Они кричат от ужаса. Они мечтают потерять сознание, но им не позволяют сделать это. Их приводят в чувство с помощью трав и уксуса. У некоторых выколоты глаза, у других — отрезаны языки или уши. Одних подвергают водяной пытке, иных мучают «испанским сапогом». Особенно жестоко истязают тех, кто предал короля. Их плоть рвут раскаленными докрасна щипцами, а в раны заливают расплавленный свинец, воск, смолу, серу…Карл начал кричать:— Нет… Нет! Я не пойду туда. Не хочу, чтобы меня пытали. Не хочу… мама… Ты не позволишь им забрать меня?Катрин взяла мальчика на руки. С него достаточно. Вероятно, он теперь поумнеет. Будет думать о камере пыток каждый раз, когда Мария Стюарт взглянет на него своими блестящими глазами.— Карл, Карл, мой дорогой сын. Твоя мама здесь, она защитит тебя. Не допустит, чтобы тебе причинили вред. Ты — мой сын, мой принц. Ты знаешь это.Он уткнулся лицом в грудь Катрин.— Да, мама. Да, мама.Карл крепко вцепился в рукав ее платья, ища защиты, точно маленький ребенок.— Ну, мой малыш, — успокаивающе произнесла она. — С тобой ничего не случится. Ты — мой маленький принц, и я буду гордиться тобой. Ты ведь никогда не предашь своего короля, верно? Никогда не пожелаешь жену другого человека — тем более собственного брата?— Да, мама, да!Карл дрожал. Катрин предотвратила припадок. Она сделала это, поскольку не любила видеть его в безумном состоянии.Она успокаивала сына, гладила своей прохладной рукой его лоб; Катрин положила Карла на кровать, села рядом с ним, взяла его за руку.— Не бойся, сын мой, — сказала женщина. — Поступай так, как тебе советует мать, и она примет меры к тому, чтобы с тобой все было хорошо.— Да, мама, я обещаю.— Всегда помни это, Карл.Он кивнул, Катрин стерла капельки пота с его лба. Она сидела с ним до тех пор, пока он не успокоился окончательно.Какие трудности ждут ее! — подумала Катрин. Она должна провести самоуверенных де Гизов и нерешительных Бурбонов, а также постоянно направлять собственных детей, следить за каждым их шагом. Она не знала, что труднее — обмануть соперников или совладать с кровью Валуа.
Франциск готовился к охоте. Ему нездоровилось, но он был счастлив. Он получал удовольствие от охотничьих вылазок, когда в них участвовала Мария. Он всегда радовался обществу Марии. Ему никогда не надоедало смотреть на нее, говорить ей о том, как она красива. Это делало их обоих счастливыми.Он хотел избавиться от матери и кардинала, постоянно быть наедине с Марией. Он жалел о том, что любимый им отец умер. Он был готов убить Монтгомери, капитана шотландских гвардейцев. Франциск не хотел быть королем; он чувствовал себя гораздо лучше, будучи дофином. Тогда он мог все время танцевать и играть с Марией. Став королем, он потерял свободу, постоянно находился под присмотром матери и кардинала.Он боялся их обоих. Он знал, что никогда не сравняется с ними в уме. Ему приходилось подчиняться им; это было трудно делать, поскольку иногда их желания расходились. Кардинал открыто насмехался над ним, делая остроумные, обидные, безжалостные замечания, причинявшие Франциску боль, в которой он не смел признаться. Король хотел бы устранить кардинала, но Мария называла его своим дорогим дядей; кардинал умел радовать девушку. Франциск не мог прогнать прочь дядю Марии.Что касается матери, то он был готов предоставить ей полную свободу действий, поскольку она лучше его разбиралась в том, как следует править Францией. Но рядом с ним постоянно находился кардинал с тонкими, красивыми чертами лица и жестокими губами, с которых срывались недобрые слова.Кардинал бесцеремонно вошел к королю, когда Франциск одевался для охоты, и повелительным жестом отпустил помогавших юноше слуг. Франциск хотел выразить протест, но тогда он непременно начал бы заикаться; кардинал смеялся над заиками, и Франциск боялся раскрыть рот в его присутствии.— Мы выезжаем через полчаса, Ваше Величество, — сказал кардинал.— Я не знаю, будет ли готова королева, — ответил Франциск.— Королева должна быть готова, — раздраженно сказал кардинал.— О… еще есть время, — выдавил из себя Франциск. — Мы встретим принца Бурбона в месте, расположенном в получасе езды от дворца.— Нет, Ваше Величество, сегодня… мы не встретим Бурбона.— Нет… но он едет сюда. Я слышал об этом.Кардинал Лоррен посмотрел на свои длинные белые пальцы.— Ваше Величество, Бурбон действительно едет к нам. Его сопровождает скромный эскорт, потому что ему стало известно о том, что он представляет интерес для испанского короля. Шпионы этого монарха не должны знать о передвижениях Бурбона. Он прибудет ко двору как простой человек.Франциск не улыбнулся. Он не выносил, когда над кем-то насмехались; Антуан де Бурбон занимал более высокое положение, чем кардинал. Франциск ненавидел хитрое, красивое лицо кардинала, его вкрадчивый голос.— В любом случае мы должны встретить принца, — сказал король.— Зачем, Ваше Величество?— Зачем? Этого требует вежливость. Более того, это — наша традиция. Разве мы не встречаем всегда наших гостей… во время охоты… как бы случайно?— Если гость — важная персона — да.— Но это принц Бурбон.— Тем не менее он должен понять, что он не слишком важен для нас.— Я не могу так поступить, господин кардинал. Не могу столь невежливо обойтись с моим родственником.Кардинал сел; он с улыбкой глядел на свои пальцы до тех пор, пока к мужчинам не присоединилась Мария. Она была радостной, улыбающейся; молодой король снова восхитился красотой жены.— Ты готов, любовь моя? — спросила Мария. — Кого мы ждем?Франциск шагнул к супруге и поцеловал ей руку.— Мы ждали тебя.— К сожалению, дорогая племянница, — сказал кардинал, — мы поедем не той дорогой, которую выбрала ты. Король приказал ехать на юг и встретить Бурбона.Мария перевела взгляд с мужа на дядю. Она, как всегда, тотчас поняла намек кардинала.— О, Франциск, но я не хочу ехать на юг. У меня другие планы. Я собиралась показать тебе кое-что к северу от дворца.Она сделала очаровательную гримасу.— Этот Бурбон! Он носит серьги. Он щеголь и дурак, я устаю от него. Франциск, пожалуйста, давай сделаем вид, что мы разминулись с ним. Поедем в другую сторону. Франциск… дорогой… сделай это ради меня.— Мы поедем туда, куда ты поведешь нас, моя дорогая, — пробормотал Франциск.Кардинал ласково улыбнулся своей красивой племяннице и ее юному королю.Антуан находился всего в нескольких милях от дворца Сент-Жермен. Он думал о новом положении, которое он обрел после смерти короля Генриха. Он был принцем королевских кровей, юному Франциску исполнилось лишь шестнадцать лет. В таких случаях важно иметь сильный и влиятельный Тайный Совет. Разумеется, он, Антуан, в соответствии со своим положением, займет в нем высокий пост.Антуан размышлял о том, что он сделает для преследуемых протестантов, которым сочувствовал вместе с братом. Он заранее гордился собой — все протестанты Франции признают его своим лидером; они обрадуются, узнав, что он находится при дворе. Он почти слышал крики: «Да здравствует Бурбон! Сделаем его нашим вождем. Все наши надежды связаны с ним!»Он говорил об этом с Жанной перед отъездом; жена все сильнее сочувствовала сторонникам новой веры; скоро она публично заявит об этом. Дело было не в том, что она боялась открыть свои религиозные пристрастия; ее не страшила враждебность де Гизов и Филиппа Испанского; она скрывала свою веру из уважения к чувствам отца.О, Жанна, подумал он, как я люблю тебя! Восхищаюсь тобою, моя дорогая! Ты больше, чем женщина… больше, чем жена. Я рад тому, что вел распутную жизнь до встречи с тобой, потому что общение с пустыми, легкомысленными женщинами помогло мне лучше оценить тебя.Жанна хотела, чтобы он возглавил движение реформистов и помог им избавиться от периодических гонений. В глазах Жанны он уже был вождем. Он вернется в Нерак, к Жанне и детям; она сможет гордиться его достижениями.Он сказал своим спутникам:— Мы с минуты на минуту встретим короля и его свиту. Будьте готовы.Но они так и не увидели короля; когда Антуан и его эскорт достигли Сент-Жермена, придворные, похоже, удивились их появлению.Антуан, возмущенный таким приемом, произнес холодным тоном:— Отведите меня немедленно в мои покои.— Принц, — сказали ему, — для вас не приготовлены покои.— Это абсурд. Меня не ждут? Отведите меня к королю… нет, к королеве-матери.— Мой господин, они уехали на охоту и вернутся к вечеру.Антуан понял, что это не случайное недоразумение, а преднамеренное пренебрежение; он догадался, кто стоял за этим. Происшедшее могло значить только одно. Его давнишние враги де Гизы контролировали ситуацию.Антуан заколебался, проявил нерешительность: он знал, как поступил бы на его месте Франциск де Гиз. Герцог выхватил бы свою шпагу и обрушил бы на людей поток брани; он потребовал бы немедленно приготовить для него покои. А кардинал? Антуан представил себе полное презрения лицо с холодными, красивыми чертами; он услышал четкий, резкий голос, внушавший страх всем, кто слышал его.Но Антуан не был де Гизом. Он не знал, как ему поступить. Будучи смелым воином, он робел в ситуациях, требовавших моральной стойкости, не умел быстро соображать и правильно реагировать на неожиданные обстоятельства. Он храбро дрался в бою, но это было не военное сражение.Его друг, маршал де Сент-Андре, пришел ему на помощь; он предложил Антуану свою комнату во дворце и пообещал найти жилье в деревне для спутников Антуана. Принц с благодарностью согласился. Он понял, что все подстроено де Гизами, пожелавшими, чтобы, приехав ко двору, он оказался один среди своих врагов, в то время как его немногочисленный эскорт будет разбросан по деревне. Он знал, что поступал неразумно, долго откладывая визит в Сент-Жермен; ему следовало явиться ко двору на несколько недель раньше; возможно, тогда власть де Гизов еще не была столь полной. Он, Антуан, должен был прибыть с помпой и надежной собственной охраной. Он совершил глупость, вняв недоброму совету, и теперь понял это. Антуан полностью осознал, какие силы работали против него, когда по завершении охоты вошел в комнату для аудиенций.Король Франциск — смущенный, но явно подчинявшийся приказам — стоял неподвижно, не пытаясь поприветствовать гостя. Кардинал Лоррен, замерший возле короля, повел себя точно так же. Это было серьезным оскорблением, поскольку Антуан занимал более высокое положение, чем кардинал, и даже если король желал унизить принца, то Лоррен определенно не имел права держаться подобным образом. Но Антуан был лишен собственного достоинства. Он неуверенно обнял короля и кардинала, которые никак не отреагировали на этот жест.На аудиенции присутствовали Катрин и юная королева; наблюдая за Антуаном де Бурбоном, Катрин испытывала желание рассмеяться. Слава Богу, что она не доверилась Бурбону. Ему отвели роль камеристки, подумала Катрин. И он безропотно смирился с этим! Глупец! Неужели он не видит, что сейчас ему нельзя показывать слабость?Он должен был потребовать почтения от кардинала; если бы Антуан сделал это, бедный юный король дрогнул бы, и кардинал понял бы, что имеет дело с сильным человеком. Но, увы, у Антуана не было чувства собственного достоинства, уверенности в себе.Кардинал говорил с ним весьма высокомерно; Антуан улыбался, радуясь хоть какому-то вниманию.Бедный жалкий щеголь! — подумала Катрин. Появился человек, использовать которого не составит труда.
Антуан вернулся к жене; Катрин с улыбкой рисовала себе их встречу. Она больше не завидовала их взаимной любви, поскольку была уверена, что Жанна когда-нибудь разочаруется в этом браке. Жанна была сильной, она должна презирать слабость. Катрин с удовольствием представляла себе, как Антуан возвращается к жене, чтобы рассказать ей о том, как его приняли при дворе, что он смог сделать для протестантов, надеждой которых являлся с тех пор, как принца Конде преднамеренно отправили с миссией за границу — Антуан не добился ровным счетом ничего.Конде был человеком другой породы. Его нельзя было игнорировать с такой же легкостью, как Антуана, старшего брата Конде. Но сейчас он находился в отъезде, и о нем можно было забыть. Борьба за власть — сложное дело, поглощающее человека целиком; здесь нельзя предвидеть будущее дальше, чем на расстояние нескольких ходов.Она, однако, располагала временем представить себе Антуана, с поджатым хвостом возвращающегося к супруге, чтобы поведать ей историю своего унизительного поражения. Когда-нибудь мадам Жанне придется понять, за какого человека она вышла замуж.Катрин часто преследовали мысли о Жанне; она всегда будет ненавидеть ее, считать своей политической противницей, а также женщиной, счастливой в любви — хотя с каким партнером! В будущем ей следует остерегаться Жанны.Катрин было о чем поразмышлять дома. С помощью братьев Руджери, а также ее парфюмера Рене, державшего лавку на набережной напротив Лувра, она убрала одну или две второстепенные фигуры, мешавшие ей. Такие действия позволяли Катрин ощутить свою власть; она с удовольствием улыбалась намеченным ею жертвам и обещала им свое расположение. Затем следовала ликвидация — мгновенная или длительная, в зависимости от целей, которые преследовала Катрин. Это действовало на нее, точно обезболивающая мазь, приложенная к ранам, нанесенным когда-то Дианой, а в последнее время де Гизами. Иногда ей казалось, что следует подсыпать что-нибудь в бокал Франциска де Гиза — какое-нибудь ядовитое вещество, улучшающее вкус вина, поскольку герцог обладал даром дегустатора; в другие моменты она думала о том, что с радостью подарила бы кардиналу Лоррену книгу, обработанную особым образом Рене или одним из братьев Руджери; она охотно преподнесла бы этому денди, Антуану де Бурбону, пару надушенных перчаток, которые убивали надевшего их. Но это сулило лишь мгновенное удовлетворение. Неразумно поступать так с людьми влиятельными или имевшими высокое звание. Кроме того, она начала видеть, что живые де Гизы и Бурбоны полезнее для нее, чем мертвые, — она может с выгодой для себя столкнуть два соперничающих дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41