С огурцом, с помидором, с салатом, с ветчиной. Маленькие, но вкусные.
– Я помню наш «чай в детской», – мечтательно сказала Мередит, надкусывая микроскопический бутербродик с огурцом. – Как нам было весело, правда? Кэтрин, жуя, кивнула.
– Я собиралась еще купить ячменные лепешки, но не вышло. А жаль, мне так хотелось угостить тебя теплыми лепешками со взбитыми сливками и клубничным джемом.
– Что ты, моя радость, и так все замечательно. К чему нам лишние калории?
– Уж ты-то можешь о калориях не беспокоиться, мамочка. Ты выглядишь просто великолепно.
– Спасибо. Кэтрин встала.
– Погоди минутку, я принесу кое-что из кухни.
Она вернулась, неся большое блюдо с клубникой и кувшинчик. Остановилась, с улыбкой глядя на мать, ее голубые глаза светились любовью.
– У меня есть кое-что особенное для тебя, мама. Клубника. Твоя любимая.
Мередит завороженно смотрела на дочь. Внутри у нее все похолодело.
И тут она услышала доносящийся откуда-то издалека ласковый голос: «Мэри… Мэри…»
Голос звал, отдаваясь эхом в ушах Мередит: «Мэри… Домой… Домой».
И тут ее словно озарила яркая вспышка. Мередит увидела молодую женщину с ярко-голубыми глазами и золотистыми волосами, склонившуюся над маленькой девочкой. Лицо женщины светилось любовью. «Клубника, Мэри. Твоя любимая». Девочка, сияя, смотрела на мать. Не было никакого сомнения в том, что мать и дочь обожают друг друга. Потом вдруг Мередит услышала, как девочка плачет. «Мама, мама, что с тобой?» Все исчезло.
Мередит всю трясло, она не отрываясь смотрела на дочь и не могла произнести ни слова. Кэтрин с тревогой спросила:
– Мама, что с тобой? Тебе нехорошо? Ты ужасно побледнела.
– Я в порядке, – с трудом выговорила Мередит и потрясла головой. – По-моему, у меня сейчас было то, что доктор Бенсон называет «вспышкой сознания». В первый раз.
– А что это такое?
– Подавленные воспоминания вдруг всплывают на поверхность сознания. Сейчас я видела сцену из своего детства. Я видела молодую женщину твоего возраста с ярко-голубыми глазами, как у тебя, и маленькую девочку. Лет пяти. Сначала они были радостными и счастливыми, а потом вдруг девочка заплакала. Потом все исчезло.
Мередит несколько раз глубоко вздохнула.
– По-моему, я видела себя и свою мать. Свою родную мать, Кэт.
– А почему вдруг произошла эта вспышка, как тебе кажется? – с любопытством спросила Кэтрин, села и внимательно посмотрела на мать.
– Это ты дала толчок. То, как ты сказала: «Клубника. Твоя любимая». И еще твои глаза – тоже голубые, тоже полные любви. – Мередит умолкла. – У Джека были голубые глаза, и я всегда считала, что ты унаследовала их от отца. Но, может быть, у тебя глаза моей матери.
Кэтрин взяла Мередит за руку.
– Мама, но ведь это же чудесно! – У нее на мгновение перехватило горло, и она взволнованно предположила. – Может, теперь ты начнешь постепенно вспоминать свое прошлое? И в конце концов все вспомнишь?
– Надеюсь, дорогая. – Мередит закусила губу. – Наверное, я должна позвонить Хиллари Бенсон, рассказать ей об этом. Наверняка ей захочется узнать. – Она посмотрела на часы. – Почти шесть часов. Думаю, она еще на работе.
– Да-да, позвони ей, – закивала Кэт. – Телефон на кухне.
Мередит кивнула, быстро прошла в кухню и набрала номер психоаналитика.
– Могу я поговорить с доктором Бенсон, Джанис? – спросила она у секретарши.
– А кто ее спрашивает?
– Это миссис Стреттон.
– О, здравствуйте, миссис Стреттон. Соединяю.
– Добрый вечер, Мередит, – поздоровалась Хиллари мгновение спустя. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо. Вы знаете, я вечером улетаю в Лондон. Днем я навестила дочь, мы пили чай, и она сказала нечто такое, что вызвало «вспышку сознания». Со мной это случилось первый раз в жизни.
– Прекрасная новость, Мередит! Что вы увидели?
Мередит подробно рассказала о своем видении. Когда она закончила, врач объяснила:
– Это ваше первое очень важное воспоминание. Вы сегодня совершили настоящий прорыв. И надеюсь, это только начало. Теперь вы сможете вспомнить больше. Так часто бывает. Постарайтесь все время думать о той сцене, что вы мне описали. Она приведет вас к другим важным воспоминаниям.
– Хотелось бы верить. Мне так хочется разгадать тайну моего детства.
– Вы обязательно ее разгадаете, Мередит, я абсолютно в этом уверена. И если вам понадобится мой совет или помощь, звоните не раздумывая. А через несколько недель мы увидимся.
– Да, спасибо большое, доктор Бенсон. До свидания.
Мередит повесила трубку и повернулась. В дверях стояла Кэт и выжидательно смотрела на мать.
– Что она сказала? – спросила Кэтрин.
– Что это было очень важное воспоминание и что, возможно, я теперь начну вспоминать остальное.
– Ах, мама! – Кэт бросилась к ней и крепко прижала к себе. – Я так тебя люблю, мама, я так хочу, чтобы ты успокоилась. И чтобы в твою жизнь наконец вошло счастье.
21
Вот уже почти час Патси Кентон внимательно слушала рассказ Мередит. Наконец тихо, задумчиво сказала:
– Итак, ты полагаешь, что родилась в Англии и совсем маленькой попала в Австралию…
Мередит кивнула.
– Именно так. Мне было лет шесть.
– И что, ты отправилась в Австралию одна? Это невозможно. С тобой наверняка ехали родители.
– Я абсолютно уверена, что была одна, Патси. Я убеждена, что моя мать к тому времени умерла.
– А отец?
– Я его не помню.
– Но почему ты поехала одна? Это ужасно странно. Кто тебя отправил?
– Не знаю. – Мередит пожала плечами. – Не имею ни малейшего понятия.
– В этом твоем повторяющемся сне много детей… Может быть, тебя отправили вместе с другими детьми? Знаешь, во время войны многих детей эвакуировали в безопасные районы.
– Может быть. Но почему? Мне было шесть лет в 1957 году, война давно кончилась. Почему нас вывозили из Англии?
Патси покачала головой.
– Ума не приложу, дорогая. Я очень хочу тебе помочь, но пока даже не представляю как. Теряюсь в догадках.
Подруги сидели в ресторане гостиницы «Кларидж». Мередит вздохнула, отпила из бокала и спокойно продолжила:
– Вчера ночью в самолете я не могла уснуть. Только ненадолго задремала, а так все время напрягала мозг, пытаясь вспомнить что-нибудь из детства.
– Тебе удалось?
– До некоторой степени. Во-первых, мое имя. В сиднейском приюте меня звали Мари Андерсон. Мерл Стреттон изменила мое имя на Мередит. Ну и конечно, после удочерения я взяла фамилию новых родителей. Но я хочу сказать, что на самом деле меня звали не Мари, а Мэри. Мэри Сандерсон.
– Так-так. А как же это могло произойти, почему возникла путаница? – Тут Патси сообразила. – Господи, эта чертова бюрократия! Спаси нас от нее, Господи! Твое имя элементарно перепутал какой-то идиот в приюте.
– Скорее всего. Одно из моих воспоминаний прошлой ночью навело меня на эту мысль. Очень строгая воспитательница в приюте внушает, будто мое имя не Мэри, а Мари. Я ее убеждаю, что меня зовут Мэриголд, но она не верит. Она фыркает и говорит, что это не имя, а название цветка.
– Господи, какие отвратительные, жестокие люди работают в подобных заведениях. Как можно такое допускать! – Патси тяжело вздохнула и с сочувствием поглядела на Мередит. – Итак, твое имя – Мэриголд. Очевидно, при записи фамилии тоже произошла путаница, и Сандерсон превратилась в Андерсон.
– Да, – подтвердила Мередит. – И эта самая путаница объясняет эпизод с бирками в моем ночном кошмаре.
– Точно, – закивала Патси. – Дорогая, ты просто гений!
Они замолчали. Мередит грустно посмотрела на Патси.
– Мою мать звали Кэти, это я тоже вспомнила. И еще я знаю, что она умерла, поэтому я никогда ее не увижу. Но раз я все это вспомнила, после стольких-то лет, я должна кое-что сделать. Ради самой себя. Я хочу побывать на ее могиле. Положить цветы, постоять, посмотреть. Уверена, мне это поможет. Возможно, я почувствую себя лучше и моя психогенная усталость пройдет.
– Конечно же, тебе станет лучше, Мередит. Я прекрасно тебя понимаю – ты придешь на могилу матери, и тебя это до некоторой степени примирит с тем, что произошло.
– По крайней мере, я теперь знаю, что она действительно существовала, а не была плодом моего воображения. Где же она может быть похоронена? Я помню ее имя, но не помню, где мы жили.
– В Йоркшире, – уверенно заявила Пат-си. – Вне всякого сомнения. Именно этим объясняется твое странное волнение в аббатстве Фонтейнс. Я еще тогда подумала: все это неспроста. Ты здорово нервничала, когда рассказывала мне о посещении руин. Наверное, тебя туда водили ребенком.
– Скорее всего. Но у меня такое ощущение, что выросла я в другом месте. За городом… В город меня возили на автобусе. Город был большой, шумный, вокруг сновало множество людей. А в центре была огромная площадь с черными статуями. Моя мать ездила в город на рынок. А над рынком куполом возвышалась стеклянная крыша.
– И множество рядов с прилавками. Так?
– Да…
Патси обрадованно закивала.
– Прилавки с овощами, фруктами, мясом, рыбой, пирожками, хлебом, одеждой, мебелью, стеклом и фарфором. Продавцы зазывают прохожих зайти и посмотреть, пощупать товар руками. И на все лады расхваливают свой товар. Ты это помнишь?
– Да-да, Патси! Мы ходили по рядам и слушали. Они так забавно зазывали покупателей!
– Все ясно. Рынок в Лидсе. Знаменитый рынок на центральной городской площади. И черные статуи нимф с факелами в руках. А еще там стоит статуя Эдуарда – Черного Принца на лошади. В натуральную величину. Как, вспоминаешь?
– Кажется, да. Значит, я родом из Лидса… Но как же я найду, где похоронена моя мать? Кто сейчас помнит о Кэти Сандерсон, которая жила там тридцать восемь лет назад?
– Мы начнем с Сомерсет-хаус. Это старое название, а теперь он называется Дом святой Екатерины. В нем находится отдел регистрации рождений, смертей и браков по всей Великобритании. Там содержится вся необходимая информация.
– Где это?
– Здесь, в Лондоне, в Кингсу. Довольно близко отсюда.
– Я поеду туда сегодня же.
– Разумеется, Мередит. И я поеду с тобой.
Через час подруги подходили к стеклянным дверям Дома святой Екатерины. Они очутились в большом помещении с рядами стеллажей, на которых стояли бесчисленные папки.
– Похоже на библиотеку, – заметила Мередит.
Они подошли к охраннику, который проверил их сумки, и Патси спросила:
– Где у вас отдел регистрации смертей? Охранник направил их к справочному бюро в дальнем конце зала. Там за стойкой стояли пять служащих, в чьи обязанности входило помогать посетителям. Патси и Мередит обратились к молодой женщине и повторили свой вопрос.
Та протянула Патси брошюру.
– Здесь вы прочтете, как пользоваться картотекой. Это достаточно просто. Сведения об умерших содержатся в черных папках и стоят вон там, слева. Записи о рождениях – в красных папках, справа. Они рассортированы по годам. На каждый год – четыре папки, по кварталам. В каждой папке – три раздела по алфавиту: «А – И», «К – Р», «С – Я».
Патси поблагодарила, и они с Мередит прошли в картотеку. Подошли к стеллажам с черными папками, отыскали нужный год. Мередит нашла папку за январь, февраль, март 1957 года «С – Я», сняла ее с полки и подошла к столу.
– Чтобы не терять зря время, посмотри следующую папку, за апрель, май, июнь.
– Правильно, – согласилась Патси и отправилась за нужной папкой.
Мередит водила пальцем по списку Сандерсонов, умерших в первом квартале 1957 года. Кэтрин Сандерсон среди них не было. Взглянув на Патси, Мередит тихо сказала:
– У меня ничего. А у тебя?
– Подожди немного, я еще не закончила.
Мередит поставила папку на место и вынула следующую – за июль, август, сентябрь. И снова ничего не нашла. Патси листала уже вторую папку, но безрезультатно.
– Мы с тобой просмотрели целый год, – констатировала Патси. – Ты абсолютно уверена, что твоя мать умерла в 1957 году?
– Да, я убеждена в этом.
– Но как же так, Мередит? Ты говоришь, что почти ничего не помнишь. Почему ты так уверена, что она умерла?
– Я не уверена. Но я знаю, что оказалась в сиднейском приюте шести лет от роду.
– Откуда ты это знаешь?
– От Мерл Стреттон. Она однажды сказала, что я с шести лет в приюте, уже целых два года, а меня так ничему и не научили.
– Ну, хорошо. Ты попала в приют в 1957 году, когда тебе было шесть лет. Но это еще не значит, что твоя мать умерла в том же году. Может, это случилось в 56-м, когда тебе было пять лет.
– Не знаю. Я знаю только, что мне было шесть лет… Давай-ка посмотрим 1956 год.
– Давай, – согласилась Патси.
Час спустя, просмотрев все папки за 1956 год, они взглянули друг на друга, и Мередит сказала:
– Безрезультатно. Ее смерть здесь не зарегистрирована.
– Попробуем другие годы?
– Нет смысла. Конечно, я могла что-то перепутать, но не можем же мы перерыть здесь все папки. Ладно, пойдем отсюда.
– Нет, подожди, – остановила ее Патси. – А что, если она умерла за границей?
– Моя мать никогда не была за границей.
– Сделай одолжение, задержись еще на минутку. Пойдем поговорим с клерком. Пожалуйста, Мередит.
– Хорошо.
Они подошли к стойке справочного бюро и обратились к той же молодой женщине.
– Мы ищем запись об умершем, но не можем найти. Скажите, а если человек умер за границей, он тут не будет зарегистрирован? – допытывалась Патси.
Женщина покачала головой.
– Обязательно будет. Где бы ни скончался гражданин Великобритании, его смерть непременно регистрируется здесь. К нам поступает информация от посольств и консульств со всего мира.
– Ясно.
– Все очень просто, – продолжала служащая, разглядывая Патси и Мередит. – Если в наших папках смерть не зарегистрирована, значит, этот человек не умер. Он жив.
Мередит во все глаза смотрела на женщину.
– Большое спасибо за помощь, – поблагодарила Патси, кивнула и, взяв Мередит под руку, потащила за собой.
Подруги остановились перед стеклянными дверьми, ведущими на улицу, и молча взглянули друг на друга.
Мередит была потрясена и слегка дрожала.
Патси, прекрасно понимая, что означает для подруги это неожиданное известие, мягко сказала:
– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, дорогая.
– Конечно, догадываешься, – тихо, почти беззвучно, отозвалась Мередит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28