Голд перестал смеяться и, вытерев глаза, протянул для рукопожатия ладонь. Мэдисон яростно в нее вцепился.
– Вы брали пробы краски? – дружелюбно спросил он.
– Что?
– Я имею в виду краску, которой нарисованы кресты – в синагогах, Холокост-центре, в кафе Штейнер, на скале в Малхолланде. Мне нужны данные химического анализа.
– Это еще зачем?
– Чтобы удостовериться, что краска одна и та же и, следовательно, всюду действовал тот же самый человек.
– Это же видно невооруженным глазом!
– Верно, тон совпадает, но... – Мэдисон поднял палец, он упивался своей идеей, – но, быть может, мы выйдем на производителя, значит, на поставщика, следовательно, на убийцу. Думаю, стоит попробовать.
Голд кинул взгляд на Замору и пожал плечами.
– Вреда, во всяком случае, не вижу. Если вам так спокойнее, – что ж, Долли, действуйте. – Мэдисон вздрогнул, услышав свое прозвище, но через минуту замешательство прошло.
– Кроме того, я собираюсь снять отпечатки пальцев со всех дверей и стен в квартале Пико и кафе «Вест-Пик».
Голд, кивнув Заморе, встал из-за стола. Мэдисон, явно нервничая, затараторил.
– Я понимаю, в районе Малхолланда никаких отпечатков быть не могло, но...
Голд взял его за локоть.
– Долли, прежде чем вы этим займетесь, попрошу сделать кое-что для меня.
– Да?
– Во-первых, отдайте распоряжение о всеобщей тревоге по округу. Чтобы иметь возможность задерживать всех подозрительных типов – велосипедистов, фермеров, шоферов и так далее. Хорошо бы их правдами и неправдами припереть к стенке, зарегистрировать – словом, испугать как следует, а после этого объявить, что они могут идти на все четыре стороны, если располагают сведениями о нашем крестомазе. Далее, дуйте к террористам, выудите у них досье на всех правых радикалов Южной Калифорнии: ку-клукс-клан, «Смиренное братство», «Арийскую нацию» – и как там называется эта организация в округе Сан-Бернардино в Дезерт-Виста?
– Калифорнийский клан, – подал голос Замора. Они теперь быстро шли по коридору, Мэдисон изо всех сил старался поспеть за ними, на ходу яростно записывая что-то в маленький блокнот, который оказался у него в руках.
– Правильно, Калифорнийский клан и прочие группировки подобного рода. У террористов, скорее всего, эта информация занесена в компьютер. Не знаю, правда, насколько их данные современны, сейчас они, по-моему, больше интересуются либералами, – но все равно попытайтесь. Далее, поднимите уголовные дела в окружных судах Лос-Анджелеса – изнасилование, похищение людей, убийства. Посмотрите, встречаются ли одни и те же имена, – а они неизбежно всплывут, – допросите этих людей и попытайтесь вызнать у них о нашем подопечном; закиньте удочку, согласны ли они на сделку. Кроме того, прошерстите списки тех, кто за последние полгода покупал через магазин «магнум» 57-го калибра. Наш герой запросто может там оказаться.
Они были уже у лифта. Замора нажал кнопку.
– Далее, свяжитесь с начальниками тюрем Сан-Квентин и Чино. Сошлитесь на меня. Пусть выложат все, что знают, об «Арийском братстве» и прочих бандах; намекните, что кое-кто из их постояльцев мог бы избежать приговора, если благоразумно согласится снабдить нас нужной информацией.
– Неужели можно что-нибудь узнать, находясь за решеткой? – спросил Замора.
– Вполне. Зачастую там знают гораздо больше, чем на воле. Половина этих группировок зарождалась в тюрягах.
Двери лифта медленно открылись. Голд и Замора вошли в пустую кабину.
– Если это не сработает, составим список в алфавитном порядке, – продолжал Голд, – сорвется и здесь – пройдемся по телефонному справочнику. Кто-нибудь да заложит нашего красавчика.
Двери начали закрываться, но Мэдисон успел вклиниться между ними, и двери, дернувшись, разъехались снова.
– А как быть с прессой? – не отставал он.
– Возьмите это на себя, Долли. Скажите, что мы лезем из кожи вон, что преступник будет пойман в ближайшее время, – словом, лепите чернуху, нагоняйте туману – не мне вас учить.
Мэдисон, продолжая держать дверцы, оглянулся по сторонам и шепотом спросил:
– А куда вы собрались? Можно с вами?
– Имеем мы право поесть? Но нам никак нельзя идти вместе.
– Но почему?
– Кто же будет отвечать репортерам?!
– О, тогда конечно!
Голд легонько тронул Мэдисона, и тот дернулся, как от ожога. Дверцы почти закрылись, но он опять просунул руку, и они снова поехали назад.
– Долли! – прорычал Голд.
– Я все же возьму образцы краски на анализ. Никто не знает, как обернется дело.
– Вы-то уж точно не знаете, – заметил Голд, надавливая на кнопку «двери закрываются».
– А где вы собираетесь обедать? Может быть, мне придется связаться с вами.
– Мы вам позвоним. – Дверцы наконец сомкнулись.
Мэдисон продолжал еще что-то кричать вслед, его слова эхом отдавались в шахте.
– Не забудьте сообщить номер... – Голос наконец затих.
Голд с Заморой молча проехали несколько этажей, потом переглянулись и хором сказали:
– Естественно, черт его дери.

12.16 дня

Ферфакс-авеню дымилась – в прямом и переносном смысле. Над улицей висело зловонное марево, больше всего напоминавшее ядовитый банный пар. Не было ни намека на ветерок. Перед многочисленными магазинчиками – мясными лавочками, где торговали кошерным, кондитерскими – группками стояли старики и, яростно жестикулируя, что-то горячо обсуждали. Воздух был наэлектризован ощущением надвигающейся опасности, как бывает там, где ожидают стихийное бедствие – ураган, наводнение или лесной пожар. Жители высыпали на улицу, чтобы подбодрить друг друга. То там, то тут мелькали голубые рубашки и синие береты ребят из Еврейского вооруженного сопротивления. Один из них узнал Голда и помахал сжатым кулаком, когда они проходили мимо.
В «Деликатесной» Гершеля было прохладно и чисто. Она казалась благословенным приютом, особенно после изнуряющего уличного зноя. В застекленной витрине неподалеку от входа были выложены кондитерские изделия, соленое мясо, копченый язык, всевозможные сорта сыра, маринованная спаржа. Выпечка наполняла помещение густым сладким ароматом ржаной коврижки и настоящего пумперникеля, имбирных пряников, пирожков с луком. Из кухни вкусно пахло маслом, яичницей, подсушенным хлебом. Помещение – просторное, обжитое – было пропитано устоявшимся запахом хорошей еды. Панели над нишами были увешаны фотографиями знаменитых звезд шоу-бизнеса тридцатых, сороковых, пятидесятых годов. Эдди Кантор, Эл Джолсон, Бернс и Эллан, Пикфорд и Фэрбенкс, Арнатц и Болл – все они работали на телевидении или киностудиях, располагавшихся по соседству, в нескольких кварталах отсюда, в Голливуде, и были завсегдатаями этого круглосуточно открытого ресторанчика. С ним соседствовали увеличенные снимки рок-звезд шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых – портреты новых посетителей «Деликатесной».
– Джек, – окликнул Гершель Голда из-за стойки, вытирая руки полотенцем, – привет, как дела?
Они пожали друг другу руки непосредственно над индейкой, приготовленной на болонский манер.
– Я слушал радио. Когда ты наконец изловишь этого убийцу? Когда этот поц перестанет отравлять людям жизнь?
– Скоро, Гершель. Правда, скоро. Познакомься, мой новый помощник Шон Замора.
– Здравствуйте, мистер Гусман.
– Просто Гершель. Меня все так зовут. Джек, так это твой напарник! Такой юный! Слушай, сынок, делай все, как велит тебе Джек Голд, – точно останешься в живых. Он тебя многому научит. Только не бери у него уроков по части виски.
Они засмеялись.
– Я здесь подрабатывал еще ребенком, у Гершеля-большого, Гершеля-отца, – вспоминал Голд. – Я учился в школе напротив, а после уроков приходил сюда. Убирал со столов, мыл посуду. Двадцать пять центов в час.
– И ливерных обрезков, сколько мог стянуть.
– Ты и это помнишь?
– Еще бы! Мы же объедались ими вместе.
Мужчины снова рассмеялись.
– Что хотите покушать? Я сам приготовлю.
Трое помощников Гершеля быстро выполняли заказы, ибо народу по обеденному времени было полно.
– Два пастрами, исключительно постных...
– Непременно.
– ...на ржаной лепешке. Можно на большой.
– Все сделаем в лучшем виде.
– И хорошенько добавь горчицы.
– А как же без этого! Что будете пить?
– Два «Доктора Брауна» с содовой.
Делая сандвичи, Гершель приговаривал:
– Та убитая женщина, которая держала кафе на Пико. Я сам ее не знал, только слышал от посетителей. Хорошая была женщина. Она подкармливала начинающих адвокатов, вроде того как мой отец – безработных актеров. Ее все любили.
– Да, я знаю.
– Она была в лагерях. Но выжила.
– Это я тоже слышал.
– Ты правда надеешься быстро расправиться с этим типом?
– Так быстро, как только смогу, Гершель.
– Вот и я говорю, чем скорее, тем лучше. Может, его приговорят к электрическому стулу. Я сорок лет голосовал за демократов, даже сорок пять. Но довольно, сказал я себе. Республиканцы опять ввели электрический стул, и я с ними согласен. Око за око, вот мой закон. Будь это так, куда больше честных людей могли бы спокойно ходить по улице. На прошлой неделе зашла вполне приличная женщина – купить дюжину бубликов. Стоило ей выйти за дверь, как к ней подскочил какой-то цветной и сорвал с шеи золотую цепочку. Да еще хорошенько ее избил. В больнице пришлось наложить восемнадцать швов – здесь, за углом, ты помнишь. Нет, верните электрический стул, вот что я вам скажу. Пастрами готовы.
– Благодарствуй, Гершель. Сколько о нас? – Голд потянулся за бумажником.
– Мальчику – бесплатно. С тебя – вдвойне.
Снова все рассмеялись.
– Спасибо, Гершель.
Гершель помахал им.
– Бога ради, схватите этого подонка, который убил хорошую женщину. Электрический стул, только электрический стул, запомните это. – Следующий! – Гершель принимал уже другой заказ.
Голд с Заморой заняли столик в тихом уголке у стены. Какое-то время оба жевали, потом Голд произнес:
– Правда вкусно?
Замора кивнул с набитым ртом.
– Нью-йоркские евреи, – проговорил Голд, поглощая сандвич, – уезжают отсюда, твердя, что на Западном побережье не отведаешь настоящего пастрами. О, говорят они, хорошо покушать можно где угодно, только не здесь. Дерьмо они там, а не евреи. Я бывал в Нью-Йорке, когда служил во флоте, и точно говорю, это не евреи, а дерьмо. Лучшее в мире пастрами готовят именно здесь, у Гершеля! Ведь правда замечательно?
– Правда, правда, – согласился Замора.
Голд с удовольствием захрустел маринованной спаржей.
– Я бывал здесь раньше, – сказал Замора.
– Да?
– Мы иногда забегали сюда с ребятами из театральной студии. После импровизаций.
– Каких таких импровизаций?
– Ну, несколько актеров выходят на сцену, им задается ситуация...
– Что?
– Ситуация. Время, место действия, характеры. Это все надо сыграть.
– Сразу? Без подготовки?
Замора кивнул, не переставая жевать.
– Это скорее из области писательства, – заметил Голд. – Здесь литературы больше, чем театра.
– Нечто среднее. – Замора вытер губы салфеткой. – Но, пожалуй, это можно считать литературой, что меня и привлекает. Я написал пару сценариев вместе с приятелем. У него уже приняли несколько вещей. Один из сценариев, написанных в соавторстве, я показал Джо Уэмбо, – помнишь, бывший полицейский, который занялся литературой.
Голд покачал головой.
– Ну, не важно, но Уэмбо сценарий одобрил. Сказал, что у меня есть способности, что написано убедительно. – Замора глотнул виски. – Голд, надеюсь, ты не против, я завел специальный блокнот для этого.
– Для чего?
– Мне кажется, что дело, которым мы сейчас занимаемся, действительно важное. И когда мы его завершим, я напишу сценарий и попробую его куда-нибудь пристроить.
Голд озорно сверкнул глазами.
– Ну, Шон, ты просто выдающийся полицейский. А я встречался на своем веку с прелюбопытнейшими экземплярами.
Замора улыбнулся.
– Да и ты, честно говоря, ведешь себя весьма оригинально.
Теперь уже рассмеялся Голд.
– Может, Гунц был прав – мы впрямь друг друга стоим! Голд покончил с сандвичем и вытащил сигару. Замора, осушив стакан, откинулся на спинку стула.
– Джек, ты правда думаешь, что арест и допрос всех этих правых нас к чему-нибудь приведет?
Голд, прежде чем закурить, поковырял в зубах спичкой. Он пожал плечами.
– Это уведет нас куда дальше, чем Долли Мэдисон с его анализом краски. Дик Трейси хорош только для кино. – Он выразительно поглядел на Замору на слове «кино». – Я бы отдал все лабораторное дерьмо за пару крепких наручников или за хорошего осведомителя, за подслушанный телефонный разговор. Достаточно как следует шарахнуть одного сопляка об стену или врезать ему по яйцам – и он выдаст всех до единого, даже если сам не подозревает, что ему что-то известно.
– Думаешь, его кто-нибудь продаст?
– Если мы случайно зацепим того, кто знает убийцу.
– А если у этого подонка нет друзей?
– Ну, приятели найдутся у каждого. Даже у Гитлера, у Аятоллы Хомейни. Даже у Алана Гунца. – Голд отодвинул стул и поднялся. – Пошли. Надо поговорить с ярыми антисемитами. Может быть, удастся выйти на тех, кто ненавидит и мексиканцев, и в особенности тамошних выходцев из Ирландии.

5.07 вечера

Бобби рывком распахнул дверцу машины и, плюхнувшись на сиденье, с силой захлопнул ее.
– Бобби, – спросила Эстер, – что с тобой?
– Отстань, давай сначала уберемся куда подальше с этого чертова места.
– Бобби, Бога ради, скажи мне, что случилось. Это же твой первый день!
– Слушай, Эстер, или заведи этот драндулет, или пусти меня за руль. Ну!
Эстер нажала на педаль, и машина медленно тронулась от кафетерия «Пикадилли» на Гранд-авеню в центре Лос-Анджелеса. На дороге была дикая пробка, машина еле двигалась, и Бобби тихо закипал, но, когда машина в третий раз встала на красный свет, взорвался и с силой ударил кулаком в крышу.
– У, грязная тварь!
– Бобби, что произошло?
– А, эта сучка, миссис Вилланова, проела мне плешь, целый день зудела: подними это, убери то, унеси, принеси. Весь день. Гоняла, как последнюю скотину, помыкала, словно я падаль вонючая.
– Но, Бобби...
– А потом, когда я говорил по телефону, она подошла и облила меня дерьмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71