнейшему разделу и захвату главными государствами Европы.
В 1881 году Тунис был уступлен Франции, и «обиженная Италия нашла необходимым в своей политике опереться на среднеевропейские государства, войдя в 1882 году в состав Тройственного союза, который в те времена не имел, казалось, особых притязаний, кроме как на Балканах, на африканские владения султана и, таким образом, не стад бы чинить особых препятствий римскому правительству в его африканских авантюрах.
Обострившиеся отношения Италии с Францией соответствовали вполне как видам Бисмарка, так и Англии, которая видела в возрождающейся Италии хорошего спутника против той же Франции.
Итальянская ирредента, несмотря на вступление Италии в Тройственный союз в 1882 году, служила большой помехой в отношениях новых союзников – Австрии и Италии. Правда, в это время внимание итальянской дипломатии было отвлечено другими целями – на смену политики национального объединения шла империалистическая политика, – и итальянцы должны были не упустить дележа африканских владений Турции.
В 1877 году австрийский премьер Андраши, разбирая с итальянским премьер-министром Кристи причины конфликтов, возникающих между этими государствами, выставил, как одну из них, стремления итальянских ирредентистов и заметил: «удивительно, как эти люди не понимают, что при помощи грамматики не делают политики», т.е. что современная политика на деле вовсе не определяется одними стремлениями к национальному объединению, иными словами, суть не в том, чтобы пользоваться одной грамматикой.
Согласившись с такой точкой зрения, Кристи с своей стороны указал: «мы были революционерами, чтобы создать Италию, мы стали консерваторами, чтобы сохранить ее». Под словом «консерватор» Кристи разумел сторонника империалистической политики, на путь которой Италия уже тогда вступила, мечтая о завладении Тунисом.
Таким образом, до поры до времени итальянский ирредентизм потерял свою остроту, итальянское правительство хотело использовать Австрию, как своего союзника.
До конца 90 годов Италия оказалась повернутой фронтом к Франции, и в сношениях этих государств все время происходили дипломатические конфликты, повлекшие за собой даже таможенную войну. С момента начала сближения Англии с Францией политика Италии также переменила свой курс: взаимоотношения Италии и Франции снова начали улучшаться, закончившись тайно заключенным в 1901 году итало-французским договором, по которому Франции предоставлялась свобода действий в Марокко, а Италии – в Триполи.
С этого года итальянская политика приняла активный характер против Турции, а вслед за ней и против Австрии, как заинтересованной в делах на Балканском полуострове. Неминуемым следствием начавшегося выпадения Италии из Тройственного союза было развитие итальянского ирредентизма и западных областях Австрии и подготовка Италии к возможному вооруженному столкновению с монархией Габсбургов.
Другим очагом борьбы Италии с Австро-Венгрией оказывались Балканы, а вместе с ними и Адриатическое море, преобладание на котором было одной из важных целей итальянской политики.
На Балканах скрещивались интересы Австрии, России и Италии, а также и других государств Европы.
Как известно, Австрия и Россия с XVIII века в балканской политике сторожили друг друга: каждый шаг вперед одной – вызывал ответное движение другой.
При Николае I идея дележа наследства «больного человека», каковым признавалась тогда Турция, все более и более резко оттачивалась, закончившись Крымской войной.
К 1876 году балканский вопрос снова обострился. Выше было отмечено, что с 1866 года повернутая фронтом на Балканы Австрия считала отныне свою балканскую политику наиважнейшей в своих внешних отношениях с соседними государствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59