Проверенный сайт Wodolei.ru
В к
онце же, в самом конце я опять было принялся считать себя счастливчиком, х
отя и терзали меня сомнения насчет сущности счастья.)
Тогда она еще не уяснила для себя точно, чего именно хочет добиться. Но не
знала она лишь, в какой форме это должно проявиться. Суть же того, чего ей х
отелось, она понимала с самого начала, хоть и не ведала, в каких словах выр
азить свое желание. И действительно, в каких? Называть его "успехом", "призн
анием", "славой"? Много позже она сказала: "Я хочу заставить мир признать, что
я жила. Я хочу заставить его сказать: да, ты не напрасно прожила жизнь, и даж
е судьба была не властна тебе воспрепятствовать".
Она хотела добиться того, чего хотят и все другие, пока не умирают в первый
раз, что существенно отличается от смерти в последний раз и происходит н
амного раньше. То, чего она хотела, было величие.
И никогда не отказывалась от этой цели. Она никогда не отступала, как это с
делал я. Она не понимала, как можно умереть дважды. Она не умерла первой см
ертью, она умерла только последней.
Первые шаги на этом пути она сделала еще до нашего знакомства, до того, как
мы стали близки и физически и духовно. Она выкарабкалась из убогости и ни
щеты Айриш-Чэннела. Когтями выцарапала себе превосходное образование. П
ознала эксплуатацию, предательство и презрение и Ц один-единственный р
аз Ц дружбу. Тем не менее всему этому не только не удалось заставить ее ум
ереть неведомой окружающим первой смертью (которая начинается утратой
воли и полным подчинением обстоятельствам), но и уничтожить или погасить
сияние ее твердой, как металл, натуры или подорвать ее цепкость и решител
ьность. Наоборот, с нее словно сняли обертку, сдули пыль, обнажив металл, и
помогли принять боевую позицию.
Она была на верном пути и понимала это, хотя и не представляла, куда он ее з
аведет. Много позже я часто думал, не была ли она одарена от рождения умени
ем предвидеть каждый поворот и каждый изгиб пути, либо интуицией распозн
ать их по мере продвижения вперед, либо поворот оказывался правильным им
енно потому, что туда сворачивала она. Так я и не смог это определить.
Как только, лежа на пляже, я произнес слово "телестудия", она тотчас учуяла,
что меня тоже можно использовать. Не знаю, каким образом. Не знаю, какой пл
ан она выработала, и вряд ли был у нее вообще какой-либо план. Сомневаюсь. Д
умаю, она инстинктивно ухватилась за подвернувшуюся ей возможность Ц т
ак боксер, не задумываясь, наносит удар открывшемуся вдруг противнику.
По правде говоря, я сам предложил ей прийти к нам на студию, сам представил
ее, сам старался изо всех сил, чтобы ее приняли.
И через неделю после окончания ею колледжа ее взяли, но не на определенну
ю должность, а так, в помощь другим сотрудникам.
Я хотел пойти к ним на выпускной вечер, посмотреть, как она в мантии и шапо
чке пойдет по проходу к сцене, но она не позволила. После церемонии мы встр
етились в Карибском зале ресторана при отеле "Пончартрен".
Ц С этим покончено, Ц решительно сказала она, когда мы уселись, и я понял
, что она имеет в виду. Она аккуратно сложила колледж Софи Ньюкомб и город
Мобил в сундук и заперла их там навсегда.
Ц Жизнь начинается? Ц спросил я, мне показалось, с ласковой насмешкой.
Ц Жизнь начинается, Ц улыбнулась она уголком рта.
* * *
На следующей неделе она приступила к выполнению своих определенных, но м
ногочисленных обязанностей. Она вынимала желтые листы бумаги из грохоч
ущего телетайпа, бегала взад и вперед со сценариями, словом, делала все, чт
о ей приказывали. Через несколько недель она уже приступила к подборке в
ыпусков последних известий специально для Нового Орлеана, и, когда качес
тво ее работы стало приемлемым, я порой пользовался подготовленными ею в
ыпусками в моих утренних репортажах. На студии только один человек заним
ался подборкой текстов, и он был рад поделиться с ней своей работой. Затем
в один прекрасный день по какой-то никому не ведомой причине он рассорил
ся с Хармоном, директором студии, и ушел. Его место заняла Ада.
Разумеется, его ссора и уход были делом рук Ады, но я в то время об этом и не
подозревал. В ее оправдание следует сказать, что она не вонзала ему нож ме
жду лопаток собственноручно. Она просто вручила ему этот нож, но лезвием
вперед. Ему уже давно пора было уйти, и он нашел себе даже лучшую работу на
другой стороне Канал-стрит.
Мы встречались довольно часто, сочетая дружбу с любовью. Более тесных от
ношений я и не искал. Я считал, что не способен влюбиться в нее или в другую
женщину, а уж если и способен, то вовсе не хотел вновь пройти через боль, му
ки, горе. Избежать этого можно, только твердой рукой держась за Ничто и не
позволяя ничему встрять между нами, ибо помнил, что стоит во что-нибудь по
верить, как ты снова должен будешь пройти через это к умиранию.
Поэтому я воздвиг между собой и ею высокие стены, укрылся за ними, и если о
на и хотела чего-то иного, то ничем этого не проявляла.
Мы проводили вместе иногда вечера, иногда ночи, а порой, но довольно редко
, субботы и воскресенья. В Новом Орлеане нетрудно отыскать уютные места д
ля времяпрепровождения: поесть можно в хороших ресторанах; выпить Ц в т
ихих или шумных барах, расположенных почти рядом, но так отличающихся ме
жду собой; когда стемнеет, приятно фланировать по Бурбон-стрит, а то и пое
хать в заведения, расположенные на побережье. Развлечений было предоста
точно, и мы пользовались ими вовсю.
Это ничего не значило, но...
Иногда она целовала меня, а потом, откинув голову, смотрела ласковым, благ
одарным взглядом, и лицо ее не имело ничего общего с дневной Адой.
Ц Ты очень добр ко мне, слишком добр, Ц дотрагиваясь до моей щеки почти з
астенчивым жестом, однажды сказала она. Ц Таким добрым быть нельзя.
Я почувствовал, как краснею, и ответил чуть ли не грубо:
Ц С чего это ты взяла? За что ты меня благодаришь?
Ц Я тебе тоже нравлюсь, правда?
Ц Конечно.
Она прошептала мне на ухо что-то неразборчивое и прислонилась щекой к мо
ему лицу. Я неуклюже погладил ее по плечу. Пять лет назад мне было бы совсе
м нетрудно влюбиться в нее. Пять лет назад я просто не мог бы не влюбиться
в нее. Пожалуй, я и сейчас по-своему любил ее. Ведь это бывает по-разному. Но
пять лет назад это было бы по-другому.
Я, конечно, понимал, почему она испытывает ко мне какие-то чувства. Я был, по
ее словам, вторым в ее жизни человеком, который делал ей добро, не требуя н
ичего взамен. Более того, я дал ей самой возможность быть великодушной, а э
тим она располагала впервые. Это была роскошь, которой она никогда не мог
ла позволить себе прежде. Тот негодяй-циник, что, глядя на нее со стороны, с
идел во мне, шептал: именно эта роскошь и вскружила ей голову.
Когда мы оставались вдвоем, ее лицо совершенно преображалось. С него сло
вно спадала маска самодовольства и наигранной веселости, очертания губ
смягчались, а взгляд становился застенчивым, благодарным и Ц порой мне
казалось Ц зовущим.
Да, пять лет назад я бы не устоял. Пять лет назад.
Однажды она спросила:
Ц Ты ведь не способен на подлость, да?
Ц Не говори глупостей. Каждому из нас довелось, и не раз, совершать посту
пки, которых стыдишься.
Ц Но ты никогда не совершаешь их намеренно. Это было утверждение, не вопр
ос.
Ц Пожалуй, нет.
Ц И если ты узнавал о таких поступках, тебе становилось стыдно.
Ц Хочешь наградить меня медалью за порядочность?
Ц Нет, Ц тихо рассмеялась она. Ц Лучше я награжу тебя чем-нибудь другим
.
А вскоре произошло еще одно событие.
Мы с Адой и Хармоном спустились в бар отеля, на двенадцатом этаже которог
о размещалась наша студия. Это был тихий, уютный бар, посещаемый клиентам
и двух совершенно несовместимых категорий: туристами, которые жили тут,
в отеле, и служащими расположенных в нем учреждений. В три часа дня мы оказ
ались единственными посетителями из нетуристов. Мы сидели в углу за стол
иком, и Хармон говорил Аде:
Ц Вы были восхитительны, дорогая, просто восхитительны, от начала до кон
ца.
Она только что прошла первую неофициальную пробу, читала перед камерой р
ецензии на кинофильмы. Мы следили за ней по монитору.
Ц Благодарю вас, сэр, Ц чарующе улыбнулась Ада.
Ц Просто восхитительны, Ц продолжал ворковать Хармон. Ц Помяните мое
слово, в один прекрасный день вы будете королевой новоорлеанского телев
идения.
Ц Королевой?! Ц взволнованно воскликнула Ада.
Она старательно подыгрывала ему не столько словами, сколько выражением
лица.
Ц Да, я это предсказываю. Ц Он поднял свой стакан. Ц Я уверен. Ваше мнени
е, Стив?
Ц Я тоже уверен, Ц ответил я. Ц Я тоже это предсказываю.
Ада бросила на меня взгляд, значение которого я не сумел разгадать в сине
й полутьме бара.
Ц Нужно только набраться терпения и подождать, Ц многозначительно ск
азал Хармон, Ц подождать, чтобы все шло как по маслу.
Я посмотрел на него, на его рыхлое лицо с тяжелой челюстью, на глаза, устре
мленные на нее из-за толстых стекол роговых очков, вслушивался в его вкра
дчиво-льстивые речи, которые он, очевидно, считал средством овладеть Адо
й. Он хотел ее, готов был вступить в сделку, и ему нужно было, чтобы она это п
оняла. Меня затрясло от злости, и тут же я рассердился на самого себя за эт
у злость. Какое мне дело, если она и клюнет на его предложение?
Он оторвал от нее взгляд, подозвал официанта и сделал новый заказ. Он был д
оволен тем, понимал я, что ему удалось высказать свое предложение и его не
отвергли. Этот негодяй и раньше делал подобные намеки. Но чего я-то так ра
зобиделся?
Умышленно меняя тему разговора, он сказал:
Ц Слышали анекдот о черных кальсонах?
Я хотел было ответить: "Слышал еще сто лет назад", но промолчал, и он принялс
я рассказывать. Ада звонко расхохоталась над заключительной фразой
: "Quel sentiment exquis!" Как
остроумно! (франц.)
Он рассказал еще три анекдота, и она опять смеялась.
Затем, чуть нахмурившись, Хармон посмотрел на часы и сказал:
Ц Что же, пора домой, к ужину и жене. Счастливо оставаться. Вы и вправду был
и восхитительны, моя дорогая.
Я попрощался с ним, Ада тоже произнесла кокетливое "До свидания!", и мы смот
рели, как он уверенно несет свое грузное туловище между столами к выходу.
Ада с минуту глядела на дверь, потом повернулась ко мне и сказала:
Ц Надо бы выжить этого сукина сына, чтобы ты получил его место.
Ц Еще бы! Только зачем на этом останавливаться? Давай уж заодно заставим
и владельцев отказаться от их капиталов.
Ц Не смейся. Это можно сделать. Я имею в виду Хармона.
Ц А по-моему, нет.
Ц Как хочешь, о великодушный и справедливый!
Я выпил.
Ц А как бы ты это сделала?
Ц Интересно? Это уже лучше. Гораздо лучше. Ты начинаешь проявлять по край
ней мере зачатки любопытства.
Ц Не хочется тебя разочаровывать, но меня интересует только техническа
я сторона дела. Честно говоря, не думаю, чтобы у тебя что-нибудь получилос
ь.
Ц Мой дорогой бесхитростный и прямодушный мальчик! Ты и правда не знаеш
ь?
Ц Нет.
Ц Это же до нелепости просто. Ты должен... Ц Она остановилась. Ц Нет, не бу
ду совращать тебя. Пусть это сделает кто-нибудь другой, я же сохраню тебя
таким, какой ты есть, в твоем вакууме. Меня тебе нечего бояться.
Ц Ты так добра ко мне!
Ц А разве нет?
Она подняла стакан. Я посмотрел на сидящих вокруг туристов. Прямо передо
мной восседал тяжеловесный блондин, явно пытающийся в чем-то убедить ма
ленькую хорошенькую женщину романского происхождения.
Ц Почему ты не хочешь мне объяснить? Ц спросил я.
Ц А ты сам не знаешь?
Ц Нет.
Ц Может, я не хочу, чтобы ты знал, на что я в определенном направлении спос
обна. А может, боюсь, что ты во мне разочаруешься.
Я пристально разглядывал свой стакан.
Ц Мне это, понимаешь ли, не безразлично. Вот в чем истинная беда-то.
Я был рад, что темно и ей не видно, как я покраснел.
Ц Это лицо! Ц сказала она. Ц Что-то невероятное! Семьдесят ему или семн
адцать? Кстати, сколько тебе лет?
Ц Тридцать девять. Через семь месяцев сорок. Ц Я говорил правду.
Ц Сорок! Боже мой! Как же им удалось снова призвать тебя в армию?
Ц Я тоже думал, что про меня забыли. Оказалось, нет.
Ц Значит, не забыли. А где это случилось?
Ц Ты о чем? О ноге? Меня ранило во время игры в покер. Мне влепили в разгар и
гры, за которую мы сели в месте, что считалось непростреливающимся. У меня
было четыре туза, ничего лишнего, а на одеяле лежало шесть тысяч долларов.
Там меня и ранило.
Там я приобрел еще кое-что, подумал я, но к чему было рассказывать об этом е
й? Там вместе с осколком от 90-миллиметрового снаряда пришло ко мне Ничто. М
ногие годы канули в Лету, прежде чем я усвоил его значение, но усвоить приш
лось, можете не сомневаться.
Я и понятия не имел об этом пятнадцать или даже десять лет назад.
Тогда, а было это давным-давно, я тоже искал величия и считал себя человек
ом незаурядным. Я полагал, что судьба ко мне благосклонна, что я ее баловен
ь. Так, наверное, думают все, а когда взрослеешь, то начинаешь понимать, что
судьба вовсе не благосклонна к тебе, что ты не числишься в ее любимцах и не
т для тебя серебряного блюдечка, что ты просто одна из бесчисленных пыли
нок во вселенной. А когда наконец поймешь это, ты уже взрослый, когда пойме
шь, ты умрешь в первый раз.
До второй мировой войны я был преподавателем (просто преподавателем, а н
е профессором) кафедры драматического искусства в университете штата Л
уизиана. Я считал, что мне суждено пойти таким путем, что года через два я с
тану заметной фигурой в театральном мире Ц нечто вроде драматурга-режи
ссера-актера-продюсера Ц и что ко мне придет слава. Я не задумывался над
тем, как это произойдет. Просто придет. Об этом должна позаботиться судьб
а, я же ее баловень, она и несет меня к намеченной цели.
В то время я был помолвлен с девушкой по имени Лора. Она училась у меня на к
урсе технике современного драматического искусства и по окончании уни
верситета ради меня осталась работать на радио в Батон-Руже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
онце же, в самом конце я опять было принялся считать себя счастливчиком, х
отя и терзали меня сомнения насчет сущности счастья.)
Тогда она еще не уяснила для себя точно, чего именно хочет добиться. Но не
знала она лишь, в какой форме это должно проявиться. Суть же того, чего ей х
отелось, она понимала с самого начала, хоть и не ведала, в каких словах выр
азить свое желание. И действительно, в каких? Называть его "успехом", "призн
анием", "славой"? Много позже она сказала: "Я хочу заставить мир признать, что
я жила. Я хочу заставить его сказать: да, ты не напрасно прожила жизнь, и даж
е судьба была не властна тебе воспрепятствовать".
Она хотела добиться того, чего хотят и все другие, пока не умирают в первый
раз, что существенно отличается от смерти в последний раз и происходит н
амного раньше. То, чего она хотела, было величие.
И никогда не отказывалась от этой цели. Она никогда не отступала, как это с
делал я. Она не понимала, как можно умереть дважды. Она не умерла первой см
ертью, она умерла только последней.
Первые шаги на этом пути она сделала еще до нашего знакомства, до того, как
мы стали близки и физически и духовно. Она выкарабкалась из убогости и ни
щеты Айриш-Чэннела. Когтями выцарапала себе превосходное образование. П
ознала эксплуатацию, предательство и презрение и Ц один-единственный р
аз Ц дружбу. Тем не менее всему этому не только не удалось заставить ее ум
ереть неведомой окружающим первой смертью (которая начинается утратой
воли и полным подчинением обстоятельствам), но и уничтожить или погасить
сияние ее твердой, как металл, натуры или подорвать ее цепкость и решител
ьность. Наоборот, с нее словно сняли обертку, сдули пыль, обнажив металл, и
помогли принять боевую позицию.
Она была на верном пути и понимала это, хотя и не представляла, куда он ее з
аведет. Много позже я часто думал, не была ли она одарена от рождения умени
ем предвидеть каждый поворот и каждый изгиб пути, либо интуицией распозн
ать их по мере продвижения вперед, либо поворот оказывался правильным им
енно потому, что туда сворачивала она. Так я и не смог это определить.
Как только, лежа на пляже, я произнес слово "телестудия", она тотчас учуяла,
что меня тоже можно использовать. Не знаю, каким образом. Не знаю, какой пл
ан она выработала, и вряд ли был у нее вообще какой-либо план. Сомневаюсь. Д
умаю, она инстинктивно ухватилась за подвернувшуюся ей возможность Ц т
ак боксер, не задумываясь, наносит удар открывшемуся вдруг противнику.
По правде говоря, я сам предложил ей прийти к нам на студию, сам представил
ее, сам старался изо всех сил, чтобы ее приняли.
И через неделю после окончания ею колледжа ее взяли, но не на определенну
ю должность, а так, в помощь другим сотрудникам.
Я хотел пойти к ним на выпускной вечер, посмотреть, как она в мантии и шапо
чке пойдет по проходу к сцене, но она не позволила. После церемонии мы встр
етились в Карибском зале ресторана при отеле "Пончартрен".
Ц С этим покончено, Ц решительно сказала она, когда мы уселись, и я понял
, что она имеет в виду. Она аккуратно сложила колледж Софи Ньюкомб и город
Мобил в сундук и заперла их там навсегда.
Ц Жизнь начинается? Ц спросил я, мне показалось, с ласковой насмешкой.
Ц Жизнь начинается, Ц улыбнулась она уголком рта.
* * *
На следующей неделе она приступила к выполнению своих определенных, но м
ногочисленных обязанностей. Она вынимала желтые листы бумаги из грохоч
ущего телетайпа, бегала взад и вперед со сценариями, словом, делала все, чт
о ей приказывали. Через несколько недель она уже приступила к подборке в
ыпусков последних известий специально для Нового Орлеана, и, когда качес
тво ее работы стало приемлемым, я порой пользовался подготовленными ею в
ыпусками в моих утренних репортажах. На студии только один человек заним
ался подборкой текстов, и он был рад поделиться с ней своей работой. Затем
в один прекрасный день по какой-то никому не ведомой причине он рассорил
ся с Хармоном, директором студии, и ушел. Его место заняла Ада.
Разумеется, его ссора и уход были делом рук Ады, но я в то время об этом и не
подозревал. В ее оправдание следует сказать, что она не вонзала ему нож ме
жду лопаток собственноручно. Она просто вручила ему этот нож, но лезвием
вперед. Ему уже давно пора было уйти, и он нашел себе даже лучшую работу на
другой стороне Канал-стрит.
Мы встречались довольно часто, сочетая дружбу с любовью. Более тесных от
ношений я и не искал. Я считал, что не способен влюбиться в нее или в другую
женщину, а уж если и способен, то вовсе не хотел вновь пройти через боль, му
ки, горе. Избежать этого можно, только твердой рукой держась за Ничто и не
позволяя ничему встрять между нами, ибо помнил, что стоит во что-нибудь по
верить, как ты снова должен будешь пройти через это к умиранию.
Поэтому я воздвиг между собой и ею высокие стены, укрылся за ними, и если о
на и хотела чего-то иного, то ничем этого не проявляла.
Мы проводили вместе иногда вечера, иногда ночи, а порой, но довольно редко
, субботы и воскресенья. В Новом Орлеане нетрудно отыскать уютные места д
ля времяпрепровождения: поесть можно в хороших ресторанах; выпить Ц в т
ихих или шумных барах, расположенных почти рядом, но так отличающихся ме
жду собой; когда стемнеет, приятно фланировать по Бурбон-стрит, а то и пое
хать в заведения, расположенные на побережье. Развлечений было предоста
точно, и мы пользовались ими вовсю.
Это ничего не значило, но...
Иногда она целовала меня, а потом, откинув голову, смотрела ласковым, благ
одарным взглядом, и лицо ее не имело ничего общего с дневной Адой.
Ц Ты очень добр ко мне, слишком добр, Ц дотрагиваясь до моей щеки почти з
астенчивым жестом, однажды сказала она. Ц Таким добрым быть нельзя.
Я почувствовал, как краснею, и ответил чуть ли не грубо:
Ц С чего это ты взяла? За что ты меня благодаришь?
Ц Я тебе тоже нравлюсь, правда?
Ц Конечно.
Она прошептала мне на ухо что-то неразборчивое и прислонилась щекой к мо
ему лицу. Я неуклюже погладил ее по плечу. Пять лет назад мне было бы совсе
м нетрудно влюбиться в нее. Пять лет назад я просто не мог бы не влюбиться
в нее. Пожалуй, я и сейчас по-своему любил ее. Ведь это бывает по-разному. Но
пять лет назад это было бы по-другому.
Я, конечно, понимал, почему она испытывает ко мне какие-то чувства. Я был, по
ее словам, вторым в ее жизни человеком, который делал ей добро, не требуя н
ичего взамен. Более того, я дал ей самой возможность быть великодушной, а э
тим она располагала впервые. Это была роскошь, которой она никогда не мог
ла позволить себе прежде. Тот негодяй-циник, что, глядя на нее со стороны, с
идел во мне, шептал: именно эта роскошь и вскружила ей голову.
Когда мы оставались вдвоем, ее лицо совершенно преображалось. С него сло
вно спадала маска самодовольства и наигранной веселости, очертания губ
смягчались, а взгляд становился застенчивым, благодарным и Ц порой мне
казалось Ц зовущим.
Да, пять лет назад я бы не устоял. Пять лет назад.
Однажды она спросила:
Ц Ты ведь не способен на подлость, да?
Ц Не говори глупостей. Каждому из нас довелось, и не раз, совершать посту
пки, которых стыдишься.
Ц Но ты никогда не совершаешь их намеренно. Это было утверждение, не вопр
ос.
Ц Пожалуй, нет.
Ц И если ты узнавал о таких поступках, тебе становилось стыдно.
Ц Хочешь наградить меня медалью за порядочность?
Ц Нет, Ц тихо рассмеялась она. Ц Лучше я награжу тебя чем-нибудь другим
.
А вскоре произошло еще одно событие.
Мы с Адой и Хармоном спустились в бар отеля, на двенадцатом этаже которог
о размещалась наша студия. Это был тихий, уютный бар, посещаемый клиентам
и двух совершенно несовместимых категорий: туристами, которые жили тут,
в отеле, и служащими расположенных в нем учреждений. В три часа дня мы оказ
ались единственными посетителями из нетуристов. Мы сидели в углу за стол
иком, и Хармон говорил Аде:
Ц Вы были восхитительны, дорогая, просто восхитительны, от начала до кон
ца.
Она только что прошла первую неофициальную пробу, читала перед камерой р
ецензии на кинофильмы. Мы следили за ней по монитору.
Ц Благодарю вас, сэр, Ц чарующе улыбнулась Ада.
Ц Просто восхитительны, Ц продолжал ворковать Хармон. Ц Помяните мое
слово, в один прекрасный день вы будете королевой новоорлеанского телев
идения.
Ц Королевой?! Ц взволнованно воскликнула Ада.
Она старательно подыгрывала ему не столько словами, сколько выражением
лица.
Ц Да, я это предсказываю. Ц Он поднял свой стакан. Ц Я уверен. Ваше мнени
е, Стив?
Ц Я тоже уверен, Ц ответил я. Ц Я тоже это предсказываю.
Ада бросила на меня взгляд, значение которого я не сумел разгадать в сине
й полутьме бара.
Ц Нужно только набраться терпения и подождать, Ц многозначительно ск
азал Хармон, Ц подождать, чтобы все шло как по маслу.
Я посмотрел на него, на его рыхлое лицо с тяжелой челюстью, на глаза, устре
мленные на нее из-за толстых стекол роговых очков, вслушивался в его вкра
дчиво-льстивые речи, которые он, очевидно, считал средством овладеть Адо
й. Он хотел ее, готов был вступить в сделку, и ему нужно было, чтобы она это п
оняла. Меня затрясло от злости, и тут же я рассердился на самого себя за эт
у злость. Какое мне дело, если она и клюнет на его предложение?
Он оторвал от нее взгляд, подозвал официанта и сделал новый заказ. Он был д
оволен тем, понимал я, что ему удалось высказать свое предложение и его не
отвергли. Этот негодяй и раньше делал подобные намеки. Но чего я-то так ра
зобиделся?
Умышленно меняя тему разговора, он сказал:
Ц Слышали анекдот о черных кальсонах?
Я хотел было ответить: "Слышал еще сто лет назад", но промолчал, и он принялс
я рассказывать. Ада звонко расхохоталась над заключительной фразой
: "Quel sentiment exquis!" Как
остроумно! (франц.)
Он рассказал еще три анекдота, и она опять смеялась.
Затем, чуть нахмурившись, Хармон посмотрел на часы и сказал:
Ц Что же, пора домой, к ужину и жене. Счастливо оставаться. Вы и вправду был
и восхитительны, моя дорогая.
Я попрощался с ним, Ада тоже произнесла кокетливое "До свидания!", и мы смот
рели, как он уверенно несет свое грузное туловище между столами к выходу.
Ада с минуту глядела на дверь, потом повернулась ко мне и сказала:
Ц Надо бы выжить этого сукина сына, чтобы ты получил его место.
Ц Еще бы! Только зачем на этом останавливаться? Давай уж заодно заставим
и владельцев отказаться от их капиталов.
Ц Не смейся. Это можно сделать. Я имею в виду Хармона.
Ц А по-моему, нет.
Ц Как хочешь, о великодушный и справедливый!
Я выпил.
Ц А как бы ты это сделала?
Ц Интересно? Это уже лучше. Гораздо лучше. Ты начинаешь проявлять по край
ней мере зачатки любопытства.
Ц Не хочется тебя разочаровывать, но меня интересует только техническа
я сторона дела. Честно говоря, не думаю, чтобы у тебя что-нибудь получилос
ь.
Ц Мой дорогой бесхитростный и прямодушный мальчик! Ты и правда не знаеш
ь?
Ц Нет.
Ц Это же до нелепости просто. Ты должен... Ц Она остановилась. Ц Нет, не бу
ду совращать тебя. Пусть это сделает кто-нибудь другой, я же сохраню тебя
таким, какой ты есть, в твоем вакууме. Меня тебе нечего бояться.
Ц Ты так добра ко мне!
Ц А разве нет?
Она подняла стакан. Я посмотрел на сидящих вокруг туристов. Прямо передо
мной восседал тяжеловесный блондин, явно пытающийся в чем-то убедить ма
ленькую хорошенькую женщину романского происхождения.
Ц Почему ты не хочешь мне объяснить? Ц спросил я.
Ц А ты сам не знаешь?
Ц Нет.
Ц Может, я не хочу, чтобы ты знал, на что я в определенном направлении спос
обна. А может, боюсь, что ты во мне разочаруешься.
Я пристально разглядывал свой стакан.
Ц Мне это, понимаешь ли, не безразлично. Вот в чем истинная беда-то.
Я был рад, что темно и ей не видно, как я покраснел.
Ц Это лицо! Ц сказала она. Ц Что-то невероятное! Семьдесят ему или семн
адцать? Кстати, сколько тебе лет?
Ц Тридцать девять. Через семь месяцев сорок. Ц Я говорил правду.
Ц Сорок! Боже мой! Как же им удалось снова призвать тебя в армию?
Ц Я тоже думал, что про меня забыли. Оказалось, нет.
Ц Значит, не забыли. А где это случилось?
Ц Ты о чем? О ноге? Меня ранило во время игры в покер. Мне влепили в разгар и
гры, за которую мы сели в месте, что считалось непростреливающимся. У меня
было четыре туза, ничего лишнего, а на одеяле лежало шесть тысяч долларов.
Там меня и ранило.
Там я приобрел еще кое-что, подумал я, но к чему было рассказывать об этом е
й? Там вместе с осколком от 90-миллиметрового снаряда пришло ко мне Ничто. М
ногие годы канули в Лету, прежде чем я усвоил его значение, но усвоить приш
лось, можете не сомневаться.
Я и понятия не имел об этом пятнадцать или даже десять лет назад.
Тогда, а было это давным-давно, я тоже искал величия и считал себя человек
ом незаурядным. Я полагал, что судьба ко мне благосклонна, что я ее баловен
ь. Так, наверное, думают все, а когда взрослеешь, то начинаешь понимать, что
судьба вовсе не благосклонна к тебе, что ты не числишься в ее любимцах и не
т для тебя серебряного блюдечка, что ты просто одна из бесчисленных пыли
нок во вселенной. А когда наконец поймешь это, ты уже взрослый, когда пойме
шь, ты умрешь в первый раз.
До второй мировой войны я был преподавателем (просто преподавателем, а н
е профессором) кафедры драматического искусства в университете штата Л
уизиана. Я считал, что мне суждено пойти таким путем, что года через два я с
тану заметной фигурой в театральном мире Ц нечто вроде драматурга-режи
ссера-актера-продюсера Ц и что ко мне придет слава. Я не задумывался над
тем, как это произойдет. Просто придет. Об этом должна позаботиться судьб
а, я же ее баловень, она и несет меня к намеченной цели.
В то время я был помолвлен с девушкой по имени Лора. Она училась у меня на к
урсе технике современного драматического искусства и по окончании уни
верситета ради меня осталась работать на радио в Батон-Руже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52