Оставаясь оптимистом, я прихожу к заключению, что это свои. Я ле
чу по направлению к цели, разыскивая танки, когда понимаю, что эти истреби
тели Ц вовсе не мой эскорт, а иваны. Как глупо с нашей стороны, ведь мы уже р
азорвали строй, когда начали искать отдельные цели. Два других самолета
запаздывают со сближением и медленно начинают пристраиваться за мной. Б
олее того, удача нам изменяет, иваны готовы драться, это желание возникае
т у них не так часто. Самолет унтер-офицера очень быстро загорается и прев
ратясь в факел, исчезает в западном направлении. Фиккель сообщает мне, чт
о его тоже подбили и ему приходится уходить. Пилот Ла-5, который, по всей вер
оятности, знает свое дело, садится мне на хвост, остальные держаться за ни
м на небольшом расстоянии. Что бы я ни делаю, мне не удается стряхнуть этот
Ла. Он частично выпустил закрылки, чтобы уменьшить скорость. Я залетаю в г
лубокие овраги, чтобы держать его пониже и сделать так, чтобы опасность с
толкнуться с землей спутала бы ему прицел. Но он держится за мной и его тра
ссеры проходят совсем близко от моей кабины. Мой бортстрелок Гадерман кр
ичит взволнованно, что истребитель непременно собьет нас. Лощина расшир
яется к юго-востоку от изгиба реки и неожиданно я делаю вираж со вцепивши
мся мне в хвост Ла. У Гадермана заклинило пулемет. Трассеры проходят под л
евым крылом. Гадерман орет: «Выше»! Я отвечаю: «Я не могу, у меня уже и так ру
чка в живот уперлась». Во мне начинает медленно нарастать удивление, как
этот парень, идущий сзади, может следовать моим виражам на истребителе. П
от бежит у меня по лбу. Я все тяну на себя ручку управления, трассеры продо
лжают проноситься под моим крылом. Обернувшись, я могу взглянуть прямо в
напряженно-сосредоточенное лицо ивана. Другие Ла прекратили преследов
ание, по всей видимости ожидая, что их коллега вот-вот нас собьет. Полет в т
аком стиле им не по зубам: почти вертикальные виражи на высоте 10-15 метров н
ад землей. Неожиданно на вершине земляного укрепления я замечаю немецки
х солдат. Они машут руками как сумасшедшие, скорее всего, не могут разобра
ться в ситуации. Но вот раздается громкий вопль Гадермана: «Ла упал»!
Сбил ли Гадерман вражеский самолет из своего пулемета или лонжероны ист
ребителя не выдержали огромного напряжения во время этих виражей на пол
ной скорости? В наушниках я слышу громкие крики русских. Они видели, что пр
оизошло и это нечто из ряда вон выходящее. Я потерял Фиккеля и лечу домой.
Подо мной в поле лежит горящий Ю-87. Унтер-офицер и его бортстрелок стоят ря
дом с ним в полном здравии, к ним спешат немецкие солдаты. Значит, завтра о
ни снова смогут летать. Вскоре после посадки я встречаюсь с Фиккелем. Буд
ет достаточный повод отпраздновать наш новый день рождения. Фиккель и Га
дерман также настаивают на праздновании. На следующее утро звонит назем
ный корректировщик этого сектора и рассказывает мне, с каким беспокойст
вом он наблюдал за вчерашним представлением и сердечно поздравляет мен
я от имени дивизии. Из радиосообщения, перехваченного прошлым вечером, с
тановится ясно, что пилотом истребителем был знаменитый советский ас, дв
ажды Герой Советского Союза. Я должен признать, что он был хорошим летчик
ом, а это совсем не мало.


***

Вскоре после этого эпизода я должен докладывать рейхсмаршалу по двум ра
зным поводам. Первый раз я приземляюсь в Нюрнберге и отправляюсь в замок
его предков. Когда я вхожу во двор, я с удивлением вижу Геринга, наряженног
о в средневековый германский охотничий костюм и, в компании лечащего вра
ча, стреляющего из лука в ярко раскрашенную мишень. Он не обращает на меня
никакого внимания, пока не расходует весь свой запас стрел. Я с удивление
м вижу, что он ни одного раза не промахнулся. Я только надеюсь, что он не охв
ачен желанием показать свое умение, заставив меня с ним соперничать, в эт
ом случае он должен понимать, что из-за раны в плечо я не могу держать лук, т
ем более Ц стрелять из него. Тот факт, что я докладываю ему о прибытии в ун
тах в любом случае указывает на мою физическую слабость. Он говорит мне, ч
то часто занимается спортом во время отдыха, это способ поддерживать себ
я в форме и его доктор волей-неволей, должен присоединиться к нему в этом
приятном времяпрепровождении. После скромного ужина в кругу семьи на ко
тором из других гостей присутствует только генерал Лерцер, я узнаю причи
ну моего вызова. Он награждает меня Золотой медалью пилота с бриллиантам
и и просит сформировать эскадрилью, вооруженную новыми Мессершмиттами-
410 с 50 мм пушками и принять над ней командование. Он надеется, что с этим типо
м самолета нам удастся совладать с четырехмоторным самолетами, которые
использует противник. Я делаю вывод, что поскольку я только что был награ
жден Бриллиантами, он хочет превратить меня в пилота-истребителя. Я увер
ен, что он думает категориями первой мировой войны, во время которой пило
ты, награжденные «Pour le Merite» были обычно пилотами-истребителями, как и он сам.
Он предрасположен к этой ветви Люфтваффе и к тем, кто к ней принадлежит, и
хотел бы включить меня в эту категорию. Я говорю ему, что очень хотел стать
пилотом-истребителем раньше, и что этому помешало. Но с тех дней я приобр
ел ценный опыт как пилот-пикировщик и я не хотел бы ничего менять. Я поэто
му прошу его оставить эту идею. Затем он говорит мне, что у него есть согла
сие фюрера на это назначение, хотя он и признает, что ему не очень понравил
ась идея отстранить меня от полетов на пикирующих бомбардировщиках. Тем
не менее фюрер согласился с ним в том, что я ни в коем случае не должен боль
ше приземляться в тылу у русских, чтобы спасать другие экипажи. Это прика
з. Если экипажи должны быть спасены, то в будущем этим должны заниматься д
ругие. Такое требование беспокоит меня. Частью нашего кодекса является п
равило: «Все сбитые будут спасены». Я считаю, что должен заниматься их спа
сением сам, потому что мне, в силу моего большого опыта это сделать легче,
чем кому-нибудь еще. Если это вообще должно быть сделано, тогда я тот чело
век, который должен это выполнить. Но возражать сейчас означало бы зря тр
атить силы. В критический момент нужно действовать так, как это диктует н
еобходимость. Через два дня я возвращаюсь в Хуси и принимаю участие в бое
вых операциях.
Пользуясь паузой в несколько дней я решаю совершить короткую поездку в Б
ерлин на конференцию, которая все время откладывалась. По возвращению я
приземляюсь в Герлице, навещаю домашних и лечу на восток в Веслау, непода
леку от Вены. Рано утром, когда я просыпаюсь в доме моих друзей, я узнаю, что
меня всю ночь пытались найти люди из штаб-квартиры рейхсмаршала. Связав
шись с ним я получаю приказ немедленно проследовать в Берхтесгаден. Поск
ольку я предполагаю, что это еще одна попытка навязать мне штабные или ка
кие-нибудь специальные обязанности, я спрашиваю его: "Хорошая это новост
ь или плохая? " Он хорошо знает меня и говорит: «Конечно, хорошая».
Не без чувства недоверия я сажусь в самолет и лечу на небольшой высоте вд
оль Дуная. Погода самая плохая, какую только можно себе представить. Обла
ка висят на высоте 50 метров, почти все аэродромы закрыты. Венские леса скр
ыты густыми облаками. Я лечу вверх по долине Дуная от Св. Пелтена до Амштет
тена и Зальцбурга, где приземляюсь. Здесь меня уже ждут и везут в охотничи
й домик рейхсмаршала неподалеку от Бергхофа в Оберзальцберге. Он находи
тся на совещании с фюрером и мы сидим за столом, когда он возвращается. Его
дочь Эдда уже совсем взрослая девочка, ей позволяют сидеть с нами. После к
ороткой прогулки по саду беседа принимает официальный характер и мне не
терпится узнать, что носится в воздухе на этот раз. Дом и сад отличает по н
астоящему хороший вкус, ничего вульгарного или шикарного. Семья ведет пр
остую, скромную жизнь. Я получаю официальную аудиенцию в светлом кабинет
е с многочисленными окнами, из которых открывается величественная пано
рама гор, сверкающих в весеннем солнце. Геринг, без сомнения питает слабо
сть к старым обычаям и костюмам. Я просто не знаю, как описать его одеяние,
это разновидность робы или тоги, такой, какую носили древние римляне, кра
сновато-коричневого цвета, скрепленная золотой брошью. Все это для меня
в новинку. Он курит длинную трубку длиной до самого пола, с раскрашенной ф
арфоровой чашечкой на конце. Я вспоминаю, что в детстве у моего отца была т
очно такая же, в то время его трубка была длиннее меня. Немного понаблюдав
за мой в молчании, он начинает говорить. Я вызван для нового награждения. О
н прикалывает мне на грудь Золотую медаль фронтовой службы с бриллианта
ми в ознаменование моих двух тысяч боевых вылетов. Это совершенно новая
медаль, которой никого никогда прежде не награждали, потому что я один сд
елал такое количество вылетов. Она сделана из чистого золота, в центре пл
атиновый венок с перекрещенными мечами, под которыми число 2000, выложенное
крошечными бриллиантинами. Я рад, что эта награда не сопровождается как
ими-нибудь неприятными дополнениями, как это было раньше.
Затем мы обсуждаем ситуацию, и он полагает, что я мне не следует терять вре
мя и я должен вернутся на базу. Я намереваюсь сделать это в любом случае. О
н говорит мне, что в моем секторе готовится крупномасштабное наступлени
е и сигнал к его началу будет дан в течение нескольких дней. Он только что
вернулся с совещания с фюрером, на котором вся ситуация обсуждалась до м
ельчайших деталей. Он выражает удивление, что я не заметил этих приготов
лений на месте, поскольку в этой операции будут участвовать приблизител
ьно триста танков. Сейчас я напрягаю свой слух. Число триста изумляет мен
я. Это в порядке вещей для русской стороны, но столько танков на нашей стор
оне? Я отвечаю, что с трудом могу в это поверить. Я спрашиваю его, не мог бы о
н назвать эти дивизии и количество танков, которые они имеют в своем расп
оряжении, потому что я совершенно точно информирован о большинстве подр
азделений в моем секторе и сколько в каждом из них исправных танков. Нака
нуне моего отлета с фронта я разговаривал с генералом Унрейном, командир
ом 14 бронетанковой дивизии. Это было две недели тому назад и он с горечью п
ожаловался мне, что у него остался на всю дивизию всего один танк и даже эт
а машина не могла считаться боеспособной, потому что он приказал оснасти
ть ее для наземного контроля воздушных полетов. Эта машина представляла
для него гораздо большую ценность, чем боеспособный танк, поскольку обла
дая хорошей связью со «Штуками» он мог нейтрализовать с их помощью многи
е цели, которые его танки сами по себе не могли бы вывести из строя. Я, таким
образом, совершенно точно знаю, сколько танков находится в 14 бронетанков
ой дивизии. Рейхсмаршал с трудом верит мне, поскольку он располагает сов
ершенно другой цифрой. Он говорит мне, наполовину всерьез, наполовину в ш
утку: «Если бы я вас не знал, я бы за такие слова посадил вас под арест. Но мы
сейчас все это выясним». Он подходит к телефону и соединяется с начальни
ком Генерального штаба.
«Вы только что сообщили фюреру, что для участия в операции Х предназначе
ны три сотни танков». Я, стоя рядом, могу слышать каждое слово.
«Да, верно».
«Я хочу знать названия этих дивизий и каким количеством танков они распо
лагают. У меня тут находится один человек, хорошо знакомый с ситуацией».

"Кто это такой? ", спрашивает начальник Генштаба. -
«Это один из моих людей и он должен знать». Начальник Генштаба, к несчасть
ю для него, начал именно с 14-й танковой. Он говорит, что дивизия располагает
60 танками. Геринг еле сдерживается.
"Мой человек говорит, что в 14-й всего один танк! " На другом конце линии воцар
яется долгое молчание.
"Когда он оставил фронт? "
«Четыре дня назад». Вновь тишина. И затем:
«Сорок танков находятся в пути. Остальные в ремонтных мастерских, но неп
ременно окажутся в своих частях к нужной дате, так что эта цифра правильн
ая».
Он дает тот же самый ответ для всех дивизий. Рейхсмаршал с яростью бросае
т трубку.
«Вот так делаются дела! Фюреру дают полностью ложную картину, которая ос
нована на неверных данных и еще удивляются, когда операция не приносит т
от успех, на который рассчитывали. Сегодня, благодаря вам, этот случай наш
ел свое объяснение, но как часто мы строили свои надежды на таких вот утоп
иях. Вся сеть коммуникаций в юго-восточной зоне беспрестанно подвергает
ся вражеским бомбежкам. Кто знает, сколько танков из этих сорока, наприме
р, вообще достигнут фронта и когда именно это произойдет? Кто знает, смогу
т ли ремонтные мастерские получить во время запасные части и если они их
получат, закончат ли ремонт в отведенное время? Я должен немедленно доло
жить обо всем фюреру». Он говорит с гневом, затем устанавливается тишина.

Когда я возвращаюсь на фронт, я все еще обдумываю то, что я только что услы
шал. В чем цель этого введения в заблуждение и фальшивых докладов? Случай
но это делается или нарочно? В любом случае это играет на руку врагу. Кто и
в каких кругах совершает эти гнусности?


***

Я прерываю свое путешествие, останавливаясь в Белграде и когда я захожу
на посадку на Семлинском аэродроме, над головой появляется строй америк
анских четырехмоторных бомбардировщиков. Сходя со взлетной полосы я ви
жу, как весь аэродромный персонал разбегается в разные стороны. К западу
от взлетной полосы находятся холмы, в которых вырыты подземные тоннели,
служащие укрытиями. Я вижу строй точно перед собой, на небольшом расстоя
нии от аэродрома. Это все выглядит не очень хорошо. Я бегу вслед за потомко
м людей с такой скоростью, которую только могу развить в своих унтах. Я тол
ько успеваю заскочить в тоннель, как на аэродроме взрывается серия бомб,
поднимая гигантское грибовидное облако дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40