Исходя из сказанного, мы приходим к выводу, что современный командир должен быть подготовлен хорошо как тактически, так и оперативно. Это минимальное, что нужно требовать от него. А. Свечин в своей «Стратегии» приходит к выводу: «как ни важны тактический требования, предъявляемые к высшему командованию, мы предостерегаем от увлечения тактическими специалистами на высоких постах, так как основная деятельность высшего командования имеет совершенно отличный характер» С этим положением, конечно, нужно согласиться, ибо, чем выше начальник, тем более он должен быть погружен в тайны этой военной дисциплины. Нам всем известен современный принцип «демократизации стратегии». «Солдат становится полководцем – говорит нам Людендорф. Для достижения дружной работы огромных масс на тянущихся сотни верст фронтах необходима серьезная стратегическая подготовка частных начальников… Командирам корпусов в обстановке маневренной войны сплошь н рядом приходится принимать ответственные решения, дающие операции тот или иной стратегический уклон…»
…»Необходимость усилий по поднятию уровня стратегического мышления комсостава всюду является признанной… Стратегия не должна являться латынью, делящей армию на посвященных и непосвященных». К таким справедливым выводам приходит Л. Свечин в своей «Стратегии».
Если стратегия, как учение о войне в целом, должна быть обязательно осознана высшим начальником, то стратегию театра военных действий оперативную деятельность войск, должны знать и понимать все командиры. Это должно ныне считаться основным требованием для командного состава.
На этом мы обрываем знакомство с Конрадом «в военном мундире», а познакомимся с ним, как с политическим деятелем, при чем снова предупреждаем, что не будем вдаваться в детали, а лишь установим вехи.
Бывший начальник австрийского генерального штаба не раз признаете и нам, что политической подготовки он не получил, и его взгляды на политику вырабатывались чтением главным образом исторической литературы. знакомством с историей национальностей монархии, знакомством на практике с жизнью этих национальностей в различных уголках государства, куда забрасывала служба Конрада, и, наконец, общением с политическими деятелями Дунайской империи.
Нужно учесть, что все это было, конечно, «легально», как и подобает для чиновника Австрии, а потому иная политическая литература и общение с иными политическими партиями, нежели с теми, кои были признаны государственной властью, для Конрада были недоступны. Да он и не стремился к изучению, считая их «опасными» для жизни государства.
Выйдя из господствовавшего буржуазного класса, Конрад всецело жил его интересами и всемерно отстаивал их в своей жизни и деятельности.
В своих суждениях о политике государства Конрад главным образом исходил из общегосударственных интересов, конечно, в том понятии. которое складывалось у него, хотя он и не раз заявляет нам, что был чужд политики, что со вступлением в должность он с неохотой должен был погрузиться в нее, что в глубине своей души он оставался «солдатом», т. е. аполитичным. Однако, бывший начальник генерального штаба живо интересовался политическими вопросами, внося в обсуждение элемент страстности и вызывая нарекания за это, вплоть до потерн места начальника генерального штаба и до просьбы не оказывать влияния на слабовольного министра иностранных дел Берхтольда. Политика широко захватывала Конрада.
Конечно, в своих политических взглядах он далек был от того, чтобы признать экономику «первичным» не только во внутренних отношениях граждан, но и во внешней политике, но и нельзя отрицать, что экономические интересы им не учитывались.
Конрад справедливо отмечает, что нельзя отчетливо говорить о внешней политике государства, не учитывая внутренней.
В последней начальник австрийского генерального штаба был прежде всего типичным и убежденным «носителем» идеи монархии Габсбургов, как целого и неделимого организма. В лоскутной монархии, по мнению Конрада, все лоскуты должны вдохновляться прежде и превыше всего идеей «государства», ставя на второй план свои национальные интересы. В понятии «государства», как в фокусе, должны были сосредоточиться нее стремления сынов Дунайской империи. Все центробежные стремления отдельных национальностей, всякие шаги социал-демократии – все это должно было быть урезано, как вредное для единства государства. Идеалом для Aвстpo-Венгрии должны были послужить Германия и Северо-Американские Соединенные Штаты, в которых различные народности уживались друг с другом, считая себя прежде всего «немцем» или «американцем».
В своем стремлении создать из Габсбургов «короля-солнце» Конрад шел даже дальше самих Габсбургов. Предлагая остановиться на твердом и решительном управлении конституционным государством, Конрад выдвигал диктатуру, видя в ней чуть ли не единственный путь для спасения монархии. Даже для Франца-Иосифа, застывшего после 1867 года в рампах конституционного дуализма, такие мысли начальника генерального штаба казались чересчур смелыми и ошибочными. Одним словом, Конрад являлся представителем крайне правых течений во внутренней политике на берегах Дуная. Нечего, конечно, говорить, что это учитывалось различными национальностями монархии и, например, венгры платили монетой злобы и недоверия представителю генерального штаба.
Мы боимся, что наше категорическое выявление ультра-централистских взглядов Конрада на государство может привести к выводу об отрицании им какой-либо автономии для различных национальностей, входивших в состав монархии. Спешим оговориться, что понятие об автономном управлении отнюдь не чуждо начальнику генерального штаба, но только и таких размерах, чтобы от этого не было ущерба для цельности и единства империи Габсбургов. Короче говоря, автономия признавалась Конрадом, по скорее, как неизбежное зло, нежели определенная политическая линия.
Должны отметить, что какого-либо вторжения извне во внутренние дела монархии Конрад, конечно, не признавал, до болезненности отстаивая самостоятельность государственной жизни Австро-Венгрии.
Более подробно о взглядах Конрада на внешнюю политику мы поговорим ниже, а теперь позволим себе набросать лишь концепцию их, дать итоги, как они мыслились самому начальнику генерального штаба.
После выхода Австрии в 1866 году из Германского союза, по мнению Конрада, ее «исторической» задачей являлось объединение западных и южных славян, приобщение их к европейской культуре. Под эгидой Габсбургов потомки монголо-татар – славяне, должны были воспринять высокую культуру, для чего необходимо погасить их ненависть к немцам и мадьярам, дабы возможно было образование сильного государственного объединения. Таким образом, культурное и экономическое развитие Австро-Венгрии требовало открытия путей на Балканы и могло только закончиться в Малой Азии.
Вот мышление Конрада в области внешней политики, и если мы вспомним изложенное нами в главе I о развитии этой политики в Австро-Венгрии к началу XX века, то, не делая ошибки, сможем зачислить начальника генерального штаба в стан «империалистов» дуалистической монархии.
Конечно, одной Австро-Венгрии такие задачи были не по плечу, нужна была поддержка, и таковая прежде всего мыслилась Конраду в лице Германии, союз с которой он считал альфой и омегой не только для себя, по и для министерства иностранных дел. От этого союза, по его мнению, выиграли обе стороны, и прочность его ничем и никогда не могла быть поколеблена.
Другое дело Италия. Чуть ли не от рождения воспылав ненавистью к этому вековому врагу Габсбургов, Конрад все время подогревал се и готов был стереть с лица земли это государство. Конечно, Конрад отдавал себе отчет, что Италия стояла на пути расширению Австрии на Балканах, но к этому примешивались еще личные отношения. Долго служа на итальянской границе, начальник генерального штаба близко столкнулся с так называемой итальянской ирредентой, которая и оставила глубокий след в Конраде. Мы уже выше отмечали, что сам по себе он был натурой, в которой ум не уравновешивал страсти, что он мог или любить, или ненавидеть. Вот это и сказалось ярче всего на отношениях к Италии. Раз зачисленная в списки врагов (нужно отметить, не без основания), Италия никогда уже не могла заслужить доверия начальника генерального штаба, и разгром итальянской армии был его заветной мечтой.
Другой союзник – Румыния, пользовался большими его симпатиями, так как он нужен был в войне с Россией, и на союзе с Румынией Конрад настаивал до тех пор, пока сама Румыния не склонилась на сторону Антанты.
Нечего говорить, что на путях к разрешению «исторической» задачи Австро-Венгрии стояла прежде всего Россия, которая также числилась в списке врагов и не только одной Австрии, но и Германии. Рано или поздно, но с Россией предстояло померяться оружием, и Конрад не верил поэтому ни в какие иные победы над ней, как только кровью.
Столкновение с Россией, с одной стороны, а с другой, – возможность военного конфликта Германии с Францией, при котором Австрия обязана была выступить на стороне своего союзника, и определяли всю европейскую политику Австро-Венгрии.
С этой точки зрении Конрадом расценивается как политика других европейских государств, так определяются линии для внешней политики Австрии.
Хотя начальнику генерального штаба и не по душе было разбираться в вопросах внешней политики, однако, он пристально следил за ними во всех государствах не только Европы, но и Азии, поскольку они имели то или иное отношение к общим направляющим линиям внешних сношений Австро-Венгрии.
Мы обещали не углубляться в настоящей главе в этот вопрос, а потому обрываем его и переходим к иным сторонам личности Конрада.
Должность начальника генерального штаба приводила его а общение с многими людьми как Дунайской империи, так и за се пределами.
Подчиненный непосредственно высшей государственной власти в лице Франца-Иосифа, Конрад в сношениях с ним выявлял всегда верноподданические чувства, которые не были напускными, а вытекали из убеждений Конрада в достоинствах и правах монархического принципа, как формы правления. Всегда корректный, дисциплинированный и строго соблюдающий весь сложный этикет венского двора, начальник генерального штаба, однако», не стеснялся выражать открыто свои мнения, хотя бы они и были не по вкусу Габсбургу. Конрад сам рассказывает, как порой, при чтении его докладов, бесстрастное лицо Франца-Иосифа кривилось от гнева, в нем было видно сильное возбуждение, но старый император умел владеть собой, привыкнув часто выслушивать горькую правду, и доклады кончались без особых инцидентов. Даже последний доклад Конрада перед увольнением его в 1911 году от должности из-за разногласий с министром иностранных дел, прошедший под знаком «немилости», как выражается Конрад, и тот не оставил особого следа в отношениях этих двух людей. Для нас неважно высокое благоволение Франца-Иосифа к Конраду, но мы считаем своим долгом отметить самостоятельность последнего, по природе царедворца, в условиях средневекового этикета мрачного венского двора. Немногие из современных Конраду государственных мужей обладали таким гражданским мужеством.
Последнее находило у начальника штаба гораздо больше испытаний и общении с наследником Францем-Фердинандом, характеристика которого нами дана выше. Облеченный властью армейского инспектора, а в случае войны – вероятный главнокомандующий, Франц-Фердинанд считал своей обязанностью входить во все детали подготовки страны к обороне.
Ценя вначале Конрада, как выдающегося военного, способствуя назначению его начальником генерального штаба, Франц-Фердинанд скоро начал отходить от своего будущего начальника штаба на войне. Два резких инцидента между Францем-Фердинандом и Конрадом, в одном из которых последний был заподозрен в непочтительности к высокой особе наследника и в отсутствии надлежащей для католиков богомольности, а во втором и стремлении затушевать перед Вильгельмом персону наследника, еще более способствовали охлаждению этих двух людей.
Самостоятельному Конраду приходилось лавировать между двумя «самостоятельными» правителями народов Дунайской империи и, конечно, такое плавание не всегда было без штормов и почти близилось к аварии. Нет сомнения, что со смертью Франца-Иосифа Конрад безусловно потерпел бы кораблекрушение, что действительно и произошло в 1917 году с приходом к власти Карла.
Выдержанный в придворном этикете, Конрад сносил обиды повелителя, но не сходил со своей дороги и порой упорно проводил перед Францем-Иосифом свои предложения, касающиеся даже деятельности самого наследника.
По обычаю, не одного венского двора, за этими двумя высокими фигурами стояли их начальники личных канцелярий, оказывавшие большое влияние на проходившие через них дела. Сии обычаи были свойственны и Петербургу.
Волей-неволей поддерживая с этими посредниками хорошие отношения, используя их для предварительной ориентировки не только в направлении тех или иных дел, но, пожалуй, даже в разведке того или иного настроения у высоких Габсбургов, Конрад, однако, сознавал весь вред подобных институтов и откровенно об этом докладывал Францу-Иосифу. Ему же Конрадом лично представлялись наиболее важные доклады по плану войны, а Франц-Фердинанд получил категорический отказ от начальника генерального штаба на просьбу посвятить в план войны начальника личной канцелярии наследника. Конрад был непреклонен.
Далее чаще всего начальнику генерального штаба приходилось сталкиваться с общеимперским военным министром, министром иностранных дел и затем с другими министрами государственной машины Австро-Венгрии. В общении с этими людьми, ставившими порой Конрада на роль простого военного консультанта, начальник генерального штаба и вел тот непрерывный бой, о котором мы упоминали выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59