– резко спросила Линн.
– Ну…
– Ну, что?
– Какой во всем этом смысл? Сама подумай: вот увиделись с ним после такого длительного перерыва и не нашли ничего лучшего, как только ругаться.
– Это потому, что так было все время.
– Что ты имеешь в виду?
– Послушай, – Линн повернулась к ней, – почему вы разошлись, каковы причины, кто кого покинул – все это не мое дело. Но с учетом всего, что произошло, вам просто необходимо выяснить отношения. С этого и надо начать.
– Какой смысл?
– Смысл заключается в том, чтобы попытаться разобраться в происшедшем. Поспорить, чтобы найти истину. События пошли неверно. Вам не надо бросаться в объятия друг друга. Этого надо добиваться трудом, и это будет нелегко, но это надо сделать. – Линн ждала, чтобы Дебби снова посмотрела на нее. – Если ты не хочешь, чтобы все закончилось. В таком случае я думаю, что тебе следует быть честной и подать на развод.
– Нет.
– Почему нет?
Дебби не ответила, вместо этого она посмотрела в окно на ряд почти одинаковых домов, в которых светились огни. По дороге на роликовой доске катался взад-вперед мальчик лет двенадцати в красной с белым шерстяной шапке. Он без конца наезжал на бровку тротуара и съезжал с нее. В машине было достаточно холодно, и руки у нее покрылись гусиной кожей.
– Он отец ребенка, – заметила Линн.
– Он не ведет себя так.
– Тогда, может быть, об этом и следует поговорить с ним, затем дать ему еще один шанс.
Дебби вновь смотрела прямо через ветровое стекло.
Хорошенькое личико с маленьким ртом и крошечным шрамом на левой стороне подбородка.
– Он пришел ко мне однажды вечером, – спокойно сказала Линн. – Прямо но мне домой, хотя было поздно. – Дебби смотрела теперь на нее, стараясь не пропустить ни одного слова. – О, ничего не произошло. Мы выпили кофе, поговорили. Говорили о тебе. Но это могло случиться, и в какой-то день это случится. Не со мной, я этого не имела в виду. Но с кем-то. И не потому, что Кевин хочет этого, а потому, что ему нужен кто-нибудь. Он любит тебя и любит ребенка, но не знает, как это сказать. – Линн улыбнулась. – Дебби, ты вышла за него замуж, ты знаешь, каков он. Ему нужна твоя помощь, он должен знать, чего ты хочешь, а сейчас ты просто-напросто отталкиваешь его.
Линн слегка коснулась плеча Дебби.
– Я думаю, тебе следует позвонить ему. Так или иначе, но ты должна действовать. И, Дебби, не откладывай это надолго.
Уже выйдя из участка, старший инспектор резко развернулся и поспешил обратно в свой кабинет. В справочнике он нашел номер телефона университета и домашний телефон Вивьен Натансон. В прошлый раз, когда он был в ее квартире, он был в плохом настроении. Поэтому его самолюбие не пострадает, если он позвонит ей и скажет об этом. Извинится и, возможно, предложит встретиться снова, выпить по рюмочке.
Ему понадобилось десять минут, чтобы понять, что он не будет делать ничего подобного. Прочитав еще раз листок бумаги, на котором были записаны оба номера, Резник бросил его в корзину для мусора, выключил свет и снова двинулся к выходу.
– Великолепно! – объявила Линн Келлог, входя в свою квартиру и осмотрев все кругом. – Просто великолепно! – заявила она вновь. На обоих стульях лежали груды белья, ожидающие, когда его коснется утюг. Из-за стенных часов выглядывали счета, ждущие оплаты, да и сами они остановились, по-видимому, недавно, так как села батарейка. На столе не было ничего, кроме двух писем, которые она получила на прошлой неделе, оба от ее матери, и оба ждали ответа. Она знала, что в холодильнике есть банка диетической пепси, сморщенный тюбик томатной пасты и все. Она прекрасно все это знала, не заглядывая в холодильник. Авторитет для других, и какой позор, что ты не можешь сделать что-либо для собственного счастья.
– 44 –
Резник лежал уже несколько минут, не осознавая до конца, что не спит. В голове проносились отрывочные фрагменты каких-то разговоров. Из-за усиливающегося мороза на улице Диззи удостоил своим вниманием кровать Резника. Шепперды, сидя в своей гостиной, объясняли ему, почему они не видели фоторобот бегуна в телевизионной программе. «Мое молоко». Кто сказал это – Стивен или Джоан? Один из стаканов был опрокинут. «Удобно», – подумал тогда Резник. Молоко перед сном. Оно было разлито по всему ковру, и там еще было пятно, на которое ему показали как на доказательство. Ему хорошо запомнилось это пятно. Его собственное вежливое выражение сожаления, сделанное совершенно необдуманно, а все это не что иное, как отвлечение от существа дела. Пятно.
«Стыд», – сказал он. А Джоан Шепперд ответила: «Да, мы недавно… мы не так давно сменили его».
Теперь Резник проснулся окончательно.
Бригада судебных медиков нашла под ногтями Глории Саммерс крошечные обрывки волокон половика. Что бы ни случилось с Глорией, она боролась с нападавшим на нее человеком. Где? На ковре в гостиной дома постройки тридцатых годов, за окнами с кружевными занавесками? И, если он напал на нее там, был ли это первый из многих ударов? Кровь. Пятно. «Мы не так давно сменили его». Резник хотел знать когда. И, если старый ковер был снят, что с ним сделали, нуда его увезли?
Через двадцать минут Резник, небритый, с мешками под глазами, стоял у входа в дом Скелтона, дожидаясь, когда ему откроют дверь.
Было еще темно. Двое мужчин сидели в маленькой комнате с дверью, ведущей прямо в холл, которая называлась кабинетом Скелтона. Все стены были заняты полками с книгами: уложенная в строго алфавитном порядке коллекция профессиональных обзоров и мемуаров, справочников, официальных докладов из министерства внутренних дел и Полицейского Фонда, аккуратных подшивок такой периодики, как «Полис» и «Полис ревью». К удивлению Резника, имелись даже такие разделы, как механика двигателей, домашние приспособления, японское искусство и культура. Меньшее удивление, естественно, вызывали разделы о злоупотреблениях лекарствами и их лечении, о детской преступности, оздоровительном беге и диете. В углу кабинета в образцовом порядке стояли коробки с надписями «Расписки и страховка», «Отпуска и заявления». Имелся также зеленый двухэтажный шкаф для папок с делами: А-Н и О-Я. Именно сюда, в нижний раздел шкафа, и тянется обычно Скелтон за бутылкой, очевидно, в отделение буквы «Ш» – шотландское виски. Однако Резник не был в этом уверен. Во всяком случае, он кивнул, когда его шеф протянул ему кружку с растворимым кофе.
– Наполните ее кипятком для меня, Чарли.
Резник сделал это. Подозреваемый имел прекрасную возможность знать обеих девочек, по его собственному признанию, знал одну из них. Его положение в той и другой школах как человека, выполнявшего там различные работы, так и через близкие отношения с одной из учительниц, делали его в глазах учеников в какой-то мере официальным лицом, которому можно было в чем-то и доверять. Иногда он прибегал на площадку для игр, где, как известно, бывали обе девочки и откуда исчезла одна из них. Имелось подозрение, сильное, но не окончательное, что он совершал пробежку вблизи дома второй девочки приблизительно в то время, когда она исчезла. Подозреваемый отрицает это, предоставив алиби, которое не выдерживает проверки. Более того, кто-то, возможно, даже жена самого подозреваемого, обратила внимание полиции на тот факт, что он имел контакт с первым ребенком, а также и со вторым. Она намекала, что имеются неоспоримые доказательства вины подозреваемого, однако отказалась сообщить, какими конкретными фактами располагает. Не похоже ли это на то, что она как бы говорила: посмотрите, ответы рядом, если только вы тщательно пошарите вокруг, чтобы обнаружить их.
Скелтон попробовал свой кофе, сделал его покрепче, добавив еще чуточку виски. Сверху приглушенно донесся звук спускаемой воды из унитаза – вставала его дочь или жена.
– Ну что, нужен ордер на обыск, Чарли, машины и дома, так?
– Да, – ответил Резник, – и дома, и машины.
Около семи автомобили выехали на дорогу. Утро было холодное, окутанное темнотой и морозом. По встречной полосе проехал молоковоз, крутя педали велосипеда, мимо промчалась медицинская сестра, чтобы заступить на утреннее дежурство в «Квинзе», Резник перехватил с улыбкой девушку, развозившую газеты. Она вскинула на него глаза и, не говоря ни слова, передала принадлежавшую Шепперду «Телеграф» в его протянутую руку. Грэхем кивнул головой, резко постучал в дверь и, нажав на кнопку звонка, держал ее, не отпуская. В доме зажглись огни, послышались шаги и взволнованные голоса.
– Миссис Шепперд…
Джоан Шепперд уставилась на группу одетых в пальто мужчин и одну женщину, стоявших неподвижно. Их дыхание застывало в воздухе в виде синеватых облачков.
– Миссис Шепперд, – обратился к ней Резник. – У нас есть ордер на обыск…
Прижав у горла свой халат, она отступила в сторону, чтобы позволить им войти.
– Джоан, какого черта?.. – Стивен Шепперд стоял на самом верху лестницы в полосатой пижамной куртке поверх рубашки, обычных серых брюках и ковровых домашних тапочках.
– Я думаю, – сказал Резник, когда другие члены его команды проходили мимо, – что было бы неплохо, если бы вы и ваша жена посидели где-нибудь, пока мы не закончим.
Шепперд колебался, глаза бегали по сторонам, пока не остановились на застывшем лице жены.
– Мистер Шепперд…
Он прошел прихожую, направляясь в сторону гостиной.
– Вероятно, лучше не там, – остановил его Резник. – Думаю, именно там нам придется потрудиться. Вот… – Он протянул Шепперду газету… – Почему бы не почитать ее на кухне?
Без разговоров Шепперды отправились на кухню и почти автоматически сели за маленький столик. У дверей, сложив руки и с ухмылкой на лице, остался стоять Марк Дивайн.
Патель и Линн производили обыск наверху, комната за комнатой, проверяя прежде всего наиболее подозрительные места, а именно – комоды и буфетные шкафы. В гостиной Миллингтон и Нейлор сдвигали всю мебель к центру, чтобы проще было осмотреть ковер с краев.
– Извините, – Резник выглянул из-за плеча Дивайна, – не будете ли вы любезны дать нам ключи от вашей машины?
Ключи взял констебль-детектив Хансен, специально приглашенный сюда как специалист по автомобилям. Он сразу с улыбкой отправился к стоявшей у обочины машине.
Прошло тридцать минут, и за все это время ни муж, ни жена не двигались с места. Более того, лежащая между ними газета так и осталась сложенной и непрочитанной. Глаза Стивена были или закрыты или устремлены на свои руки с огрубевшей кожей на подушечках ладоней и на концах пальцев. Джоан лишь смотрела на мужа.
Дивайн вздыхал время от времени, переступал с ноги на ногу, забавлял себя размышлениями о том, что может случиться с человеком типа Шепперда, если он попадет в тюрьму.
– Когда был положен ковер в гостиной? – спросил Резник.
– Прошлым летом, – припомнил Стивен.
– В сентябре, – уточнила его жена.
– А старый ковер? Что с ним сделали?
– Вы хотите, чтобы мы снова постелили его?
– Если это возможно.
Стивен закашлялся и заерзал на стуле. Три человека смотрели на него, но он избегал их взглядов.
– Я работал над тормозами, – произнес он.
– В жилой комнате?
– Я не хотел поднимать шум, таща вниз по лестнице в мастерскую инструменты, приспособления и прочее.
– Он не хотел, чтобы грязное масло пролилось на его драгоценные инструменты, – заметила Джоан, – вместо этого он разлил его по всему ковру.
– Мне не повезло, – отреагировал Стивен.
– Это было что-то ужасное. Испорчены ковер, половик – все.
– Мы говорили уже давно о том, чтобы сменить ковер, – сопротивлялся Стивен.
– А что насчет половика? – поинтересовался Резник. – Кроме ковра был ведь еще половик?
Джоан подтвердила кивком головы.
– Стивен прав. Старый ковер был выношен и стал тонким. Мы купили половик что-то около года тому назад, чтобы скрыть потертости.
– Какого цвета был ковер?
– Синий. Но он выцвел, вы понимаете. Стал чем-то вроде серо-голубого.
– А половин?
– Клетчатый. Я не помню, каких точно цветов, он мог и не быть настоящей шотландской расцветки, конечно, но рисунок был такого рода. – Резник был уже готов спросить, какие цвета были преобладающими, когда она добавила: – Но не темный, зеленый и красный.
– Что вы сделали с ними, с ковром и с половиком?
– Свезли их на свалку, – отозвался Стивен.
– На какую?
– На ближайшую, в Данкирк.
– Непросто было везти ковер такого размера?
– Привязал на крыше автомобиля, – невозмутимо пояснил Стивен.
– Надеюсь, после того как вы поставили обратно тормоза, – улыбнулся Резник, вынудив Дивайна хихикнуть в кулан.
– А половик? – спросил Резник. – Вы его также прикрепили к крыше автомобиля?
Стивен покачал головой.
– Я положил его в багажник.
Одежда, которую Стивен надевал для пробежек, лежала в корзине для грязного белья в ванной комнате и дожидалась стирки. Это был темно-синий тренировочный костюм с красной и белой полосами вокруг воротника, с ярлыком фирмы «Сен-Мишель» с внутренней стороны, белая шапочка, плотные белые хлопчатобумажные носки. Пара кроссовок «Рибок», в углублениях подошв которых были земля и зола, стояла рядом с другими ботинками на дне гардероба. Все были в пакетах и с соответствующими надписями.
Диптак нашел в ящике комода, где хранились рубашки Шепперда, фотоаппарат с объективом «Олимпус АГ-10», который легко умещался в кармане или в ладони руки.
В стенном шкафу возле кровати, на которой спала Джоан Шепперд, Линн обнаружила флакончик с напечатанным типографским способом предупреждением о необходимости прятать лекарство от детей – «Диазепам, 10 мг». Там еще оставалось двадцать с лишним таблеток.
В другом ящике она нашла фотографию класса Джоан Шепперд, последний день летнего семестра. Человек тридцать детей окружали ее на площадке для игр. Джоан выглядела покровительственно, улыбаясь в объектив. В первом ряду, поджав под себя ноги и несколько морщась от солнца, сидела Глория Саммерс.
Белый комбинезон констебля Хансена был вымазан черным, и он сменил уже вторую пару перчаток. Он получил указание обратить особое внимание на багажник, он и занимался именно этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35