Самураи Такаши сожгли дома семьи Муратомо и убили их слуг. Муратомо сделали то же самое с Такаши.
- Что с князем Хоригавой?
- Трудно было узнать что-либо о нем, шике. Если спрашиваешь слишком многое, люди смотрят на тебя как на подозрительную личность, а такие сегодня не живут долго в Хэйан Кё. Такаши выставили сильную охрану вокруг его дома. Он в безопасности.
Дзебу вспомнил, что семья Танико была ветвью рода Такаши.
- Семья госпожи Танико в опасности?
- Шике, все, кто живут в Хэйан Кё, в опасности сегодня. Но особняк Шимы не упоминался среди сожженных.
Дзебу почувствовал мгновенную панику, когда понял, что не уверен, что предпринять дальше. Единственное, в чем он не сомневался во время этой поездки, была ее неизменная цель.
«Не полагайся ни на что под небесами».
Теперь ему предстояло решить, провожать ли Танико в раздираемый на части воюющими самураями город, или поискать сомнительное убежище здесь, в этих холмах. Быть может, он должен бросить вызов ее отцу и Ордену и убежать с ней, в надежде, что они смогут жить вместе, где-нибудь спрятавшись? Как его отец убежал от своего народа.
Он посмотрел на тлеющий Хэйан Кё. Что бы он ни решил, это может принести скорую смерть и ему и Танико.
Глава 7
К стоящему на краю утеса Дзебу подошла Танико. Быстро оглядевшись, она убедилась, что ее никто не видит, взяла его за руку и улыбнулась.
- Если ты пытаешься решить, что нам следует делать, позволь помочь тебе. Как ты уже знаешь, я привыкла поступать по-своему.
Дзебу сжал ее руку с такой силой, что она поморщилась, но не отняла у него ладонь.
- Чего ты желаешь? - спросил он.
- Чтобы мы двигались вперед. Мы вместе подойдем к ближайшим воротам. Ты останешься там с женщинами и со мной и пошлешь Моко и второго носильщика к моему дяде Риуичи. Моко скажет моему дяде, чтобы он прислал за мной повозку, и я въеду в город как подобает. Очень жалко, что Моко придется два раза входить в город, но если бы ты спросил меня, когда посылал его в первый раз, услышала бы то же самое.
Они спустились с горы и вернулись на дорогу Токайдо. Ближе к столице она превратилась в широкую, хорошо укатанную улицу. Здесь, в восточной части города, здания распространились за его стены. Храмы, особняки и более скромные жилища отвоевывали пространство у рисовых полей вокруг столицы.
Путники прошли мимо парка, окруженного каменной стеной, высотой в два человеческих роста. За ней стояли три укрепленных башни, выше которых Дзебу не видел еще никогда. Красные знамена развевались чуть ниже скульптур покровительственных дельфинов на остроконечных крышах башен.
- Это цитадель клана Такаши, - пояснил Моко. - Она называется Рокухара. Согамори живет здесь со своим сыновьями и тысячами самураев. С того момента, когда я видел это в последний раз, они построили еще много зданий.
Сейчас они ехали по длинной деревянной арке, которую Моко назвал мостом Годзо над рекой Камо. Мост и ворота, к которым он вел, являлись продолжением улицы Годзо, одной из десяти главных артерий города, протянувшихся с востока на запад Хэйан Кё.
Когда всадники подъехали к городским стенам, Дзебу увидел, что много больших камней свалилось с конусов бастионов, прессованная земля которых, лишившись защиты, постепенно разрушилась. Он вспомнил, как Тайтаро сказал, что Хэйан Кё видел лучшие дни.
Послав Моко сквозь ворота Годзо, Танико, Дзебу и остальные устроились на поле рядом с городской стеной. Дзебу встал на часах на большом камне, решительно повернувшись к Танико спиной. Им нечего было сказать друг другу. Грудь его сжалась под непосильным бременем страдания.
Солнце уже село, когда вернулся Моко, показывая дорогу красивой повозке с крышей из пальмовых листьев, запряженной волами. Рядом с ней шло пятеро самураев. Было очевидно, что дядя Танико - Риуичи не был таким скаредным, как ее отец.
Танико и две служанки поехали в повозке. Самурай, держа руки на рукоятках мечей, воинственно сверкали глазами по сторонам.
Моко торжественно шагал рядом с Дзебу, ведя под уздцы свою хрипящую, груженную багажом лошадь. Он пообещал Дзебу и Танико, что останется с госпожой и будет ей служить.
- Я буду связью между вами, - заявил он.
У ворот Годзо все назвали себя младшему офицеру императорской полиции - нервному, бледному мужчине с дубинкой из слоновой кости. По его виду казалось, что он не способен справиться даже с группой озорных мальчишек. Вежливо улыбаясь самураям семьи Шима, полицейский пропустил их в город.
- Удивительно, что он вообще был на своем посту, - раздался серебряный голос Танико из-за оранжевых шторок повозки.
Чтобы облегчить страдания от неминуемой разлуки с Танико, Дзебу сконцентрировал все свое внимание на видах и голосах столицы. Он никогда в жизни не видел столько людей, толпы их заполняли широкие улицы, как грозящие выйти из берегов реки. Пешеходы шарахались от конных самураев и повозок, запряженных волами, высоко нагруженных узлами и коробками. Очень часто красиво одетые молодые люди с маленькими палочками в руках пробивались сквозь толпу с криками: «Освободите дорогу!» - потом медленно проезжала повозка, подобная той, в которой сейчас ехала Танико, или даже еще прекрасней. Люди кланялись либо с любопытством заглядывали в повозку, стараясь разглядеть сидящего там господина или госпожу: обычно силуэт пассажира был различим сквозь завешенные стены. Часто эти пассажиры позволяли длинным рукавам своих многослойных нарядов торчать из задних дверей повозок и волочиться следом. Дзебу слышал толковые замечания из толпы, не только называющие пассажира повозки, но и критически отзывающиеся о выборе и сочетании цветов его одежды. Жители Хэйан Кё говорили много и быстро, казалось, больше бегают, чем ходят, а часто бегут и говорят одновременно.
Улица Годзо была усажена ивами, листья на их свисающих ветвях уже окрашивались в осеннее золото. Особняки, стоявшие на улице, были обнесены низкими стенами из белого камня - чисто условное препятствие для незваных гостей. Но, как знак неспокойных времен, вокруг многих особняков можно было увидеть новые высокие ограды из бамбука. Другие дома выглядели покинутыми, как будто их владельцы отправились на поиски более безопасного места жительства. Каждое имение состояло из множества одноэтажных зданий, соединенных между собой крытыми проходами и окруженных мощенными гравием двориками и живописными садами.
Дважды они прошли мимо особняков, сгоревших этой ночью. Один из них был полностью разрушен. Не осталось ничего, кроме дымящихся руин. Сгоревшие деревья торчали как черные столбы.
Второй сгоревший особняк был окружен самураями, которые поприветствовали сопровождавших Танико, как хороших знакомых. Слуги искали в пепле ценные вещи и складывали найденное в повозку.
- Это был дом вельможи, поддерживающего Такаши, - объяснил Дзебу один из самураев. - Собаки Муратомо сожгли его. В эту ночь мы спалим особняки Муратомо.
«Глупо, - подумал Дзебу. - Люди посвятили годы жизни тому, чтобы построить эти дома и заполнить их прекрасными вещами. Века ушли на создание этого чудесного города. Чтобы в одну ночь все пропало от рук идиота с факелом. Какая награда может оправдать такую потерю?»
Дядя Танико Риуичи стоял на террасе главного дома резиденции семьи Шима в Хэйан Кё, поджидая приезд племянницы. Он был похож на своего брата Бокудена, но тело его было более тучным, лицо - более круглым, как будто жизнь в столице размягчила его. Взгляд, которым он наградил вышедшую из повозки Танико, был добрым. Его поведение успокоило собиравшегося ее покинуть Дзебу.
Застенчиво прикрыв лицо веером, Танико сказала:
- Дядя, этот монах зиндзя один убил трех самураев, пытавшихся похитить меня. Он верно сопровождал меня от самой Камакуры и доставил в сохранности к твоим дверям, я надеюсь, ты наградишь его должным образом.
- Какой ужас, что моя прелестная племянница подвергалась такой опасности! - воскликнул Риуичи. - Уважая своего брата, не могу не сказать, что мне было известно о подобной возможности, и я полагал, что тебя будет сопровождать большой отряд самураев. Но благодаря доблести этого монаха ты в безопасности. Я поговорю с ним через мгновение. Танико-сан, не подобает тебе так показывать себя на свежем воздухе в окружении мужчин, даже из-за такого важного дела. Нужно привыкать к столичной жизни, дитя мое. Войди в дом. Твоя тетя, Цогао-сан, поприветствует тебя и позаботится о тебе.
Не обернувшись к Дзебу, Танико ушла. Риуичи пошел следом. Дзебу повернулся в сторону улицы. Он не посмел искать встречи с Танико. То, что было между ними, должно остаться тайной навечно. Он почувствовал чью-то руку на плече. Это был Моко. Дзебу посмотрел в его косые глаза и увидел, что они блестят от слез.
Мгновение спустя на террасу вернулся Риуичи.
- Ты хорошо сделал свое дело, шике. Ты заслужил благодарность семьи Шима. Как мы можем наградить тебя?
Дзебу мог представить ярость господина Бокудена, если бы тот узнал, что его брат предлагает монаху награду.
- Орден получил плату за мою службу, мой господин. Я не имею права сам получать награду.
- Совсем ничего?
Вдруг Дзебу вспомнил:
- Есть одна вещь. Я взял меч самурая, которого убил, защищая госпожу Танико. Он в ее багаже. Мне хотелось бы оставить его себе, как воспоминание об этой поездке.
Сияющий Риуичи хлопнул его по плечу:
- Конечно! Можешь забрать еще и лошадь. Может, отдать ее Ордену? Как хочешь, но ты не уйдешь отсюда пешком.
Внутренне улыбаясь, представляя раздражение господина Бокудена, Дзебу принял дары.
Ряд белых камней, призванных олицетворять торговый дом Шима, пересекал центр пруда в саду особняка. Дзебу сидел скрестив ноги и смотрел на женский павильон в северной части сада. Павильон стоял на сваях в половину роста мужчин, поднимавших его над слегка влажной землей. Танико, видимо, была там, ее готовили к первой встрече с князем Хоригавой.
С крыльца дома для женщин неслышно сошел Моко, в руке он нес меч и ножны. Они поклонились друг другу, когда Дзебу взял меч, потом Моко отвернулся, вытирая глаза.
У восточных ворот имения слуга держал для Дзебу Алтея. Дзебу открыл сумку, чтобы положить в нее меч самурая. Под крышкой он увидел сложенный лист красноватой бумаги. Сердце его забилось. Он развернул лист и прочитал написанное рукой Танико стихотворение:
Осенние листья опали,
Но зелень сосны продолжает жить.
В приступе мучительной боли рука Дзебу смяла стихотворение. Он не хотел ни стихотворений, ни сосен. Он хотел живую женщину. Ту, за стенами дома Шимы.
Он расправил лист бумаги, снова сложил его и спрятал к себе на грудь. Вспрыгнул на Алтея, сгорбился над непосильным бременем печали. Махнул рукой Моко, подошедшему с ним к воротам.
Медленно, чувствуя, что уезжает от самой жизни, он выехал из Хэйан Кё.
Глава 8
Князь Сасаки-но Хоригава нанес Танико первый визит в день ее приезда в Хэйан Кё. Тетя Танико, Цогао, предупредила ее о его приходе, помогла ей помыться и одеться в лучшие наряды и украшения. Она вымыла и расчесала мягко блестящие черные волосы Танико, свисающие до талии. Все время Танико протестовала, стараясь не плакать и чувствуя себя настолько больной от потери Дзебу, как будто ей отрубили руку.
- Я провела в дороге двадцать дней. Вся вымоталась. Неужели князь не может подождать одну ночь, чтобы я отдохнула, прежде чем он увидит меня?
Тетя Цогао пожала плечами:
- Он сказал твоему дяде, что крайне занят государственными делами. Не забывай, он - советник императора. Кроме того, он ждал встречи с тобой очень долго. Тебе посчастливилось, что он такой нетерпеливый любовник!
Танико скорчила гримасу. Ее тетя добавила:
- А ему, конечно, посчастливилось получить такую прекрасную молодую женщину. Когда он увидит тебя, я уверена, он придет в еще большее нетерпение.
«Как мне это вынести? - думала Танико. - Раньше мне было дурно от мысли, что я проведу остаток жизни со старым кровососом. Но до встречи с Дзебу я не подозревала, что между мужчиной и женщиной может возникнуть подобная красота. Теперь, когда о ней знаю, как я могу посвятить свою жизнь чему-то меньшему?»
Еще несколько часов после того, как она оделась, Танико, ее тетя и две служанки ожидали прихода Хоригавы. Танико настояла, чтобы ей позволили писать в подголовной книге, несмотря на протесты тети, говорившей, что Танико запачкает пальцы чернилами. Танико объявила, что никогда в жизни ничего не пачкала чернилами. Она обещала, что прекратит писать, если тетя принесет ей какую-нибудь книгу, но те несколько книг, которые были в особняке, находились на половине Риуичи, а дядю тревожить не разрешалось. Поэтому Танико писала при свете свечи.
Наконец в саду послышалось какое-то движение. Цогао подскочила к шторам и выглянула.
- Это он. Это он! - зашептала она, знаком отослав служанок из комнаты. Перед Танико она установила высокую нарядную ширму с цветастым узором. На протяжении веков сохранялся столичный обычай для женщин благородного рождения: все время быть скрытыми от взора других мужчин, кроме их мужей и отцов. Они встречались с посетителями мужского пола, скрываясь за складными ширмами. Ширмы почитались настолько важной преградой, что, преодолев их, мужчина обычно уже не встречал больших трудностей и мог удовлетворить свое желание с женщиной, сидевшей за ними.
Цогао выхватила из рук Танико подголовную книгу и сунула ее в ящик подголовья, схватила чернильный камень, брусок и кисточку и поспешила из комнаты. Притворись, что спишь, - послышался из-за раздвижной двери ее голос.
Со стороны террасы раздались какие-то шорохи, занавеси внезапно поднялись, и в комнату вошел мужчина низкого роста с побеленным пудрой лицом. Его глаза выделялись, как два блестящих черных боба. Он склонил голову, чтобы не сбить набок высокий лакированный головной убор, свидетельствующий о ранге его владельца.
Забыв совет своей тети притвориться спящей, Танико смотрела сквозь ширму на своего будущего мужа. Лицо князя Хоригавы было маленьким и квадратным, оно напоминало Танико голову кузнечика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65