Великолепно магазин Wodolei 

 

легко может придти ему мысль, что это действительно дело государственное и он может ему поверить». Но жизнь убеждала в другом.Александр с детства полюбил бесконечные смотры, парады, военные праздники, военные игры со сверстниками, в которых часто принимал участие Николай I и его брат, великий князь Михаил Павлович (также другие члены императорской семьи), и пронес это увлечение через всю жизнь. И если Николай I иногда проявлял тревогу по поводу излишнего увлечения сына парадной стороной военного дела, то по совершенно иным мотивам, чем его воспитатели. В 1832 г. он выговаривал Мердеру: «Я заметил, что Александр показывает вообще мало усердия к военным наукам; я хочу, чтобы он знал, что я буду непреклонен, если замечу в нем нерадивость по этим предметам; он должен быть военным в душе (курсив мой. — Л. 3.), без чего он будет потерян в нашем веке; мне казалось, — продолжал государь, — что он любит только мелочные подробности военного дела».Понятно поэтому, что попытка Жуковского с самого начала ограничить время занятий военным делом шестью неделями в году в летние месяцы не удалась. Невозможно было противостоять военному направлению могущественного российского самодержца и его двора. Из бойкого в военной игре подростка выходил молодцеватый, ловкий офицер. Еще восьмилетним мальчиком в церемониальном марше он мог лихо проскакать полфланга кавалерийской колонны, в 11 лет командовал ротой, в 14 — в первый раз командовал взводом за офицера во время учений 1-го кадетского корпуса. Он любил Марсово поле, с удовольствием красовался на парадах, вызывая восторг окружающих и неумолчные крики «ура». Его дневник пестрит свидетельствами душевного расположения ребенка и подростка к военным забавам, к всевозможной военной атрибутике, к военным делам взрослых. Он любил играть в солдатиков и выстраивать свою игрушечную армию, любил встречаться с кадетами и приглашать их в гости, любил наряжаться в различные военные мундиры, которых имел множество (и не только российской армии, но и иностранных держав).Из всех государственных дел своего отца, которые он мог наблюдать или о которых слышал от взрослых, он фиксировал в своем дневнике почти исключительно только дела военные, победы русской армии, русского оружия. Первые такие записи появляются во время русско-турецкой и русско-персидской войн. 22 октября 1827 г.: «Вечером получили радостное известие от лорда Кадрингтона, что русские, англичане и французы побили весь турецкий флот»; 8 ноября: «Получили известие, что столичный город ихний Тавриз сдался»; через полгода, 14 марта 1828 г.: «Г(осподин) Грибоедов приехал из Персии и привез счастливое известие, что в Персии мир». А дальше регулярные известия от самого Николая I, отправившегося на юг страны, поближе к театру военных действий: сдача Бухареста, переход через Дунай, взятие Браилова, Анапы, Карса, Поти, Ахалкалаки, Варны, позже, после возвращения отца в 1829 г., — взятие Эрзерума и известие о мире, подчеркнутое несколькими штрихами. С особым почтением Александр упоминает не раз о герое этих событий — графе Паскевиче-Эриванском, ставшем в 1831 г. еще и князем Варшавским за победы над поляками. О событиях Польского восстания 1830-1831 гг. он записывал столь же подробно, как и о войнах, но с оттенком тревоги, сам провожает полки, уходящие в Польский поход, а потом радостно их встречает. Вообще усилия отца-самодержца дали свои плоды: формировался человек военный по своим вкусам, привычкам, мироощущению, по своему окружению.Но и старания Жуковского не проходили бесследно. 5 августа 1831 г. наследник пишет: «Я начинаю чувствовать удовольствие в занятиях и понимаю теперь, что непременно нужно учиться, ибо без того я сам буду несчастлив и сам сделаю несчастье целых тысячей».Конечно, затем следовали срывы и отклонения. Но вот 15 сентября появляется запись-размышление, которая, как моментальный снимок, фиксирует кадр в процессе формирования мировоззрения подростка: «Г(осподин) Липман (один из учителей истории. — Л. 3.) мне говорит, что он предпочитает государя, заботящегося об образовании народа своего, тому, который только думает о завоеваниях; мысль сия мне кажется весьма справедливой. Первая забота государя, по моему мнению, есть попечение о благоденствии своих подданных. Государь-завоеватель поступает вопреки сему правилу». А однажды появляется совсем удивительное и самостоятельное философское размышление о законах человеческого бытия. 14 апреля 1831 г., накануне своего четырнадцатилетия, наследник запишет: «Мы были на кладбище в Александро-Невской лавре. Смотря на памятники, я думал про себя о ничтожестве человека, ибо после смерти, как бы знатен и богат он на земле ни был, ему достаточен только маленький клочок земли, чтобы покоиться».Если несомненным является факт, что Александр не обладал твердым характером, сильной волей и целеустремленностью, то также несомненно надо признать, что в нем не было узкой ограниченности, догматизма, тупой прямолинейности. При всех своих недостатках он сочетал в себе много способностей, широту восприятия жизни, любил людей, общение со сверстниками, имел отзывчивое и доброе сердце, был человечен. Проявление такого характера в зрелые годы, действие такой личности после занятия трона во многом могло зависеть от обстоятельств.Как относился наследник престола к уготованной ему судьбой роли, что знал о ней, что слышал от родителей? Николай I рано стал говорить сыну о его предназначении, которое в беседах и в переписке называлось словом «обязанность». Восьмилетнему мальчику отец внушает, что «жить он должен для других». Накануне исполнения девяти лет, 16 апреля 1827 г., дарит портрет Петра Великого с пожеланием «быть ему подобным». 1 января 1828 г. наследник престола запишет в дневнике: «Г(осподин) Жуковский подарил мне картину, представляющую отрочество Александра Невского. Желал бы следовать его примеру». 23 января 1829 г. запись: «Папа мне сказал, что мне надо постоянно исполнять обязанность мою». Но это, по признанию самого Александра, получалось плохо. Запись в дневнике 6 февраля 1830 г.: «Зная, что я могу делать хорошо, я все делаю худо, что мне крайне прискорбно. Все еще не могу владеть собою. По примеру великих людей древности буду стараться подражать им». Но осуществить такие решения трудно. Дневник пестрит признаниями в нарушении «своей обязанности». 2 января 1832 г., устав от этой внутренней борьбы, он делает очередную запись: «Мысли не исполнять мою обязанность меня все мучают». По признанию Мердера, с ним периодически случались приступы отчаяния от сознания необходимости готовиться к предстоящей в будущем роли. Призвание к масштабной государственной деятельности, видимо, не было даровано природой Александру, как, к примеру, его великому предку Петру I, с детства устремленному к своему предназначению.Но время шло, совершеннолетие приближалось, и наставления отца становились настойчивее. 6 апреля 1832 г., перед исповедью, за несколько дней до Светлого Воскресения, Николай I благословил сына и сказал: «Ты уже больше не дитя, ты должен готовиться заместить меня, ибо мы не знаем, что может случиться с нами. Старайся приобретать силу характера и твердость», а 24 июня того же года, после поздравления отца с «наканунием» дня рождения, сын записал: «Папа меня обнял, поцеловал и сказал, чтоб я готовился быть его подпорою в старости». Серьезный разговор состоялся 11 марта 1833 г., в день ежегодной панихиды по Павлу I. После службы возвращались пешком из Петропавловской крепости по Английской набережной, потом, как пишет Александр, «обедал один с моим бесценным родителем, и тут Папа мне рассказал, как императрица Екатерина заставила Петра III низложиться, как он был убит Орловыми в Ропше, как она взошла на престол, обходилась с Павлом и, наконец, о вступлении на престол Павла I и его умерщвлении, и не велел мне никому о сем говорить». Больше об этом он ничего не записал, но нетрудно представить, какое смятение в душе впечатлительного подростка мог оставить этот рассказ. Если раньше, семилетним ребенком, он стал свидетелем декабрьских событий 1825 г., о которых семейная традиция слушать молебен в церкви Аничкова дворца ежегодно 14 декабря не позволяла забыть («день, который я никогда не забуду», — писал наследник в дневнике), то теперь он узнал о кровавых делах, но не на площади, а во дворце, в самой императорской семье.И все же эти тяжелые впечатления не определяли общую атмосферу доброжелательности, любви и взаимопонимания, в которой рос и формировался цесаревич. «Нельзя было без умиления смотреть на картину семейного счастья, какую представляли собой ежегодно эти соединения всех лиц императорской фамилии, всех участников в воспитании цесаревича и даже посторонних людей, которых государь не отделял от домашнего своего круга», — писал Плетнев о традиции проведения экзаменов. И сами эти необычные экзамены «походили на семейные свободные беседы, при которых и экзаменующиеся, и преподаватели, и слушатели непринужденно участвовали в одном общем разговоре, высказывали мнения свои не напоказ, не с чужих слов вытверженные, а приводя свою мысль…» Близость отца с сыном, о чем свидетельствует обильная переписка, прочные семейные традиции, потребность вместе проводить досуг (семья Николая I составляла даже оркестр, в котором у каждого был свой музыкальный инструмент) не позволяли надолго сосредоточиться на мрачных мыслях и в целом способствовали становлению личности искренней, жизнерадостной, человечной.17 апреля 1834 г., в день совершеннолетия, великий князь Александр Николаевич произнес «клятвенное обещание в лице наследника престола» в большой церкви Зимнего дворца и в Георгиевском зале. К присяге по поручению Николая I его готовил М. М. Сперанский. Сообщая об этом важном дне Мердеру, уехавшему в Европу на лечение, любящий воспитанник помимо восторженного описания торжества и самого текста присяги не забыл перечислить в письме и полученные подарки: «От Папа коллекцию российских исторических медалей и две турецкие сабли, от Мама — большой надувающийся глобус… часы узнавать время на всей земле… Костя подарил мне разные охотничьи вещи, а сестрицы свои портреты, сделанные Брюлловым». День этот оказался отмечен неожиданным и памятным событием. Финский минералог Н. Норденшильд 17 апреля 1834 г. открыл на Урале неизвестный ранее ценный минерал и назвал его в честь совершеннолетия наследника александритом. Позднее некоторые мемуаристы увидели в этом факте опасное предзнаменование. Изменчивый цвет камня от синевато-зеленоватого при солнечной освещении до малиново-красноватого при искусственном ассоциировался со светлыми надеждами начала царствования и кровавым финалом его конца.Спустя год после присяги 17-летний наследник престола был предупрежден отцом о возможности его неожиданного воцарения в случае внезапных трагических событий, связанных с поездкой императора в Польшу. История эта не нашла отражения в литературе, но в действительности произвела сильное впечатление на цесаревича. Летом 1835 г. Николай I собирался в длительное путешествие, главной задачей которого был смотр войск и маневры в Калише в присутствии прусского короля (тестя российского самодержца) Фридриха-Вильгельма III. Наследник оставался дома. О причинах такого решения родителей великий князь писал в своем дневнике 18 июля: «Он (Николай I. — Л. 3.) говорил, что поляки везде покушаются на его жизнь, что если мы вместе будем, то они верно нас обоих не пощадят, и что тогда с Россиею будет, останется один Костя (великий князь Константин Николаевич, второй по старшинству, восьмилетний сын Николая I. — Л. 3.), и что потому гораздо благоразумнее мне остаться…» А 30 июля запись дневника свидетельствует, что Николай I вручил сыну «конверт запечатанный», который он «должен вскрыть только после его кончины». 1 августа император с супругой, двумя детьми и свитой отбыл из Кронштадта, благословив сына. При прощании «все обливались слезами».Вести от отца ожидались с тревогой. И уже 5 августа наследник записал в дневнике разговор со своим воспитателем князем Ливеном, который сказал, «что, к несчастью, он получает от всех сторон дурные вести об заговорах поляков на жизнь моего бесценного Папа, вся моя надежда на Бога». 11 августа в письме к отцу любящий сын искренне признается: «Не могу скрыть, что мысль, что я не еду в Калиш, меня мучает, но я считаю это первой жертвой в пользу Отечества (курсив мой. — Л. 3.), и эта мысль меня утешает, зная при том, что я исполняю волю, для меня священную, волю моего бесценного отца. Постараюсь сдержать мое слово и употребить столь драгоценное для меня время в пользу, дабы скорее быть готову на службу». А 25 августа высказывает надежду, чтобы «бесценный Папа выехал бы поскорее из этой негодной Польши». Степень опасения и тревог самого Николая I вполне передается его речью перед польской депутацией 4(16) октября в Лазенках. «Если вы, — заявил он грозно, — не перестанете питать преступные мечты о народности и независимой самостоятельности Польши, вы только навлечете на нее величайшие несчастья; я воздвиг Александровскую крепость и объявляю вам, что при малейшем смятении прикажу разрушить город, уничтожу Варшаву…» Однако ожидаемых эксцессов не произошло, пребывание императора в Польше завершилось благополучно. Долгожданное возвращение домой состоялось, и при первой же встрече, 30 октября, сын вернул нераспечатанный конверт. На следующий день император вновь вручил наследнику конверт, «теперь уже для сохранения», и «воротившись домой, — писал наследник в дневнике, — я прочел эту бумагу: слезы у меня невольно лились».На случай «исполнения злых умыслов» поляков Николай I завещал сыну покориться воле Божией и «думать о России». Спустя 10 лет после восстания декабристов он допускал возможность повторения аналогичных событий. «Ежели, что Боже сохрани, случилось какое-либо движение или беспорядок, — решительно наставлял он, — садись сейчас на коня и смело явись там, где нужно будет, призвав, ежели потребно, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови, но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120


А-П

П-Я