Но что толку сожалеть об этом сейчас? Кончина Элеоноры была близка.— О, моя дорогая! — воскликнул Луи. — Моя дорогая жена! Да будет благословен тот миг, когда Господь соединит наши души на небесах!— Не кори себя, моя любовь, — сказала Элеонора. — Заботься о детях и помни, что я любила тебя. Помни о наших счастливых днях. Помни застенчивую, чопорную девушку, на которой ты женился и которую научил смеяться. Обещай заботиться о наших детях, и я обрету покой.Она велела привести к ней ее сына и попросила его чтить короля Карла, королеву Наварры, своего отца и дядю Гаспара.— Никогда не предавай Веру, которую я открыла тебе.Мальчик заплакал; она попросила мужа увести его и оставить ее ненадолго одну. Когда они ушли, она с улыбкой откинулась на подушки, ее губы зашептали слова молитвы: «Господи, моя зима прошла, наступает моя весна…»Когда Конде понял, что она мертва, он не смог скрыть своего горя. Ему казалось, что его измены всплыли в памяти, чтобы посмеяться над ним. Он помнил многое, вызывавшее у него стыд.— О, какой я негодяй! — стонал Луи.Его маленькая дочь подошла к нему и попыталась утешить отца. Он взял ее на руки и сказал:— Постарайся, дорогая, походить на маму. Если это тебе удастся, я буду любить тебя еще сильнее. Говорят, что девочки наследуют черты отца, но ты должна брать пример с матери. У нее не было недостатков, пусть она станет твоим идеалом.Он провел недели траура в замке Конде; он не отпускал от себя детей и постоянно говорил об их матери; он заявлял, что хотел бы начать жизнь сначала, повернуть назад стрелки часов.Но настроения Конде менялись часто; самобичевание и так длилось дольше обычного. Его ждут дела, так он сказал. Он больше не может оставаться с семьей.Его ждала Изабелла — соблазнительная и красивая, как никогда прежде. Он поделился с ней своей решимостью стать лучше, исправиться. Изабелла слушала его с сочувствием. Она знала, что ей не составит труда похоронить новые намерения самого очаровательного грешника Франции.Вернувшись ко двору после поездки в Байонн, Катрин обнаружила, что вражда между Колиньи и Гизами стала опасной. Юный Генрих де Гиз, которого она считала просто мальчиком, обретя новое положение и ответственность, похоже, стал мужчиной. Несмотря на молодость, он был главой дома и не мог ни забыть, ни простить убийство отца. Катрин понимала, что, как и всегда, подобная взаимная ненависть была не просто следствием ссоры двух семей; тут проявлялось противоречие двух религий, как и во время конфликтов между Дианой де Пуатье мадам д'Этамп в годы правления Франциска Первого; они стали искрами, от которых разгорелось пламя гражданской войны, бушевавшее по всей Франции.Катрин отправилась с визитом к Гаспару де Колиньи в его шатильонский дом, где он наслаждался временным уединением в кругу семьи. Здесь, находясь с женой и детьми, окруженный домашним теплом и покоем, Гаспар казался совсем другим человеком. Катрин понимала, что эти радости, которым он предавался с явным удовольствием, были смыслом его жизни, но он имел свое Дело, свою Веру; если бы его призвали сражаться за них, он бы немедленно покинул семью. Он был еще одним фанатиком.При первом удобном случае Катрин раскрыла Колиньи цель ее приезда. Она подошла к нему, когда он трудился в саду. Он любил сады и создал в Шатильоне настоящее произведение искусства.— Господин Колиньи, — сказала Катрин, оставшись наедине с адмиралом, — вы причинили нам серьезные неприятности, вступив в отношения с убийцей, которого звали Полтро де Мерей!Лицо Колиньи окаменело. Действительно ли он организовал этот выстрел, сваливший Франциска де Гиза с коня на землю? Гаспар явно не был похож на убийцу, но разве не мог он убить ради Веры? Да, решила Катрин, он способен сделать это, заручившись в душе прощением Господа. «Я совершил это ради тебя, Господи…» Имея право с чистой совестью произнести подобные слова, он мог решиться на все; Катрин уже не сомневалась в этом.— По-моему, — сказал Колиньи, — то дело было закрыто.— Боюсь, я не могу этим удовлетвориться. Я хочу поговорить с вами о нем. Де Мерей был вашим человеком, верно?— Да, он был моим человеком.— Вашим шпионом, месье?— Он работал на меня.Катрин улыбнулась, и Колиньи продолжил:— Мадам, чем вызван ваш интерес? Разве я не ответил исчерпывающе на все вопросы?— Это просто мое личное любопытство, только и всего.Катрин надеялась, что он пожелает обсудить с ней убийство Гиза. Было бы интересно сравнить их точки зрения.— Вы слышали о том, что этот человек намерен убить герцога, и ничего не предприняли?— Верно.Катрин кивнула. Несомненно, он намекнул де Мерею о том, что хотел бы видеть Гиза мертвым, но не пожелал сам взять грех на душу. Возможно, Колиньи предложил деньги этому человеку, чтобы тот нес бремя вины в глазах Господа. Методы этих людей вызывали у нее смех. Де Мерей, говоря с Колиньи о планах убийства герцога, безмолвно спрашивал: «Мой господин, вы одобряете это?» Молчание Колиньи означаю согласие. Вероятно, снова подумала Катрин, эти люди не слишком сильно отличаются от меня.— Я приехала, однако, не для того, чтобы говорить о событиях прошлого, — сказала Катрин, — юный Гиз — отчаянная личность. Боюсь, что в нем мы обрели второго герцога Франциска. Он еще молод, но поэтому еще более безрассуден и дерзок. Он объявил войну вашему дому; хотя нам известно, что вы непричастны к убийству герцога Гиза, — ваше чистосердечное признание о том, что вы знали о намерениях преступника, полностью обеляет вас, — этот горячий молодой челочек придерживается иного мнения. Вы понимаете, адмирал, что эта враждебность мне не по душе. Я желаю мира нашему королевству.— Что вы хотите от меня, мадам?— Я не могу допустить, чтобы мой адмирал подозревался в убийстве. Я предлагаю устроить банкет в Амбуазе, — нет, лучше в Блуа; там я объявлю о вашей невиновности. Вы лично вместе с Гизами будете почетными гостями. Я хочу, чтобы вы продемонстрировали взаимные дружеские чувства, обменялись рукопожатиями и поцелуями мира. Пусть все видят, что вы — друзья, что дом Гизов не подвергает сомнению вашу невиновность в трагической гибели их родственника.— Мадам, это невозможно. Мы только что воевали друг с другом, находились в разных лагерях.— Поэтому это следует сделать, адмирал. Я не хочу, чтобы этот несдержанный юнец говорил о своих подозрениях, подстрекая сторонников. Сейчас мы обре ли мир — правда, неустойчивый — и должны сохранить его.— Вы думаете, что, пожав мне руку и поцеловав меня в щеку, Генрих де Гиз станет моим другом, мадам?— Я хочу показать всем, что между вами нет вражды. Вы должны сделать это. Я настаиваю. Приказываю, наконец.Колиньи поклонился.— Вы приедете в Блуа и сделаете то, что я хочу? — спросила Катрин.— Это ваш приказ, мадам.
Внушительный замок Блуа возвышался над деревней. Его окна-амбразуры смотрели на широкую Луару, обрамленную холмами и виноградниками Турейна. Местные жители испытывали растерянность; все знали, что королева-мать устроила в замке банкет с целью примирения Колиньи и Гизов. Это внушало беспокойство, поскольку, если в замке вспыхнет сражение, оно перекинется на близлежащие селения. Гугеноты с дрожью вспоминали о резне в Васси, где Франциск де Гиз убит многих их единоверцев во время богослужения, когда они стояли на коленях. Католики были готовы поддержать юного герцога.Люди видели красивого, удивительно похожего на отца Генриха де Гиза, скакавшего верхом возле замка. Он внушал страх гугенотам и вызывал ликование католиков. Местным жителям попадался на глаза адмирал — человек с суровым лицом. Он тоже обладал красотой, однако совсем другой, нежели самоуверенный, дерзкий Генрих де Гиз. Колиньи считали добрым и сильным мужчиной, но если он причастен к убийству отца мальчика, сегодня в замке могла начаться резня.Катрин осталась довольна своими приготовлениями. После обмена дружескими поцелуями юный герцог перестанет угрожать адмиралу. Прибытие Колиньи в Блуа покажет Генриху, что адмирал хочет дружить с ним. После того как Колиньи обнимет герцога, он должен будет видеть в нем не сына своего старого врага, а просто мальчика, потерявшего отца.Еще один человек занимал мысли Катрин в этот день — овдовевший принц Конде. Говорили, что Луи глубоко скорбит по принцессе, хотя жил он весело, как прежде. Катрин смутилась, вспомнив свое былое легкомыслие; когда-то она слишком часто с нежностью думала об этом мужчине. Как легко было наделать глупостей из-за него! Больше безумие не повторится. Король Генрих изменял ей только с одной любовницей, Катрин знала, кто ее враг.Мудрость сделала ее более сильной. Да, уроки приносили ей горечь, но она усваивала их на всю жизнь. Никаких нежных чувств. Мужчины существуют не для того, чтобы любить ее, но чтобы служить ей.Люди собрались в Блуа, чтобы послужить Катрин. Ей удобно, чтобы они были друзьями… хотя бы внешне. Она не хотела новых гражданских войн, опасных для нее и детей. Она не должна сожалеть о том, что распутство Конде наносит ущерб репутации его партии; слабость Конде увеличивает силу Катрин. Именно так следует использовать мужчин, не для короткого эротического удовольствия. Она перестала думать, что любовник смог бы доставить ей наслаждение. Она радовалась пришедшей с годами мудрости, которая погасила тягу к тому, что в лучшем случае было преходящим. Теперь она держалась обеими руками за то, что должно отныне стать главной любовью ее жизни — за власть.В огромном зале Блуа собрались мужчины и женщины, занимавшие самое высокое положение. Солнечный свет проникал в помещение сквозь цветные стекла окон-амбразур, заставляя сверкать роскошные туалеты гостей, расшитые драгоценными камнями. Катрин решила лично объявить о невиновности Колиньи и приказать мужчинам расцеловаться в знак дружбы.Анна д'Эст, вдова Франциска де Гиза, держалась возле сына. Несомненно, ей не было нужды являться в столь глубоком трауре. Катрин мысленно рассмеялась. Бедная Анна! Кроткая, как ягненок. Она обрадуется примирению, если ее сын и деверь пойдут на него. Анна ненавидела кровопролития. Катрин помнила, как она протестовала против резни в Амбуазе. Она не выносила, когда людей пытали и казнили у нее на глазах. Такая женщина казалась неподходящей супругой Меченого, однако говорили, что он любил ее за доброту, что их брак был относительно счастливым. К тому же ее титул служил для честолюбивого герцога компенсацией за мягкотелость. Катрин чувствовала, что на этом демонстративном трауре настояли ее сын и деверь.Герцог Генрих, уже заявивший всем в своей надменной манере о том, что он является главой великого дома Гизов и Лорренов — самого грозного и могущественного, в стране, — не отходил от матери. Марго неприлично пялилась на него; за это она будет позже наказана. Встречаясь взглядами с Катрин, Марго невинно улыбалась, но глаза королевы-матери становились холоднее, когда она наблюдала за дочерью; Катрин знала, что способна вызвать дрожь в теле Марго, еще мгновение назад трепетавшем от близости красивого, самоуверенного Генриха де Гиза.Там же присутствовал кардинал Лоррен, чья несравненная красота уже была отмечена печатью порока. Говорили, что его жажда разврата не знала насыщения; эротические запросы этого человека удовлетворялись так же часто, как и потребности его желудка. Его любовницам не было счета. Расшитая великолепными бриллиантами кардинальская мантия привлекала всеобщее внимание. Распущенный церковник поклонился Катрин и смерил ее надменным взглядом.— Добро пожаловать, господин кардинал, — сказала Катрин. — Я рада видеть ваше благочестивое лицо.— Могу я набраться смелости и сказать, что рад видеть ваше честное лицо? Мадам, вы — свет нашего двора. Ваши блестящие добродетели — пример каждому; ваша искренность — укор всем нам.— Вы льстите мне, кардинал.— У меня и в мыслях нет ничего подобного, дорогая мадам.— А я не стану льстить вам, дорогой кардинал. Я лишь скажу, что вся Франция должна подражать набожности и душевным качествам такого богоугодного человека, как вы.Она повернулась, чтобы поприветствовать другого гостя. Когда-нибудь этот распутник, думала Катрин, выпьет бокал вина, отведает жареного павлина или коснется великолепного бриллианта — и не станет господина кардинала!Но какая польза от таких мыслей? Она должна постоянно сдерживать свое желание уничтожить известных людей. Франциск де Гиз умер. Она должна довольствоваться этим. Кто знает, к чему могла привести кончина кардинала?Если какая-нибудь дама из Летучего Эскадрона становилась слишком дерзкой, если государственный деятель не первой значимости проявлял несговорчивость, следовала простая процедура. Но работать с выдающимися личностями необходимо тайно, двигаясь окольными путями, не оставляя следов. Она должна повременить с ликвидацией кардинала.К ней приближался Колиньи. Прочитать мысли этого человека было так же легко, как книгу. Сейчас его лицо было суровым, оно ясно говорило: я здесь не по своей воле. Я не ищу дружбы католиков Гизов. Мне приказали явиться сюда. Я дал слово, что приеду, и сдержал его.— Добро пожаловать, адмирал, — сказала Катрин — Рала видеть вас здесь.— Я подчинился вам, мадам.Катрин попыталась придать своему лицу то выражение искренности, которое стало предметом насмешек кардинала. Но прямодушный, честный Колиньи сильно отличался от хитрого Лоррена. Адмирал не усомнился в искренности Катрин.— Простите слабой женщине ее желание видеть мир в королевстве, дорогой адмирал.Он поклонился.— Я стремлюсь к одному: выполнять волю Вашего Величества.Адмирал проследовал дальше, и Катрин поглядела вокруг себя. Она не видела среди собравшихся герцога д'Омаля, хотя он получил приказ явиться сюда.Королева-мать обратилась к герцогине де Гиз:— Мадам, я не вижу здесь вашего брата д'Омаля.— Да, мадам. Его тут нет.— Почему?— Мадам, у него жар.Катрин сузила глаза.— Жар гордыни! — сердито произнесла она и подозвала к себе юного Генриха де Гиза. Как он красив! Что за мужчина из него вырастет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41