Ввиду безудержного потока клеветы со стороны де Голля французское правительство считало себя вправе заочно присудить к смерти изменившего ему в последние дни войны генерала. Но это не смутило де Голля. Он принял английское предложение о том, чтобы французские сухопутные и военно-морские силы, находившиеся в Англии и перешедшие на его сторону, приняли участие в нападении английских кораблей на Дакар, столицу Французской Западной Африки. 24 сентября англо-французская эскадра подошла к Дакару. Снова был предъявлен и отвергнут ультиматум, на этот раз о сдаче города, и снова был открыт огонь, но только из французских же пушек по французам. Возмущение во Франции было еще больше, чем во время инцидента в Мерс-эль-Кебире. Англичане привели в свое оправдание весьма сомнительные доводы, заявив, что Германия и Италия якобы пытались укрепиться в Дакаре и что основная масса населения Дакара высказалась против правительства Виши. Когда Дакар оказал неожиданно сильное сопротивление, французский генерал понял большой вред, который принесет его делу дальнейшее применение оружия. В тот же вечер он отвел свои корабли и войска назад на том основании, что не хочет принимать участия в борьбе французов против французов. Англичане продолжали вести боевые действия, хотя попытка и на следующий день высадить десант также окончилась неудачей. Лишь убедившись в том, что серьезно поколебавшая их престиж операция была начата исходя из неправильных предпосылок, англичане прекратили боевые действия.
Если бы Германия проводила разумную и умеренную политику, она могла бы извлечь для себя из этих событий огромную пользу. В 1940 г. французы устали от традиционной английской политики равновесия сил, посредством которой островное государство на протяжении веков натравляло европейские страны друг на друга. В двух войнах немцы как нация показали свою силу и убедили французов в том, что их политика по отношению к Германии нуждается в пересмотре. Под впечатлением этого перемещения сил многие французы были готовы смириться с наличием сильной Германии в сердце Европы, если Франция при этом обретет свои права. Учитывая такое настроение, которое еще больше усилилось в результате событий в Северной и Западной Африке и разнузданной пропаганды де Голля, открытое и честное соглашение между Германией и Францией имело бы большие шансы на то, чтобы завоевать даже вначале противившиеся сближению с Германией французские общественные круги или, по крайней мере, исключить их политическое влияние. Конечно, было рискованно доверять разбитому противнику, но вряд ли это было большим риском, чем постоянно давать ему чувствовать его поражение, угрожать и вызывать в нем внутреннее сопротивление. Во всяком случае, такая политика примирения означала, что Гитлер не только должен был бы отказаться от своих планов в отношении территории Франции, ограничившись разумным, основанным на языковой границе разрешением вопроса об Эльзас-Лотарингии; она означала также и то, что он не смог бы предпринять попыток привлечь на свою сторону Франко за счет французских владений в Северной Африке. В конечном счете эта политика должна была заставить итальянцев значительно уменьшить свои требования на французскую территорию в Европе и Северной Африке со всеми вытекающими отсюда последствиями для отношений между Гитлером и Муссолини. Все это было во власти Гитлера, но подобное решение вопроса представлялось ему немыслимым. Никакого другого решения быть не могло, если он хотел привлечь Францию на свою сторону. Однако еще осенью 1940 г. Гитлер отверг его уже потому, что считал себя и державы оси слишком сильными, чтобы вообще допускать подобные мысли. Вместо этого он пытался запугать угрозами маршала Петена во время встречи с ним в Монтуаре 24 октября. Он требовал от французов, чтобы они отвоевали попавшие в руки де Голля французские колонии в Центральной Африке, Другими словами, чтобы они активно вступили в войну. Он оставался глухим К наиболее актуальным для Франции вопросам об окончательном определении ее судьбы и о возвращении двух миллионов военнопленных. Гитлер считал политически разумным ожидать от французов в качестве предварительного условия проявления доброй воли - он мог бы потом вознаградить их за это и признать их усилия недостаточными. Франция оставалась для него предметом обмена, которым он хотел воспользоваться в воине и владения которой он хотел выторговать при заключении мира. По заявлению германского министра иностранных дел, сделанного им Муссолини 20 сентября 1940 г., Гитлер решил «никогда больше не позволять Франции играть роль в европейской политике». Нечестность и двойственность германской политики не могла долго оставаться скрытой от французов. Поэтому возмутительные действия англичан были скоро забыты, и когда западные союзные державы двумя годами позже высадили десант в Северной Африке, они встретили лишь очень слабое сопротивление.
24 октября Гитлер прибыл в Монтуар для переговоров с Петеном. Он приехал из Андай, городка на французско-испанской границе, где он перед этим встретился с Франко. Там нужно было согласовать последние детали, определявшие вступление Испании в войну. Франко в сентябре, когда он послал в Берлин своего министра иностранных дел Серрано Суньера, потребовал очень высокую плату: Гибралтар, Французское Марокко и колонизированную испанцами часть Алжира, то есть в основном ту часть французских владений в Северной Африке, на которую Италия не претендовала. Кроме того, Испания требовала вооружения и экономической помощи. Однако вопреки всем ожиданиям Гитлера, с испанцами договориться не удалось. Правда, был назначен день нападения на Гибралтар - 10 января 1941 г., но испанцы ставили осуществление этого нападения в зависимость от ряда политических, военных и экономических вопросов, которых при переговорах уладить не удалось. Так что Гитлер отнюдь не был удовлетворен своей встречей с испанским диктатором.
Несмотря на это, военные приготовления к нападению на Гибралтар продолжались. Не подлежит почти никакому сомнению, что тщательно продуманное и подготовленное немцами нападение привело бы к успеху. Но оно не было осуществлено, и не последнюю роль в этом сыграло следующее обстоятельство. Вскоре после бесплодных переговоров в Андай и Монтуаре Муссолини развязал вооруженный конфликт с Грецией, предварительно не согласовав его с Гитлером. Этому событию было суждено оказать довольно неблагоприятное влияние на положение в районе Средиземного моря. Дух неискренности и взаимного недоверия, которым, несмотря на показную тесную связь, были проникнуты отношения обоих диктаторов, привел к этой итальянской авантюре.
7. Итальянская авантюра в Греции
Поскольку Муссолини, по-видимому, считал себя не в силах самостоятельно предпринять решительные действия против Англии, он искал летом 1940 г. такого противника, в борьбе с которым итальянские вооруженные силы могли бы проявить свою мощь. Он видел, что занимает подчиненное положение по отношению к своему более удачливому в военном отношении партнеру по оси, и не хотел с этим долго мириться. В июле Муссолини без обстоятельного политического обоснования приказал итальянскому главному штабу сухопутных войск разработать план операции против Югославии и произвести у ее границы стратегическое развертывание основной массы сухопутной армии. Во второй половине сентября 37 дивизий - две армии в первом эшелоне и одна во втором в качестве резерва - были развернуты на некотором удалении от югославской границы. Всех командиров ознакомили с их задачами. Это было единственное планомерно подготовленное и проведенное стратегическое развертывание, которое осуществила Италия за все время войны. В конце сентября опять без убедительного обоснования и так же внезапно стратегическое развертывание было прекращено и было приказано уволить из армии 600 тыс. человек, то есть провести почти полную демобилизацию, включавшую и возврат владельцам реквизированных для нужд армии автомашин, лошадей и мулов. К середине октября демобилизация была наполовину закончена. Тем более удивлены были начальник генерального штаба вооруженных сил и начальник главного штаба сухопутных войск, когда их 14 октября вызвали к Муссолини, который объявил им, что существует политическая необходимость оккупировать Грецию. На обращенный к ним вопрос о том, какое количество войск и сколько времени потребуется для занятия исходных позиций в Албании, они ответили, что при условии участия Болгарии в этой войне, кроме восьми дивизий, стоящих в Албании, потребуется еще двенадцать дивизий, и что для их переброски, включая необходимые корпусные и армейские части, а также части службы тыла, будет нужно три месяца. Этот срок казался вполне обоснованным ввиду очень небольшой мощности албанских портов и крайне неблагоприятного положения с транспортным сообщением в Албании, почти не имеющей железных дорог. Муссолини, видимо, был удовлетворен этой справкой. Удивление обоих генералов усилилось, когда Муссолини на следующий день вновь вызвал их и некоторых видных государственных деятелей в палаццо Венеция и объявил, что он решил занять Ионические острова, в частности остров Корфу у входа в Адриатическое море и затем захватить Салоники, чтобы укрепить позиции Италии на Средиземном море и сохранить итальянское влияние в Греции. Когда начальник генерального штаба вооруженных сил маршал Бадольо спросил, проинформирована ли о предполагаемой операции Германия, по отношению к которой как к союзнику все же имеются обязательства, Муссолини резко ответил: «А нас проинформировали об операции в Норвегии? Нас спросили перед тем, как начали наступление на Западе? Действовали так, как будто мы и не существуем. Теперь я плачу той же монетой». Мнение своих военных советников, изложенное ими еще накануне, он считал, видимо, не заслуживающим внимания. Дело в том, что Муссолини получил от министра иностранных дел Чиано, который рассматривал Албанию, управляемую его министерством, как свою вотчину и был главным инициатором нападения на Грецию, успокоительные вести о предположительной реакции греков. Чиано сообщал, что ему удалось за крупные суммы денег привлечь к защите интересов Италии ряд видных деятелей, часть из которых даже входит в состав правительства. По его словам, в Греции только немногочисленная группа людей, представляющая собой состоятельную верхушку, склоняется на сторону Англии; основная же масса населения является политически нейтральной и скорее отрицательно относится к режиму Метаксаса. Кроме того, есть свои люди в греческой армии в Эпире, которая не будет воевать, а албанские части и партизаны в ходе наступления итальянской армии поднимут восстание среди родственного им населения Эпира.
В конце совещания был назначен день наступления. Первоначально его планировали начать 26 октября, но позднее, ввиду неблагоприятной погоды, отложили на 28 октября. Гитлеру, который в это время находился на пути в Монтуар и Андай, Муссолини написал письмо, в котором, однако, лишь очень неопределенными намеками говорил о греческих провокациях, которых он якобы больше не может допустить. Гитлер поспешил 28 октября во Флоренцию, где Муссолини поставил его перед совершившимся фактом. Гитлер делал веселую мину при плохой игре. Меньше чем за месяц до этого Муссолини уверял германского министра иностранных дел, что в настоящий момент главной своей задачей он считает войну против Англии, поэтому не будет предпринимать никаких действий против Югославии и Греции, а лишь намеревается осуществить захват Египта.
Рано утром 28 октября итальянский посол в Афинах вручил представители греческого правительства ноту, которая исключала всякие переговоры. Греции не совсем безосновательно был брошен упрек в том, что ее поведение находится в противоречии с ее обязательством соблюдать нейтралитет. Английский флот якобы неоднократно использовал греческие территориальные воды, а английские самолеты получали все необходимое на греческих аэродромах. Далее в ноте указывалось, что греческие власти якобы попустительствовали деятельности английской разведки. Многочисленные протесты Италии остались без внимания. В Албании Греция инспирировала волнения и без должного уважения относилась к власти Италии в этой стране. По этим причинам Италия вынуждена требовать в качестве гарантии, необходимой для лучшего сохранения греческого нейтралитета, предоставления ей стратегических опорных пунктов, в которых должны постоянно находиться итальянские гарнизоны.
В том случае, если эти условия не будут приняты, Италия будет вынуждена осуществить их насильственно и для этой цели с 6 час. примет военные меры. Об объеме требований итальянский посол не смог сообщить никаких подробностей. Премьер-министр Греции Метаксас тут же заявил, что, невидимому, речь идет о решенном деле, которое исключает всякую дискуссию или переговоры.
Греция констатировала, что она находится в состоянии войны с Италией и на основании данного ей Англией 13 апреля 1939 г. обещания обратилась к ней с просьбой о помощи. Новый конфликт был для Англии не очень желателен. Битва над Англией была в самом разгаре, Англия как раз собиралась довести свои силы в Египте до численности, необходимой для ведения наступательных действий и еще только восстанавливала свою армию в метрополии. Но, с другой стороны, если бы Греция смогла устоять, были бы получены новые выгодные опорные пункты для ведения морской и воздушной войны против Италии. Новая война, возможно, приведет даже к созданию «второго фронта» в Европе, который с самого начала был важной целью английской стратегии. Поэтому Англия помогала всеми, хотя пока и скромными, силами на море и в воздухе. Кроме того, она перебросила на остров Крит сухопутные войска и авиацию, чем облегчила положение Греции и одновременно оборону своего очень отдаленного острова Мальта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142