Вам будет… Окна выходят на озеро… на большое озеро перед домом. Надеюсь, я не ошибся в выборе комнат для вас.
– Уверена, что они мне понравятся. Матильда начала подниматься по лестнице, Люк и Мередит шли следом, Винсент замыкал процессию, неся чемоданы Мередит.
Матильда провела их по длинному застеленному толстым ковром коридору, по стене шел ряд окон. На противоположной стене висели картины. Мередит украдкой покосилась на них и поняла, что это были фамильные портреты, вероятно, незначительных представителей рода, раз их сослали висеть в коридоре.
– Вот! – воскликнула вдруг Матильда и распахнула дверь. – Вот покои grand-mere Розы де Монбуше, которую все очень любили.
– И боялись, – подхватил Люк и подмигнул Мередит. – Временами она была настоящей фурией. Но очень красивой фурией.
Заметив, что Мередит оглядывает комнату, Люк пояснил:
– Здесь имеются гостиная, спальня и ванная, вон там, за дверью. Когда мой дед впервые привез бабушку в Талси, она влюбилась в эти комнаты и сделала их своими покоями. Между прочим, это ее портрет висит над камином.
Мередит проследила за его взглядом и увидела портрет удивительно красивой молодой женщины. Золотисто-рыжие кудри обрамляли загадочное лицо и струились по длинной белоснежной шее. Над ярко-синими глазами дугой изогнулись каштановые брови, изящный алый рот был совершенной формы.
Мередит подошла к камину и стала с интересом разглядывать портрет. Художнику удалось схватить какое-то очень женское неподдельное выражение счастья, которым светилось это лицо. Роза де Монбуше была одета в бледно-розовое шифоновое платье с гофрированным воротником, на шее висела нитка жемчуга. Мередит решила, что портрет был сделан в двадцатые годы.
– Ваша бабушка была поразительно красива, двух мнений тут быть не может, – сказала Мередит и искоса посмотрела на Люка. – Мне почему-то кажется, что она была веселой и озорной: и глаза так хитро посверкивают, и улыбка уж очень заразительная.
Люк кивнул.
– Весьма точная характеристика. В ней действительно было много озорства, а еще того, что мы называем «joie de vivre». Ее веселость действовала на людей неотразимо. Я знал ее уже старой женщиной, не такой, как на портрете, но даже маленьким я понимал, что она не похожа на других. «Непутевая» – так называл ее мой отец. Он был ее первенцем и любимцем, а всего детей у нее было четверо. Она обладала тонким чувством юмора и была замечательной рассказчицей.
– Она была ирландкой?
– Да. Дед познакомился с ней в Дублине. На балу. Он ездил в Ирландию охотиться.
К ним стремительно подошла Матильда.
– Вам помочь распаковать ваши вещи, мадам Стреттон? Я пришлю Жасмину.
Мередит помотала головой.
– Спасибо, Матильда, я сама справлюсь. Домоправительница кивнула, улыбнулась, взглянула на Люка, покачала головой и унеслась по своим делам. Винсент торопливо последовал за ней, стараясь не отставать.
– Он ходит за ней как хвостик, – понизив голос, сказал Люк. – Они работают в Талси всю жизнь, так же как их родители до них. У них две дочери, Жасмина и Филиппина, и сын Жан-Пьер – и все они тоже работают в замке. Мередит, сейчас я вас оставлю, чтобы вы отдохнули и привели себя в порядок. Вы абсолютно уверены, что без помощи Жасмины справитесь с вещами?
– Да, конечно, спасибо.
Люк посмотрел на наручные часы.
– Сейчас начало первого. Давайте встретимся через час в библиотеке, ладно? Вы успеете?
– Вполне.
Он улыбнулся и направился к двери.
– Люк, а где у вас библиотека?
Он остановился, хмыкнул и извиняющимся тоном ответил:
– Простите, я забыл, вы же еще не знаете дома. Библиотека находится в середине анфилады… это вереница комнат, сообщающихся между собой. Справа от холла. В библиотеке мы выпьем перед обедом.
– Очень хорошо.
Дверь за ним тихо закрылась. Мередит повернулась к портрету и некоторое время молча стояла перед ним.
– «Ирландские глаза лучатся смехом», – произнесла вслух Мередит, вспомнив известную старинную балладу. Глаза Розы де Монбуше весело смеялись, а лицо, конечно же, было типично ирландским. Тут ошибиться было трудно. Шагнув вперед, Мередит склонила голову набок и прищурила глаза. Роза де Монбуше напоминала ей кого-то, но кого? Может быть, своего внука? Нет-нет, не Люка. У него темные волосы и карие глаза. А эта женщина с золотыми волосами и нежными голубыми глазами… какое-то мгновенное воспоминание мелькнуло в голове у Мередит, но тут же исчезло, не оставив отчетливого следа. Покачав головой, Мередит бросила на портрет последний взгляд и отправилась в спальню.
На пороге Мередит невольно улыбнулась. Комната оказалась такой уютной и очаровательной, в камине ярко пылал огонь, горели лампы в шелковых абажурах. В убранстве преобладало сочетание жемчужно-серого и голубого. Стены были обиты серебристым муаровым шелком, с высоких окон (а их было три) ниспадали широкими складками серовато-голубые бархатные драпировки, а посередине комнаты стояла огромная кровать с балдахином; полог балдахина, казалось, был украшен ручной вышивкой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что зрение Мередит не обмануло: все эти розовые, красные и желтые розы, увитые зеленым плющом, были вышиты по серому шелку чьими-то искусными руками. У камина расположилось несколько удобных кресел, обитых жемчужным рубчатым бархатом, в углу комнаты стоял старинный туалетный столик с венецианским зеркалом.
Мередит как зачарованная медленно бродила по спальне, разглядывая окружающие предметы и восхищаясь роскошью и изяществом убранства. Особенно внимательно ее взгляд задерживался на картинах и произведениях искусства. Некоторые вещи были совсем старыми, даже потрепанными, но общее впечатление от комнаты оставалось таковым: здесь царствует прелесть ушедшего века – роскошного и элегантного. Тут, как и в гостиной, все располагало к отдохновению. Спальня была выдержана в серовато-розовых, дымчато-голубых и зеленоватых тонах, ноги утопали в мягком ковре.
Мередит подошла к туалетному столику с зеркалом. На столике лежали серебряные щетки с выгравированными инициалами Розы де Монбуше, стояли бесчисленные хрустальные флаконы для духов, вазочки с серебряными крышками и баночки с помадой.
Чуть в стороне стояла фотография в серебряной рамке – темноволосый красивый мужчина в смокинге. Мередит наклонилась, чтобы получше рассмотреть: ей показалось, что на фотографии Люк. Но она сразу поняла, что ошиблась. Такие костюмы носили в двадцатые годы. Очевидно, это дедушка Люка, муж Розы. Вот на кого Люк похож, просто вылитый дед, улыбнулась про себя Мередит.
Разобрав чемоданы, она отправилась в ванную. И застыла в изумлении, пораженная размерами ванной комнаты и весело пылавшим там камином. Ванная оказалась просто огромной, с белыми кружевными занавесками на окнах, с большой старомодной ванной на ножках и со свисающим с потолка шелковым шнуром звонка для вызова служанки. Мередит подивилась про себя, неужели звонок еще работает, но не рискнула дернуть за шнурок – а вдруг сработает?
12
Люк де Монбуше сидел у себя в кабинете за письменным столом. Перед ним лежала груда чертежей, выполненных архитектурной фирмой; Люк собирался просмотреть их перед обедом и очень надеялся, что исправлять чертежи не придется.
Но он никак не мог сосредоточиться на работе. Мысли постоянно возвращались к Мередит Стреттон.
С того момента, когда несколько дней назад, в среду утром, они познакомились в усадьбе Монфор Л'Ламори, он только о ней и думал. Если быть совсем честным – эта женщина его крайне заинтриговала. Будучи архитектором и дизайнером, Люк придавал большое значение внешнему облику человека, и поэтому он сразу оценил статную фигуру, светлые густые волосы, нежную кожу и дымчато-зеленые глаза – такие грустные и выразительные.
Мередит была красивой и стильной. Люк при взгляде на нее испытывал удовольствие, схожее с тем, которое ощущаешь, глядя на картину, написанную рукой великого мастера. И еще ему импонировало то, с каким уверенным и спокойным достоинством она держалась. Люка всегда пугали истеричные, нервозные женщины.
Не пробыв и часу в ее обществе, он понял, что Мередит – деловая, практичная, профессиональная, дисциплинированная и решительная, а это были черты, обладавшие для Люка с его страстью к порядку безусловной привлекательностью.
Он терпеть не мог беспорядочных, суматошных женщин, вечно создававших проблемы себе и окружающим. И еще на Люка благотворно действовала энергия ее незаурядного характера, такого эмоционального подъема он уже давно не испытывал.
Как жаль, что она живет так далеко, в Нью-Йорке, размышлял Люк, рассеянно постукивая карандашом по столу. Но все же не так далеко, чтобы совсем исключить возможность отношений. В конце концов, всего лишь полет на сверхзвуковом самолете – и через три с половиной часа (максимум через четыре) он на Манхэттене. Три недели назад Люк летал в Нью-Йорк, встречался с клиентом, и ничего.
Люку очень хотелось познакомиться с Мередит Стреттон поближе. Совсем близко. Он находил ее крайне привлекательной во всех отношениях, куда привлекательнее всех тех женщин, с которыми встречался за последние годы. Чуть ли не сразу после знакомства Люк вдруг понял, что желает ее. Если мужчина не понял этого в первую же встречу, то вряд ли потом изменит свое мнение. А Люк понял мгновенно. Интересно, так ли это у женщин или у них все по-другому?
Как-то само собой вышло, что он признался в своих чувствах Агнес, разумеется, лишь до определенной степени. Он просто сказал ей, что испытывает к Мередит интерес и желал бы познакомиться с ней получше. Этот телефонный разговор состоялся во вторник вечером, и Люк не совладал с собой, проговорился. Он пригласил в Талси и чету д'Обервилей, но Агнес была вынуждена отказаться из-за болезни Алана и Хлои.
И вот тогда Агнес посоветовала ему пригласить одну Мередит.
– Не волнуйся, – сказала она. – В пятницу мы вместе обедаем, вот и пригласишь ее в свой замок. А я постараюсь сделать так, чтобы все получилось естественно.
Люк засомневался и готов был отступить, но Агнес рассмеялась:
– Не трусь, Люк, что за малодушие! Мередит совершенно нечего делать в этот уик-энд, друзей в Париже, кроме нас, у нее нет. По-моему, ты ей нравишься, так что, я думаю, она примет приглашение. И тебе будет приятно ее общество. Она замечательная, ее все любят.
Любовь, подумал Люк. Сможет ли он снова полюбить? Ему очень хотелось любить, быть любимым. И жениться. Ему вовсе не улыбалась перспектива прожить остаток жизни в одиночестве.
До сих пор о любви не могло быть и речи. После смерти Анник его жизнь остановилась, Люк словно онемел. Временами он пытался начать все сначала, видит Бог, искренне пытался, встречался с женщинами, даже старался полюбить. Но безрезультатно. Все попытки заканчивались полным крахом.
В последние годы у него были женщины, все они были очень милыми, но ни одной из них не удалось пробудить в нем истинное чувство. Постепенно Люк пришел к выводу, что он утратил способность любить, и убеждал себя смириться с неизбежным. Пока не встретил Мередит. Она не делала никаких попыток очаровать его, но Люк сразу же был сражен наповал. Он давно забыл это сжигающее изнутри желание добиться любви женщины, войти в ее жизнь, стать частью этой жизни. И Люк твердо решил, что завоюет Мередит.
Часто ли мужчина испытывает подобные чувства? Может быть, раз в жизни. И тут же Люк поправил себя: это может и повториться, ведь с Анник он испытывал то же самое.
– Мередит Стреттон, – прошептал Люк и написал это имя на листке бумаги, лежавшем перед ним.
Кто ты, Мередит Стреттон? Почему у тебя всегда такой грустный вид? Почему в твоих бездонных глазах столько печали? Кто ранил твое сердце, оставив в нем незаживающую рану? Инстинкт подсказывал Люку, что Мередит пережила глубокое горе. Он видел боль, застывшую в ее зеленых глазах. Он хотел облегчить эту боль, прогнать печаль; он был уверен, что сумеет это сделать, если ему дадут шанс.
Люк не стал расспрашивать Агнес о Мередит, хотя ему и очень хотелось. Он считал недостойным разузнавать о Мередит за ее спиной. Ему почему-то казалось, что он и без того хорошо знает Мередит, понимает, что она за человек. Хороший человек.
Как обычно говаривала его дорогая ирландская бабушка? «Бриллиант чистой воды, без примесей», – любила повторять Роза де Монбуше. «Твой дедушка – без примесей, Люк».
Вот и Мередит тоже – без примесей.
Маленькие часы с черным циферблатом показали, что уже половина первого. Резко отбросив карандаш, Люк встал. Ему хотелось размять ноги, он устал после долгой езды в автомобиле.
Люк спустился по лестнице и прошел в свою спальню. Стянул свитер, зашел в ванную. Там умылся холодной водой, вытерся полотенцем и пригладил волосы щеткой.
Он стоял и смотрел на себя в зеркало. Когда-то черные как смоль волосы кое-где посеребрила седина. Люк вгляделся пристальнее и подумал, что выглядит каким-то усталым, изможденным. Мешки под глазами. Можно дать больше, чем его сорок три.
Мередит тоже за сорок, он был в этом уверен. Агнес говорила что-то такое еще до того, как Мередит приехала в Лондон. Люк боялся, не слишком ли это много, чтобы заводить детей, но потом решил, что все зависит от самой женщины. Ему всегда очень хотелось иметь детей. Продлить свой род. Но пусть даже детей не будет, в конечном итоге не это самое главное. Жизнь – борьба, и Люку вдруг остро захотелось победить в этой борьбе, поймать свое счастье. Что ж, его устроит просто любовь, пусть и без продолжения рода.
Мередит. Она могла бы сделать меня счастливым, «костями чую» – так говорила бабушка Роза. И еще она говорила: «Кости не обманывают, кости много о чем могут сказать. Кости – это порода, Люк. Погляди на лошадей. Если лошадь вынослива, этого еще недостаточно. Нужна порода. Уж я-то в лошадях разбираюсь». «Oui, grand-mere», – послушно, как всегда, отвечал он. «Люк, пожалуйста, сегодня говори по-английски». – «Да, бабушка». – «Всегда доверяй своим костям, – поучала она. – Они никогда не лгут, Люк, никогда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28