Она заслужила то, что она получала взамен.
Совсем как Маргарет Хакстебл, выйдя за него замуж.
Дункан не стал наносить визит Рэндольфу и протягивать ему какое-либо подобие оливковой ветви. Кэролайн права в одном: определенные поступки нельзя прощать. Даже если это не совсем правда, но это правда в отношении человека, который ни разу не выказывал угрызений совести за свои невыразимо порочные и жестокие действия.
Не считая этого визита, Дункан провел девять дней, оставшихся до свадьбы, просто избегая связанного с ней безумия, насколько это было возможно. Без грандиозной свадьбы не обойтись, объяснила ему мать, вернувшись из Мертон-Хауса с сообщением, что мисс Хакстебл рассылает более двухсот приглашений или чуть меньше, поскольку для семейных пар хватит одного, и было бы глупо переводить бумагу, чернила и усилия на два приглашения.
Дункан не стал спорить, надеясь, что она не будет посвящать его во все подробности.
Напрасная надежда!
– Грандиозная свадьба совершенно необходима, дорогой, – продолжила она, следуя своей весьма своеобразной логике. – Если ты хорошенько подумаешь, то сам поймешь, что каждый, кто придет на свадьбу, вряд ли сможет потом дать тебе от ворот поворот. Едва ли ты станешь любимцем общества, но ты вернешься в его лоно, а это единственное, что имеет значение.
– Мне плевать на общество, мама, – отозвался он.
– О, мужчины бывают так глупы! – воскликнула она. – Даже если тебя не волнует собственная судьба, Дункан, ты должен помнить, что собираешься жениться, и обязан учитывать интересы своей жены. Если общество отвергнет тебя, оно отвергнет и ее тоже. Твой долг перед Маргарет – сделать все, что в твоих силах, чтобы общество снова приняло тебя.
Дункан протяжно вздохнул. Разумеется, она права.
Черт бы все это побрал!
– В любом случае, – сказал он, – сомнительно, что кто-нибудь примет приглашение, не считая ближайших родственников.
Еще одна напрасная надежда, как он и говорил Мэгги несколько дней назад.
Его мать щелкнула языком.
– Ох, эти мужчины! – презрительно бросила она, подняв глаза к потолку. – Они не имеют представления о человеческой природе. Конечно же, все примут приглашение. Все! Никто не пропустит такое событие ни за что на свете.
Такое же мнение было высказано на следующее утро в утренней газете на странице, где печатались светские сплетни. Предстоящее событие было названо там свадьбой сезона, при условии, что граф Шерингфорд не сбежит в последнюю минуту, оставив мисс Хакстебл стоять в одиночестве у алтаря.
Итак, он приговорен к грандиозной свадьбе, понял Дункан. Это так же верно, как осужденный преступник приговорен к свиданию с виселицей.
В судьбоносное утро Дункан оделся с полным осознанием, что он будет выставлен на всеобще обозрение больше, чем когда-либо после его возвращения в Лондон.
Что говорило само за себя.
– Чересчур туго, – посетовал он, когда камердинер завязал его галстук в идеальный узел, не слишком сложный и не слишком простой.
– Не думаю, милорд. Это на вас так действует ситуация, – заявил Смит, даже не сделав попытки расслабить узел. – Вы же не хотите, чтобы галстук болтался на шее, сбиваясь то на один бок, то на другой? Но даже если бы вы хотели, я бы этого не допустил. После такого конфуза я не смог бы держаться с высоко поднятой головой среди моих собратьев-камердинеров. Встаньте и позвольте мне в последний раз пройтись по вашему фраку щеткой. У вас просто дар цеплять на себя всякий мусор, хотя не представляю, где вы его находите.
Вырвавшись наконец из лап тирании, Дункан спустился в холл, где его ожидала небольшая группа людей. Сэр Грэм имел вид человека, смирившегося с тем, что его ждет полный скуки день, который тем не менее избавит его от необходимости предоставлять кров и пищу пасынку. Его мать объявила, что она не будет его обнимать, чтобы не помять свое новое платье и его фрак, и что она не будет плакать, чтобы не испортить лицо, не упомянув о косметике, присутствовавшей во всем своем великолепии. Она ограничилась воздушными поцелуями, хотя в последний момент, прежде чем отбыть в церковь, сжала его в коротком объятии и промокнула слезинку большим носовым платком, вытащенным из кармана сэра Грэма, прежде чем проследовать перед ним к выходу.
Дункан повернулся к Кону Хакстеблу, который согласился быть его шафером. Они оба приподняли брови.
– Шерри, – сказал Кон, – я не имею представления о том, что произошло пять лет назад. Но если ты задумал смыться по пути к церкви, тебе придется иметь дело со мной.
– Я не собираюсь убегать, – раздраженно заверил его Дункан.
Кон кивнул.
– Я вообще не понимаю, как все это получилось, – сказал он. – Маргарет всегда казалась мне разумной женщиной. Однако это случилось, точнее случится, когда я доставлю тебя в церковь, не дав сбежать по дороге. Так вот, ты будешь обращаться с ней хорошо, Шерри.
Это не был вопрос.
– Есть много проблем, недоступных нашему пониманию, – отозвался Дункан. – Я, например, не понимаю, почему тебя так волнует счастье мисс Хакстебл, учитывая, что ее семья въехала в Уоррен-Холл пять лет назад, выселив тебя.
Темные глаза Кона затуманились.
– Меня выселили обстоятельства, – произнес он с нажимом на последнем слове. – Смерть моего отца, а потом Джона. Легко поддаться горечи и ожесточиться на всю жизнь. Я не поддался. Я действительно возненавидел их, по крайней мере Мертона. Но иногда нужно остановиться и спросить себя, заслуживает ли тот или иной человек ненависти. Мертон и его сестры ни в чем передо мной не провинились, и их довольно трудно ненавидеть. К тому же еще вопрос, кто больше страдает от ненависти. – Он приподнял бровь. – Ты уверен, что это подходящий момент для подобного разговора?
– Нет, конечно, – сказал Дункан, сдержав порыв оттянуть галстук от шеи. – Нам пора ехать в церковь. Учитывая все обстоятельства, мое опоздание может иметь более пагубные последствия, чем в обычной ситуации.
– В таком случае пойдем, – бодро отозвался Кон.
Светские свадьбы всегда привлекали толпы народа, к тому же стояла прекрасная погода, и кучеру Стивена пришлось маневрировать, подъезжая к церкви Святого Георгия, чтобы не наехать на зевак, высыпавших с тротуаров на мостовую.
Когда Стивен выбрался из кареты и протянул руку Маргарет, толпа восхищенно ахнула, как если бы его приняли за новобрачного. В этом не было ничего удивительного. Стивен всегда выглядел на редкость красивым, даже когда не был облачен в официальный черно-белый костюм, как сегодня утром.
Маргарет вложила затянутую в перчатку руку в его ладонь и спустилась вниз, улыбнувшись брату. Стивен улыбнулся в ответ. Дома, после того как сестры с мужьями отбыли в церковь, он внезапно прослезился и поспешно отвернулся, чтобы она не заметила. Однако тут же повернулся, не утирая слез.
– Мэг! – сказал он. – О, Мэг, ты всегда была самой замечательной сестрой, какую только может желать мальчик. Я не представлял, что сегодняшний день будет таким мучительным и… таким счастливым. Он хороший человек. Я убежден в этом. И я думаю, что ты испытываешь к нему симпатию, хотя вы совсем недавно познакомились.
Он взял ее руки в свои и крепко сжал.
– Он тебе нравится?
Маргарет сама была на грани слез и только кивнула.
– А ты – ему, – сказал Стивен. – Я уверен в этом. Он полюбит тебя, Мэг. Вот увидишь. Как можно знать тебя и не полюбить?
– Ты, случайно, не предвзято настроен? – поинтересовалась она с улыбкой. – Ах, Стивен, я так люблю всех вас. Всегда любила и буду любить. Но сейчас мне надо ехать на венчание, и я не хочу опоздать.
Он хмыкнул, взял свою шляпу и предложил ей руку.
Подъехав к церкви, Маргарет была спокойна и сознавала, что выглядит наилучшим образом. Она отказалась от наряда ярких цветов, на каком настаивала леди Карлинг, и выбрала платье из кремового атласа и кружев, с высокой талией и простого фасона, но скроенное таким образом, чтобы подчеркивать достоинства ее фигуры. На голове у нее была надета соломенная шляпка, украшенная белыми бутонами роз.
Она и Стивен направились в церковь.
Внезапно паника охватила Маргарет. А что, если его нет там? Что, если он даже не опоздал? Что, если он вообще не придет?
Но это были недостойные мысли. Она вполне доверяет ему, чтобы не опасаться, что он бросит ее сейчас. Она отмела все страхи даже раньше, чем вошла в церковные двери и поняла, что церковь полна народу и никто не кажется обеспокоенным или чересчур взволнованным. Все головы повернулись в ее сторону, а священник, стоявший в конце прохода, сделал знак рукой. Два джентльмена, сидевшие впереди, встали и повернулись к ней лицом.
Один из них был Константин. Другой – граф Шерингфорд.
Ее жених.
Маргарет замерла, устремив на него взгляд, пока Стивен расправлял подол ее платья сзади. Он выпрямился и предложил ей руку.
Она никого больше не видела. Все атрибуты свадьбы казались ей незначительными, несмотря на уверения Кейт о важности воспоминаний. Не важно, сколько народу здесь собралось: десяток или две сотни. Она выходит замуж, и в глубине церковного прохода стоит ее жених, наблюдая за ее приближением.
Именно тот мужчина, который ей нужен, поняла она со всей ясностью и улыбнулась ему, ощутив прилив счастья.
Он улыбнулся в ответ, и впервые ей пришло в голову, что на самом деле он очень хорош собой – высокий, стройный, темноволосый, со сверкающими черными глазами и выразительными чертами лица, хотя и далекими от классических.
Улыбка смягчила его лицо. А ведь он – добрый человек. Будь иначе, разве доверилась бы ему несчастная женщина, страдающая от жестокого обращения? Это к нему она пришла, оказавшись в отчаянном положении. Он любит своего сына больше всего на свете, потому что ребенок нуждается в нем, в его заботе и привязанности.
Это был неподходящий момент для подобных откровений.
Она выходит замуж за доброго человека. И этого достаточно, подумала Маргарет, двинувшись к нему с надеждой в сердце.
Через некоторое время Стивен вложил ее руку в руку лорда Шерингфорда, и они вместе повернулись лицом к священнику.
Церковь затихла.
За ее спиной находилась половина высшего света. Но это не имело особого значения. Она там, где она хотела быть, с мужчиной, за которого она хочет выйти замуж. И тот факт, что она его почти не знает, что они знакомы всего лишь две недели, тоже не имеет значения.
Как-нибудь все образуется.
«Господи, сделай так, чтобы все образовалось!»
– Возлюбленные мои, – начал священник.
Все действо оказалось ужасно публичным. Хотя большую часть брачной церемонии они стояли спиной к собравшимся, Дункан почти физически ощущал жадное любопытство, с которым они наблюдали за бракосочетанием самого скандального члена светского общества с одним из самых респектабельных.
Так же жадно они будут наблюдать за ними потом, в ожидании очередного скандала.
Маргарет Хакстебл верила в судьбу, и у него самого возникло странное убеждение, что вся его жизнь была прелюдией к тому моменту, когда они столкнулись в дверях бального зала.
Но он совсем не знает ее.
И не имеет представления, как сделать ее счастливой.
Он женится ради Тоби. Если бы не ребенок, он не стал бы этого делать и находился бы сейчас вдали от Лондона, подыскивая работу. Если бы он думал только о себе, то вообще не приехал бы в Лондон и не стал бы умолять деда вернуть ему Вудбайн.
– Объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, – провозгласил священник, и все закончилось.
Похоже, он умудрился пропустить собственную брачную церемонию. Но это не важно. В любом случае он теперь женатый человек. Он женат на Маргарет Хакстебл, вернее Маргарет Пеннеторн, графине Шерингфорд.
Ах, Тоби.
Через несколько минут, поставив подписи в регистрационной книге, они двинулись рука об руку назад по церковному проходу, отвечая на улыбки и слезы своих родственников и на любопытные взгляды остальных гостей. Впрочем, единственными людьми, кого Дункан по-настоящему видел, были его мать, с блестевшими от слез глазами, и его дед, сидевший во втором ряду, яростно хмурясь, но точно так же, как он обычно хмурился, роясь в своих карманах в поисках шиллинга для подарка.
А потом они вышли на солнечный свет, к приветственным крикам толпы и веселому перезвону колоколов.
Дункан взглянул на свою жену, державшую его под руку. Каждый раз, когда он видел ее, она казалась красивее, чем прежде. Но сегодня действительно так и было.
– Ну, Мэгги, – сказал он.
– Да, лорд Шерингфорд? – отозвалась она.
– А вот это надо исправить, – усмехнулся он. – Пора тебе называть меня по имени, раз мы женаты.
– Дункан, – послушно сказала она.
– Пойдем, – улыбнулся он и повел ее к открытой четырехместной коляске, которую прислал его дед по случаю бракосочетания.
Подойдя ближе, он увидел, что коляска украшена разноцветными лентами и бантами и даже парой старых башмаков, привязанных сзади. Вокруг толпился народ, включая шутников с горстями цветочных лепестков, которыми они забрасывали новобрачных, приветствуя их озорными выкриками.
Дункан узнал в них своих многочисленных кузенов и приятелей, соратников его детских и юношеских проказ.
Похоже, он действительно вернулся в их ряды.
Его горло странным образом сжалось, словно он готов был расплакаться.
Его новобрачная рассмеялась, когда он подсадил ее в коляску, а затем уселся рядом среди ярких лент и бантов. Ее платье было усыпано цветочными лепестками. Дункан взял кошелек с монетами, лежавший сбоку его сиденья, и принялся бросать их горстями в толпу.
Из церковных дверей еще выходила публика, когда коляска тронулась, покачиваясь на рессорах и гремя привязанными сзади башмаками.
Мэгги вложила свою руку в его ладонь просто так, без всякой видимой причины.
– Дункан, – сказала она. – О, Дункан, разве это было не замечательно?
Он сжал ее руку.
Если это было замечательно для нее, значит, так оно и есть. Он в долгу перед ней и за свадьбу, и за многое другое.
– Да, – сказал он под свист, приветственные выкрики и стук башмаков, подошвы которых, судя по производимому шуму, были щедро подбиты гвоздями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39