Им… нет, нам. – Его губы превратились в две ниточки, но руки по-прежнему спокойно лежали на столе. – Если бы ты сам мог сделать то, что необходимо, то не стал бы с нами разговаривать. Так что, Древний, если желаешь начать переговоры, давай сядем за стол, и мы выслушаем твои условия. Давай будем улаживать , Харбард.
Харбард мгновение молчал, сдерживаясь из последних сил, руки его сжались в кулачищи.
– Ладно, пусть так, – сквозь зубы процедил он. Потом, сунув руку в карман, извлек оттуда кольцо и надел его на свой толстый палец. Это было простое украшение – ни узоров, ни надписей, просто изящно свернутая в кольцо полоска золота. Оно напомнило Йену другое кольцо, то, которое он возненавидел, однако сходство было лишь кажущимся. К тому же на этом кольце не было красного камня с тошнотворным символом.
– Надень, – попросил его Харбард, и кольцо неожиданно покатилось по столешнице.
Йен инстинктивно схватил украшение и взвесил в руке – увесистое!.. Он вернул его Харбарду.
– Драупнир? У Одина было кольцо по имени Драупнир. Раз в восемь дней…
– Да-да! – Харбард нетерпеливо взмахнул рукой. – Раз в восемь дней из одного кольца получалось восемь… Всё вестри с их дурацкими сказочками – они просто помешаны на золоте. Если желаешь, называй его «Кольцом Харбарда».
– И ты полагаешь, мне поверят только потому, что у меня какое-то колечко на пальце? – недоверчиво произнес Йен.
Харбард устремил на Йена тяжелый взгляд из-под нависших бровей. Юноша не мог разобрать, какого цвета глаза у Харбарда, хотя смотрел прямо в них, будто птица, загипнотизированная немигающим взором удава.
– Они поверят тебе, как моему посланнику, тому, кто представляет меня на переговорах, Йен Сильверстейн, – пророкотал Харбард так, что даже тарелки на столе звякнули. Помолчав, он уставился на шершавую поверхность стола и стал водить пальцем по лужице пролитого сидра. – Я стар и слаб, Йен Сильверстейн, – вновь заговорил Харбард, и это был не громоподобный глас божества, а тихий тенорок уставшего старика. – Нынче я уже не тот, что прежде, а со временем станет еще хуже. Жена ушла от меня, и не думаю, чтобы ей захотелось возвращаться в раздираемую войной страну.
Он перевел взор на Арни Сельмо:
– Надеюсь, мой юный друг, ты поймешь, как страшно стареть в одиночку.
– Ну, кое-какое представление я имею… – Лицо Арни стало похожим на гранит. – Хватит об этом. Так что мы предпримем?
Харбард медленно поднялся, как человек, которому каждое движение доставляет нестерпимую боль.
– Я сниму мое копье, но знайте, что никому из присутствующих здесь я не причиню вреда.
Пройдя до входной двери, Харбард снял висевшее над ней копье.
Трудно было понять, что произошло, однако все вокруг изменилось. Нет, Харбард не стал выше ростом, его седая голова не упиралась в деревянный потолок, отнюдь – но теперь, когда в руке у него оказалось видавшее виды древко копья, казалось, он вырос и заполнил собой всю хижину.
Внезапно где-то вдали басовито зарокотало, и когда Харбард, усаживаясь на стул, упер копье в деревянные половицы, хижину основательно тряхнуло, зазвенела посуда на столе и полках, несколько тарелок даже упали на пол и со звоном разбились.
У Йена возникло странное чувство – судя по всему, следовало бы испугаться этого человека, однако юноша просто не мог ему не верить. Хотел бы не верить, но не мог, и все.
– Наденешь это кольцо и понесешь Гунгнир как мой посланник, – торжественно произнес Харбард, устремив на собеседника немигающий взор. Оглохнуть можно было от этого рокота басов – горы бы сдвигать таким голосом. – И скажешь вандестам, что войне не быть, чтобы не смели нарушать мой покой ни те, кто претендует на мантию Ванира, ни кто-либо другой.
Он наклонил копье к Йену, и тот уже протянул руку…
– Стой! – вскочив на ноги, отчаянно закричал Осия. – Даже не прикасайся! Оружие Древних способно испепелить руку любому из смертных, кто отважится взять его. – Он зашатался, словно пьяный, пытающийся устоять на ногах. – Если, конечно же, ты… Нет, – почти беззвучно добавил старик. – Йен Сильверстейн храбр – храбрее, чем ему самому может показаться, – и в сердце у него верность. Но он не ас. Асы – боги скандинавской мифологии.


Харбард медленно кивнул.
– Я это учел. Посмотри на стол, – велел он юноше, повернувшись к нему.
Рядом с пустой тарелкой Йена лежала пара перчаток. Еще секунду назад их там не было. Простые, без украшений перчатки, вязаные, из белой шелковой нити… Нет, не из шелка, а…
Волос.
Ее волос.
– Она сплела из волос нити, из них – пряжу, а после связала из нее перчатки, – пояснил Харбард. – Попробуй надеть.
Йен быстро натянул перчатку сначала на одну руку, потом и на другую. Поразительно: они сидели как влитые, хотя безымянный палец Йена был чуть длиннее обычного. Руки охватило приятное тепло; словно вторая кожа, мягкие, шелковистые… Юноша даже стал опасаться, что ему не захочется их снимать.
Йен потянулся за копьем. Пальцы в перчатках двигались странно непривычно – рука стала будто и не его. Йен сосредоточился, и вот медленно, очень медленно пальцы сомкнулись вокруг древка копья. Монотонный гул в голове сменился тихим криком, отдававшимся эхом в глубинах сознания. Когда вторая рука юноши обхватила копье, замер и крик.
Йен попытался упереть копье в пол. Поначалу оно подчинялось ему словно нехотя, потом вдруг стало легким, как соломинка, и будто по своей воле осторожно опустилось на Деревянную половицу. Пальцы Йена судорожно сжались, Потом отпустили древко. Да, с ним следовало быть осмотрительнее: удар толстым концом Гунгнира разбил бы скалу.
– Верно, проявляй деликатность, – промолвил Харбард. – Гунгнир сильный и мудрый, он не позволит обращаться с собой как попало.
– Итак, ты хочешь, чтобы я передал твои слова вандестам, а взамен берешься вылечить Осию? – спросил Йен.
Харбард кивнул в ответ.
– А если меня пошлют к черту?
– Вряд ли тебе не поверят. – Харбард покачал головой. – Если понадобится, можешь пригрозить им моим проклятием.
Йен фыркнул.
– Мое проклятие… кое-что значит. – Харбард достал яблоко из бочки, положил его на стол перед юношей. Прикрыв свой единственный глаз, он простер вперед руки и быстро пробормотал что-то на непонятном гортанном наречии…
Яблоко, чуть шевельнувшись, сморщилось, раскололось надвое, после чего побурело и задымилось. Вскоре глазам предстала лишь жалкая кучка отвратительно пахнувшего серовато-черного праха.
– Ступай, – велел Харбард. Взяв со стола тяжелое кольцо, он вложил его Йену в ладонь.
Хотя волосатые пальцы Харбарда были раза в два толще пальцев Йена, это кольцо, только что державшееся лишь на большом пальце юноши, плотно обхватило его средний палец. Когда Йен попытался надеть его на большой палец, оно пришлось впору и там. На вид оно оставалось таким же, однако…
– Передай им мои слова.
– Передам, – пообещал Йен. – И пусть, когда я вернусь, Осия будет здоров.
– Вернешься, молодой Сильверстоун, и он будет здоров. – В глазах Харбарда блеснул озорной огонек. – Если вернешься.

Глава 7
Маркграф Эрик Тюрсон

Маркграф Восточных Земель безмятежно дожидался, пока прислуга, проведя церемонию полуденного обтирания губкой, закончит его одевать. Если быть откровенным, он предпочел бы облачаться в одежды сам; было что-то недостойное мужчины в том, когда тебя обмывают и одевают, пусть даже женщины, молоденькие и миловидные. Но сие решал не он, и так длилось уже много лет. С тех пор как Эрик стал маркграфом, за него очень многое делали другие. Мириться с неизбежным было не в характере Тюрсона; оставалось лишь притворяться…
Он и притворялся. К примеру, сегодня все утро пришлось охотиться. Радости это ему не доставляло; Эрик Тюрсон был из крестьян, а те, чтобы как-то выжить, должны от зари до зари вкалывать в поле, а не тратить драгоценный световой день на забавы.
Тоска и монотонность существования сопутствовала крестьянам всю жизнь; праздность была им незнакома.
У него были все основания претендовать на маркграфство, во всяком случае, ничуть не меньше, чем у какого-нибудь отпрыска аристократического рода, – он был женат на маркграфине, вполне официально, с соблюдением всех необходимых церемониалов, под защитой и при Условии свидетельства Братства Сыновей Тюра – все двенадцать Тюрсонов, подняв свои металлические кулаки, выкрикнули одобрение, когда окровавленные простыни после брачной ночи выставили на обозрение толпы, собравшейся под окнами спальни новобрачных. Однако все вокруг знали, что он из простолюдинов, и поскольку манерам и манерничанью аристократов по происхождению так и не суждено было войти в плоть и кровь Эрика, оставалось лишь истово соблюдать правила, из кожи вон лезть, копируя воспитанность высокородных.
Правила предусматривали, чтобы высокородные писали вирши, и Эрик часами вынужден был торчать в большой гостиной с пером в руке, марая бумагу своими поэтическими пробами, без особых, впрочем, успехов – вышедшее из-под его пера было настолько деревянным, тяжеловесным и бездарным, что даже он сам ни за что бы не рискнул сделать его всеобщим достоянием. Правила предписывали и глубокие познания в кулинарии, и умение подобрать вино за столом, посему Эрик торчал в обществе главного повара на кухне, измышляя новые и новые блюда, которые воплотили бы его личную гурманскую концепцию, хотя сам он относился к еде совершенно утилитарно – лишь бы брюхо набить на день.
Охотиться для деревенского мальчишки – значит браконьерствовать, ставить запрещенные капканы, но так как истинному дворянину надлежит гнать зверя верхом, Эрику приходилось скрепя сердце трястись в седле многие мили, разыгрывая охотничий пыл и задор.
И вот теперь он восседал на стуле, терпеливо дожидаясь, пока самая пышнозадая и молодая из его служанок покончит с зашнуровыванием обуви. Служанка завязала хитроумный узел, капнув на узелок чуть воска от свечи, запечатала свое творение и, вставая, наградила господина приветливой улыбкой – не замечая, что левая рука того намертво вцепилась в рукоять меча. Меч был самым настоящим, однако и он, и покрытая эмалью металлическая рука в первую очередь представляли собой знаки доблести. Можно быть дворянином в десятом колене, можно завоевать дворянский титул, выгодно женившись, но никто не удостаивался звания Сына Тюра, с честью не пройдя Испытания Болью.
– Ваша светлость, – обратилась к нему служанка, – посланник ожидает встречи с вами в Большой Гостиной.
Кивнув на ходу, Эрик распахнул дверь. Двое ожидавших его сыновей встали перед ним навытяжку и тут же выстроились по обе стороны от маркграфа для сопровождения.
Агловайн Тюрсон, как и отец, сжимал меч искусственной металлической рукой – Сын Тюра всегда обязан держать оружие наготове; меч Бирса Эриксона был вложен в ножны на поясе.
Дайте срок, мальчики, дайте срок, думал Эрик. Дочь – будущая маркграфиня, этот титул он ей обеспечил, а вот сыновьям предстояло пробиваться самим, женившись на дворянках. Геррис недавно занял место коменданта одного из городов – родители его невесты ради зятя отреклись от должности; Гральф помолвлен с графиней из приграничных районов. Несколько придворных дам уже сейчас проявляют внимание к Агловайну, и понятно – парень хоть куда и в пятнадцать стал Сыном Тюра! Еще несколько побед в боях, чтобы все смогли убедиться в его доблести и здравомыслии, и он, без сомнения, поведет под венец графскую дочь. Граф Агловайн Тюрсон – это звучит. Если повезет, может стать даже маркграфом, а не он, так Бирс.
В продуваемой сквозняками Большой Гостиной всегда царил холод. Не помогал ни растопленный главный камин, ни два поменьше, что у западной стены. Естественно, маркграфа ждет место во главе стола, и камин будет за спиной. Беда с этими замками – в них либо не продохнуть от жары, либо коченеешь от холода. В этом смысле жилища плебеев, где очаг – центр мироздания, куда приятнее аристократических хором.
Стройный солдат в зеленой с золотом ливрее Внутренних Земель терпеливо дожидался у дверей. Как же его… не Дейбур, часом? Маркграф имел плохую память на имена и фамилии.
– Приветствую тебя, Дейтер, – произнес Агловайн Тюрсон, старательно не улыбаясь отцу. Агловайну надлежало оберегать родителя не только очевидными способами, и он весьма серьезно относился к своим обязанностям Сына Тюра и сына Эрика Тюрсона.
– Спешу доложить вашей светлости, – начал Дейтер, – что, как вы и предполагали, группа пришельцев посетила жилище некоего Харбарда. Трое из них сегодня утром двинулись в западном направлении.
– Во Внутренние Земли? К Престолу? – вмешался явно заинтригованный Бирс.
– Не знаю, – покачал головой солдат. – За ними будут наблюдать.
– И направлять, – холодно и задумчиво сказал маркграф. – Если возникнет необходимость.
Небрежным жестом он велел солдату удалиться.
Конечно, Бирс может завоевать себе руку во время кампании против Доминионов, но есть и иные возможности. Если этот Харбард-паромщик был тем, кого издавна подозревал в нем маркграф, то в один прекрасный день явится его посланник – Обетованный Воитель.
Неужели сегодня?..
О Тюр, отец наш, да будет так!
Эрик Тюрсон повернулся к Агловайну.
– Передай молодой маркграфине, чтобы она отужинала со мной сегодня вечером у меня. А сам сядешь во главе стола в Большой Гостиной.
То, что он хотел обсудить с дочкой, не предназначалось для посторонних ушей. К тому же из-за вечной занятости маркграфу не часто выпадала возможность повидать Марту. А когда он выдаст ее замуж, о нормальном общении и вовсе придется забыть.
Кивнув, Агловайн удалился.
Маркграф подозвал Бирса.
– Можешь остаток полудня провести с наставником по фехтовальному делу. А я займусь сочинением стихов.
Повернувшись, Эрик Тюрсон величаво удалился.
Правила следует соблюдать. Не пристало довольно потирать руки, тем более что одна из них – железная. А именно этого сейчас больше всего хотелось маркграфу. Душа его пела.

Глава 8
Мелкие предательства

Перелет из Нью-Йорка в Чикаго, затем пробежка по туннелям аэропорта О'Хара, чтобы успеть на «Боинг-727» компании «Юнайтед» до Миннеаполиса – Мэгги и Рик Фосс из туристического агентства «Ладера трэвел» решили, что так будет быстрее, чем торчать в ожидании прямого рейса компании «Нортуэстерн эйрлайнз», – и уже на десерт – рейс Миннеаполис – Гранд-Форкс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31