– Через два дня улетаем в Фарсайд.
– Есть, сэр. Можете пока взглянуть на файлы Фарсайда, они имеются в местном компьютере. Почему бы вам не установить в этом кабинете дисплей?
– Вот и займитесь этим.
– Я уже отдал соответствующий приказ, сэр.
– Не надо решать за меня! – вспылил я.
– Отменить приказ?
– Мне нужен дисплей! Но не надо решать за меня! – бушевал я. Ну почему Толливер всегда будит во мне зверя?
– Есть, сэр. Я должен отменить приказ и отдать его вновь, поскольку теперь вы сами решили, что дисплей вам нужен?
Чтоб он провалился! Впрочем, винить мне некого. Я сам возложил на себя это бремя. Никто не заставлял меня брать Толливера в помощники. Вспомнилась беседа с ним в Лунаполисе у меня на квартире.
– Я могу отказаться? – спросил тогда он. Вот это оборот! Я растерялся. Ведь кроме меня брать его к себе никто не хотел.
– Разумеется, можете, – ответил я. – Просто я хотел вам помочь.
– О, конечно, служить под вашим началом большая честь!
– Как вы смеете!? – вспылил я.
– Сам иногда задаюсь этим вопросом, – пожал он плечами. – Может быть, научился от вас?
– Что вы имеете в виду?!
– Да то, что мне теперь наплевать на все, в том числе и на карьеру. – Он сунул руки в карманы. – Капитан Хигби из отдела кадров сказал, что на другую должность я вряд ли смогу рассчитывать.
Я закрыл глаза. Своими злоключениями Толливер обязан мне и только мне. На Надежде я разжаловал его в гардемарины только за то, что он вырвал у меня штурвал вертолета, чем спас нас от верной гибели. Вернувшись на Землю, я восстановил его в лейтенантском звании, но его послужной список был безнадежно испорчен. Я сломал Толливеру карьеру, мне и заботиться о нем.
– Хигби прав, – сказал я. – Если бы я не взял вас к себе…
– Значит, мне придется уйти в отставку? – перебил Толливер.
– Как хотите. Мистер Толливер, мне трудно быть к вам справедливым, слишком уж сильны во мне воспоминания о ваших издевательствах надо мной в Академии, но я вернул вам звание лейтенанта. Чего вы еще от меня хотите?
– А вы ничего и не можете мне дать, – огрызнулся он, отвернулся, но быстро смягчился. – Простите. Вы действительно не можете дать того, что мне нужно. Я бы хотел вернуться в прошлое и прожить его по-другому.
– Вы имеете в виду тот случай в вертолете?
– Его тоже. – Вдруг он криво усмехнулся. – Судьба крепко повязала нас. Совесть не позволяет вам окончательно загубить меня, поэтому под вашим началом я смогу остаться на плаву и продолжить службу.
– Я готов смотреть на вашу дерзость сквозь пальцы, но не забывайте, что я ваш командир и вы просто обязаны соблюдать в отношениях со мной офицерскую вежливость.
– А я и не забываю. Ни на минуту! – Его взгляд пронзал меня Насквозь. – Если я иногда и бываю… скажем так, несносен, то вовсе не потому, что забываю свой офицерский долг, а от обиды.
– Вы считаете, что это вас оправдывает?
– Если я вам слишком надоем, отправьте меня в отставку, – улыбнулся он, но в глазах его была боль. – Конечно, я вас не поблагодарю, но по крайней мере пойму вас.
Почему я никак не могу простить ему детских обид? Ведь с тех пор столько воды утекло, мы вместе прошли сквозь такие испытания!
– Я готов вас терпеть, – сказал я. – Вы не можете переделать себя, но важнее другое. Вы напоминаете мне о том, кто я есть на самом деле.
– Мне не нужна ваша жалость!
– Это не жалость, Эдгар. Это… это понимание.
Больше Толливер не возражал.
Воспоминания рассеялись, навалилась действительность – мой новый кабинет в Академии, нетерпеливое ожидание. Может быть, Керси, наконец, уехал? Я поднялся с кресла:
– Пойду посмотрю квартиру.
– Возможно, адмирал все еще там, – предупредил Толливер, глянув на часы.
– Ну и пусть. – Тем не менее, я сел обратно в кресло. – Напомните мне еще раз учебные планы.
– Во-первых, надо вернуть в Фарсайд прибывших на церемонию кадетов. Выпускники будут ожидать распределения здесь, в Девоне. Нескольких гардемаринов я, конечно, оставлю в Академии, нам ведь нужны помощники. Новобранцы пока будут…
– Я был кадетом, Толливер, – раздраженно перебил я.
– Извините. Первый поток новобранцев в количестве шестидесяти человек прибудет сюда через неделю. Потом будут прибывать следующие потоки. Интервал – пять дней.
– Что я должен делать, пока они все не соберутся здесь?
– Вы хотели сказать после того, как они соберутся, сэр? Возможно, отвечать на их вопросы, – пожал он плечами. – У новичков всегда масса вопросов.
Я улыбнулся. На кораблях новички порой задают такие дурацкие вопросы, какие бывалому офицеру никогда не придут в голову.
– Сколько у нас человек в данный момент?
– Не знаю, сэр. Те, кто из богатых семей, поедут на каникулы. Одну минуту, сейчас выясню. – Поскольку дисплея в кабинете не было, Толливеру пришлось наводить справки по телефону. Вскоре он доложил:
– У нас останутся тридцать два выпускника, которые не уедут на каникулы, плюс шестьдесят новобранцев, которые должны начать обучение в Лунной Академии. Туда же, в Фарсайд, нужно отправить около четырехсот кадетов, прибывших к нам в связи с вашим вступлением в должность. Я тихо выругался. Из-за какой-то никчемной церемонии гоняем туда-сюда сотни кадетов. Я встал:
– Пойду прогуляюсь. Увидимся в три.
– Да, сэр.
– Организуйте мне после ужина встречу с гардемаринами, которых мы оставим в Академии.
– Есть, сэр.
В коридоре я кивнул сержанту Киндерсу, вышел из административного здания и вскоре оказался у главных ворот. Странно было видеть на территории Академии родителей, чинно прогуливающихся со своими счастливыми детками в серой кадетской форме. Штатским позволялось входить в ворота один-единственный раз – когда кадеты превращались в гардемаринов. Скоро эти выпускники сменят серую униформу на синюю и будут носить ее с гордостью и выпендрежем, пока не допетрят, что они все еще салаги в глазах настоящих офицеров.
Большая часть экипажа на кораблях состоит из рядового и сержантского состава. Набрать такое количество людей непросто. Приходится заманивать их повышенными зарплатами, длинными отпусками и всевозможными льготами. Конечно, среди них попадаются субъекты невысоких моральных качеств, идущие на службу лишь ради денег. Офицерский состав – совсем другое дело. В Академии берут лучших из лучших. Здесь учитывается все: и школьные аттестаты, и результаты приемных экзаменов, и рекомендации, и собеседование. Далеко не всякий удостаивается чести стать кадетом.
Выпускники то и дело отдавали мне честь. Я рассеянно им отвечал, вышел наконец за ворота и обрел относительный покой.
Вместе со званием гардемарина наши выпускники получают статус совершеннолетних, а до этого находятся в такой же зависимости от своих офицеров, как дети от родителей. На корабле опекуном кадета является командир корабля, а в Академии все родительские права принадлежат ее начальнику, то есть мне. Я имею право наказывать своих кадетов так, как сочту нужным, в том числе и пороть их Таким образом, до получения первого офицерского чина кадеты совершенно бесправны и ждут звания гардемарина как манны небесной. Когда же они его, наконец, получают, эйфория постепенно улетучивается, начинается медленное карабканье вверх по служебной лестнице. Большинству удается дослужиться до лейтенанта, немногим – до капитана.
В полете при чрезвычайных обстоятельствах командир корабля имеет право взять в кадеты годного к службе подростка из числа пассажиров (к дальним планетам штатских перевозят военные корабли). Мне приходилось пользоваться этим правом, когда не хватало людей, но вообще такое случается довольно редко. Обычно кадетами становятся при поступлении в Академию. Здесь их обучают космической навигации, стрельбе, основам физики, радиоэлектроники и прочим необходимым в нашем деле предметам.
Первоначальное обучение кадеты проходят здесь, в Девоне. Потом их посылают в «настоящую» Академию в городке Фарсайде на обратной стороне Луны. Там начинается серьезная подготовка: управление кораблем, стыковка с орбитальной станцией, выходы в открытый космос. После этой практики большинство кадетов возвращается на Землю для завершающей подготовки.
С момента зачисления в Академию кадет обязан отслужить не менее пяти лет. Теоретически за все эти пять лет он может так и не удостоиться звания гардемарина, но практически почти все становятся офицерами через два, редко три года, а некоторые даже через один. Решение о присвоении гардемаринского звания принимает начальник Академии. Возможность досрочного выпуска заставляет кадетов стараться изо всех сил.
Я направился через плац к казармам и учебным корпусам. Они были окаймлены высокими дубами. Развесистые кроны давали приятную тень, спасавшую от летнего зноя. Из-за толстого ствола выглядывали чьи-то ноги. По серой униформе нетрудно было догадаться, что это кадет Я пошел мимо – пусть отдыхает. Заметив меня, он вскочил, замер по стойке «смирно», втянул живот.
– Джеренс? – изумился я.
– Так точно, сэр.
Джеренса Бранстэда, сына богатого плантатора Хармона Бранстэда с планеты Надежда, я зачислил в кадеты по его просьбе еще в полете на «Виктории», когда мы возвращались в Солнечную систему. Правда, вначале ему пришлось пройти через нелегкие испытания. Теперь он будет изучать офицерскую науку в Академии.
Я придирчиво осмотрел своего подопечного. Брюки пыльноваты, но хорошо отутюжены, ботинки начищены до блеска, прическа аккуратная. Какие разительные перемены! Какой контраст с неумытым, потным пацаном, балансирующим на грани наркомании, запертым мною в каюте с полной ампулой наркотика на три недели! Слава Богу, Джеренс преодолел соблазн, не прикоснулся к наркотику.
Я улыбнулся, но тут же нахмурился, вспомнив традицию: капитану не следует снисходить до разговоров с кадетом.
– Вольно, – скомандовал я.
– Есть, сэр! – радостно отчеканил Джеренс.
– Ты не едешь на каникулы?
– Никак нет, сэр! Я… – он запнулся, вспомнив, что в разговоре с капитаном кадет обязан лишь отвечать на вопросы и не навязываться со своей болтовней.
– Рассказывай, – разрешил я.
– Меня сразу направят в Фарсайд, – с гордостью сообщил он. – А пока мне некуда податься, поэтому я провожу время здесь – Он неуверенно улыбнулся.
Его родители – Хармон и Сара Бранстэды – остались на Надежде и даже не знают, жив ли их сыночек.
– Значит, на Земле у тебя родственников нет?
– Нет, сэр. На Надежду улетели еще мои прадеды и прабабки, там и остались все их потомки.
– Понятно Отдыхай. – Я пошел дальше, размышляя о судьбе Джеренса. Несладко ему тут придется, но он сам хотел этого, прямо-таки умолял меня принять его в кадеты. Я помог ему, но дальше в педагогических целях должен относиться к нему, как ко всем остальным кадетам.
Я вошел в здание казарм. Первый этаж, называвшийся Холлом Ельцина, оказался безлюдным. Второй этаж назывался Вальдес-Холлом, там я когда-то провел немало ночей. Как давно это было… Стоит ли ворошить прошлое? Нет… Впрочем, почему бы не взглянуть?
Я взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Дверь была приоткрыта – непорядок, сержантам это не понравится, если увидят. Из двери неслись веселые вопли, ржание и дикарский смех. Безобразие! Я решительно вошел. В метре от моей головы пронеслась подушка. Пунктом ее назначения оказалась девчонка, картинно стоявшая на койке в живописной позе. В последний момент она ловко пригнулась, и подушка пролетела мимо.
– Промазал! – радостно крикнула девчонка и тут заметила мою ошалевшую физиономию. – Ой! Боже… – В ужасе она спрыгнула на пол, вытянулась по стойке «смирно».
– Смирно! – взвизгнул звонкий мальчишеский голос, и все пятеро подростков испуганно замерли.
Оцепенев, я таращился на весь этот кавардак. В Вальдес-Холле, как и в остальных казармах, было два ряда коек у стен, всего тридцать штук. Днем они должны быть аккуратно заправлены, но сейчас здесь творилось нечто невообразимое: постели были всклокочены, на полу тут и там валялись подушки, на двух койках лежали дорожные сумки.
– Что происходит?! – загремел я. Все подавленно молчали. Я подошел к ближайшему кадету. Он был без кителя. Очевидно, его кителем было то, что я поначалу принял за тряпку, валявшуюся на полу. – Доложить!
– Докладывает кадет Рэйф Слэйтер, сэр! Мы… – Бедняга умолк. Чем он мог оправдаться?
– Кто из вас главный? – грозно спросил я.
– Наверно, я, сэр, – робко ответил худощавый дебошир с рыжими кудряшками.
– Наверно?! – свирепо передразнил я.
– Кадет… то есть… Гардемарин Антон Тайер, сэр, – представился он наконец, вспомнив устав.
Я удивленно вскинул бровь, рассматривая его серую кадетскую униформу.
– Меня только сегодня повысили, – смущенно объяснил он.
Сколько им нарядов влепить? По два? По четыре? С другой стороны… этих детей можно понять. Парнишка получил звание гардемарина сегодня, значит, позади традиционная «последняя ночь», во время которой он претерпел изощренные издевательства кадетов. Другие обитатели казармы уехали на каникулы. А оставшиеся? Должна же быть у них хоть какая-то радость в жизни. Слава Богу, я вовремя опомнился.
– Понятно. Продолжайте, – спокойно приказал я. У новоиспеченного гардемарина отвисла челюсть.
– Что, сэр? – Едва придя в себя, он ответил по уставу:
– Есть, сэр.
Я принял по возможности свирепый вид. Важно прошествовал к двери. Но как только закрыл ее за собой, расплылся в улыбке. Дети! Они настрадались от дисциплины во время учебы, сегодня можно дать им послабление. И вообще, за порядком должны следить сержанты, а начальнику Академии не подобает опускаться до таких мелочей.
Гардемарины расселись на стульях вокруг моего стола, а те, кому не хватило места, – устроились на диване. Семь мальчиков и четыре девочки. Я рассматривал их, и меня снедали сомнения – неужели они действительно способны служить гардемаринами? Мальчишки, похоже, ни разу в жизни не брились. Белый пушок, детские лица. В мое время гардемарины были как будто взрослее.
В мое время! Курам на смех! Мне всего двадцать пять, а я уже записал себя в старики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57