Джазмены любили эту мелодию и всегда включали ее в свой вечерний репертуар. Любила ее и Анжелика.
– Папа, потанцуй со мной. – Уэнди уже тянула его на площадку. – Дядя Чарли присмотрит за Джошуа, правда ведь, дядюшка?
– Да я готов тебе даже заплатить за это удовольствие!
Они были единственной парой на площадке. Уэнди прижалась к нему, положила голову ему на грудь. Голд заметил, что на них смотрит весь зал. Здесь были Уотерманы – семейство кузена Эвелин, Джейсоны из Ла-Джоллы, Джо Маршалл, (сын лучшей подруги матушки Эвелин) со своей женой – шиксой из Торонто. Голду даже показалось, что где-то мелькнул один из бывших мужей Кэрол, но он не был уверен в этом.
– Как я рада, что ты пришел, папочка. – Уэнди подняла к нему лицо. – Я очень тебе благодарна. Я ведь знаю, тебе это нелегко далось!
– А-а-а-а... – сказал Голд с таким видом, как будто это была для него пара пустяков.
– Папа, – мягко упрекнула она. – Ну, я ведь точно знаю, как трудно тебе здесь находиться.
Он обнял ее крепче.
– Я пришел повидаться с тобой, детка!
С полминуты они танцевали молча. Голд машинально отметил, что музыкант, играющий на басу, знал свое дело.
– Ты с матерью еще не говорил?
– Нет еще.
«Пока что я избежал этого удовольствия», – подумал он.
– А Питера не видел еще?
Голду показалось, что на долю секунды у него остановилось сердце.
– В храме только.
– Папа, он просто отличный мальчишка. – Она выдержала паузу. – Ты бы очень гордился им.
Голд промолчал.
– Он очень похож на тебя, правда, папа! – Подняв голову, она взглянула на него и заговорщически зашептала: – С того самого дня, когда мать принесла его из роддома, я стала видеть тебя во всем, что бы он ни делал! Он ложку держит, как ты, ест то же самое, что ты.
Ну, во всем сходство! И чем старше он становится, тем больше походит на тебя. Он вылитый ты, папочка!
– Ну угомонись, Пирожок! К чему об этом говорить – в эту дверь ломиться бесполезно.
– Знаю, знаю. – Она машинально погладила его по плечу. – А знаешь, он спрашивал у меня о тебе.
– Да-а?
– И не один раз. Однажды, когда он был совсем еще маленьким, я застала его врасплох – он разглядывал твое фото на комоде у меня в спальне. Начал меня расспрашивать, хотел знать о тебе все.
– Неужто? И что же ты ему сказала?
– Ну, что ты – мой отец, что вы с матерью были когда-то женаты. Все в таком духе. Но мне кажется, что он догадывается о большем.
Голд слегка отстранил ее от себя.
– Почему ты так думаешь?
– Знаешь, когда тетя Кэрол начинает говорить с матерью о тебе, он сразу затихает и старается не пропустить ни слова. По-моему, он знает, что Стэнли ему не отец.
– Кто ему сказал об этом, мать?
Уэнди тихо рассмеялась.
– О нет! Все, что ему сказала мать, было следующее: «Питер, когда ты родился, мы с отцом еще не были женаты. Не правда ли, я ужасна?»
Голд печально улыбнулся: «Нет, Эвелин, ты вовсе не была ужасна. Просто ты не была Анжеликой».
– Как бы там ни было, папа, я настояла на твоем приходе. Конечно, Стэнли прекрасный человек, он всегда был добр ко мне, и он обожает Питера, просто обожает его! Но все же ты его настоящий отец.
– Пирожок, настоящий отец – это человек, который тебя вырастил. Питера, как ты только что сказала, вырастил Стэнли, и надо отдать ему должное, у него это прекрасно получилось.
– Но, папа, неужели тебе не любопытно? Неужели ты не хотел бы...
– Абсолютно, солнце мое!
– Зачем же ты пришел сегодня?
Голд поцеловал ее светло-соломенные волосы, пахнущие шампунем.
– Я пришел проведать тебя, Уэнди. Это ты просила меня. Это ты звонила мне три раза, чтобы я не забыл. И я знал, что это значит так много для тебя, Уэнди. И ни для кого больше. И пожалуйста, никогда не забывай об этом.
Несколько танцующих пар присоединились к ним на площадке. Солли Саймон – брокер, в которого Эвелин была влюблена в университете, – протанцевал мимо со своей молодой женой.
– Привет, Джек! Рад тебя видеть. Я смотрел вчера вечерние новости. Хорошая работа! Надо бы перестрелять всех этих подонков. Уэнди, как там твой малыш?
Танцевали также Чартовы – они жили на той же улице, что и Эвелин с Голдом в ту пору, когда у них был домик в Калвер-Сйти. Они кивнули ему и понимающе улыбнулись. Чартовых Голд ненавидел.
Все больше парочек пробивалось на площадку, становилось тесно. Ансамбль плавно перешел к другой боссанове.
– Придешь завтра пообедать? Я цыпленка «энчалада кассероле» приготовлю – ты ведь его так любишь. «Шестьдесят минут» посмотришь, с малышом повозишься.
– Посмотрим, Пирожок.
– Ну, постарайся прийти, папочка! Хоуи говорил, что ему, наверное, придется пойти на встречу с клиентом, так что мы с Джошуа будет одни-одинешеньки.
Полицейский инстинкт Голда сработал автоматически – что-то было не так. Голд был в полном замешательстве: ему никогда не приходилось проверять этот инстинкт на своей семье. На Анжелике – да, но только не внутри семьи.
– У Хоуи деловая встреча в воскресенье? Что-то это не похоже на нашего мистера Джона Макэнроу Джон Патрик Макэнроу – американский теннисист, известный своей мощной профессиональной игрой, неоднократный чемпион Уимблдона и других чемпионатов.

, на нашего мистера Шесть Сетов По Воскресеньям! Кого же ему так приспичило видеть в воскресенье?
– Да я не знаю. Каких-то юристов, наверное. Он что-то говорил насчет встречи с какими-то юристами.
– По какому поводу?
– Что? – В глазах Уэнди мелькнула тень беспокойства.
– Встреча будет по какому поводу, зайка?
– Ой, папа, у меня нет ни малейшего понятия.
– А где, собственно говоря, Хоуи сейчас? Что-то я его нигде не видел.
– Он говорил, что после службы в шуле Шуль – синагога (идиш).

ему надо будет кое-куда позвонить. Он наверняка скоро придет сюда. Он так хотел тебя видеть!
– Да неужели?
– О да, сегодня утром он меня аж три раза спрашивал, придешь ли ты сюда. Он правда тебя любит, папочка.
«Ага!» – подумал Голд.
– А ты не знаешь, зачем это я ему нужен?
– Да мне кажется, никаких особенных дел у него к тебе нет. – Тут ей что-то пришло в голову, и она рассмеялась. – Может, он хочет научить тебя играть в теннис?
Голд выдавил из себя смешок, но глаза его были холодны.
– Как же все-таки замечательно, что ты пришел сегодня. – Уэнди прижалась к нему теснее. Они продолжали кружиться под музыку. По шумному, набитому публикой залу шныряли фотографы, пытаясь поймать «откровенные» кадры: стариков с молоденькими девочками, отцов с дочерьми, матерей с сыновьями. В противоположном конце зала официанты – под «охи» и «ахи» гостей – открыли длинную буфетную стойку. Фотографы поспешили запечатлеть нарезанную печень в формочках и маринованную сельдь. Все выстроились в очередь и принялись нагружать свои тарелки горами разных салатов, свежих фруктов, креветочных коктейлей, грудинками цыплят «тернияки» на деревянных шомполах, рисом и салатом из раков «ньюбург». Взмыленный шеф-повар нарезал толстыми, сочными ломтями первоклассное жаркое и сдабривал его соусом и хреном.
Ансамбль закончил свое попурри постепенным замедлением ритма и вычурно угасающим дуэтом барабана и саксофона-тенора. Несколько пар зааплодировали. Голд взял Уэнди под руку и повел к бару. Чарли Виганд приветствовал их широкой улыбкой.
– Сдается мне, что у нас тут стихийное бедствие, Уэн! – мощно пробасил он.
Уэнди забрала у Чарли мальчика и пощупала у него попку:
– Да, дядя Чарли, действительно бедствие, причем крупномасштабное.
– Не вызвать ли нам пожарных?
Уэнди рассмеялась этой избитой шутке Чарли, которую помнила с детства.
– Не стоит, дядя Чарли, я думаю, что сама справлюсь.
Закинув младенца на плечо, она отыскала взглядом коляску на другом конце зала – там лежала упаковка памперсов.
– Пап, я хотела бы танцевать с тобой еще дюжину танцев, и это как минимум. Но в эту минуту самый главный мужчина в моей жизни – Джошуа.
– Эй, а как же я? – жалобно проскулил Чарли. – Неужели со мной ни разочка не станцуешь?
– Как только вернусь. Как только вернусь! – Она пошла в обход танцующей толпы. – Пап, скажешь Хоуи, куда я пошла, ладно? – крикнула она, обернувшись.
– Девчонка у тебя замечательная! – сказал Чарли.
Голд кивнул.
– Да, Чарли. Хоть что-то в этой жизни у меня получилось на славу!
Чарли искоса взглянул на него, поставил свой стакан на стойку.
– Мне кажется, что Джошуа высказал правильную мысль. Надо бы мне кое-куда прогуляться. – Он указал на свой стакан. – Если кто-нибудь прикоснется к моему виски, арестуй его!
Когда Чарли ушел, Голд повернулся к толпе спиной и оперся локтями на стойку. Подошел бармен.
– Не желаете ли еще порцию, сэр?
– Конечно, почему бы и нет?
Бармен был высокий паре ль с широкой грудью и темной кожей. На голове у него произрастали целые джунгли распушенных кудрей. Нос был широкий, сломанный.
– Странно, на еврея ты что-то не похож.
Бармен осклабился, обнажив белоснежные зубы.
– Гаваец, что ли? – осведомился Голд.
– Самоанец. – Бармен протер свою короткую стойку.
– Из вас получаются хорошие футболисты.
Бармен скрестил руки на могучей груди.
– А из вас – хорошие юристы.
Голд отхлебнул виски.
– Прополощи рот мылом, сынок!
Бармен коротко хохотнул и уставился в некую точку чуть в стороне от правого плеча Голда. Обернувшись, Голд столкнулся взглядом со своей бывшей женой – та злорадно ухмылялась.
– Джек! Как замечательно с твоей стороны, что ты пришел. Мне очень приятно видеть тебя.
Внезапно Голд почувствовал себя мальчишкой, застигнутым за мастурбацией. Возникло паническое желание проверить, застегнута ли ширинка. Он вдруг осознал, что Эвелин – единственный человек на свете, которого он боится.
– Эвелин, ты прекрасно выглядишь!
Ох, не прекрасно! Напротив, есть в ней что-то от посмертной маски. Добрый доктор Марковиц слишком уж часто упражнял свое искусство на собственной супруге. Кожа у глаз и вокруг рта туго натянута. Щеки, загоревшие под щедрым солнцем Палм-Спрингс, блестят, как бока отглазурованного горшка. «Она вся – как сплошной шрам от ожога», – подумалось Голду. Когда он порвал с Эвелин (это было на следующий день после смерти Анжелики), она весила на тридцать фунтов больше нормы. После рождения Питера она села на ускоренную диету, сбросила эти тридцать фунтов, а заодно – еще пятнадцать сверх того. В результате кожа провисла, мышцы висели тряпками. Тогда она стала искать хорошего спеца по пластической хирургии. Так она познакомилась со Стэнли. И он перекроил ее заново – видимо, в ту женщину, которая была ему нужна. Разве все не желали ее такой, как она была, – и сейчас и всегда? Голд не мог этого наблюдать, но он знал, слышал: она перенесла имплантацию грудей, удаление жировой ткани на животе, «подтягивание» ягодиц. Теперь она ходячая реклама пластической хирургии – школы доктора Стэнли Марковица. Голд подумал – и далеко не впервые, – что оба мужа Эвелин обошлись с ней не очень-то хорошо.
– Спасибо, что пришел, Джек. – Глаза Эвелин светились гордостью.
«Бог ты мой, – ужаснулся про себя Голд. – Да если бы я встретил тебя на улице, то не узнал бы. И даже за живого человека не принял!»
– Давно мы не виделись, Эвелин.
– Слишком давно, Джек. Когда же это было? На свадьбе у Уэнди ты выскочил из синагоги, как только кончилась церемония. Я даже не успела поздороваться с тобой. Потом мы как-то разминулись на похоронах Дот – как грустно, что она умерла. А! Должно быть, мы виделись на похоронах дядюшки Макса.
«Похороны, сплошные похороны, – подумал Голд. Слишком много смертей легло между нами, Эв. Начиная со смерти Анжелики».
– Когда ж это было? – продолжала она. – Лет шесть назад. И как нам удалось избегать друг друга так долго? Да и зачем мы это делали?
На ней было простое белое платье из сырого шелка: Голд знал, что это было платье-оригинал. По его подсчету, оно обошлось ей в семьсот – восемьсот долларов. В отличие от Кэрол с ее нарочито показными бриллиантами, Эвелин носила ненавязчивое одинарное ожерелье с натуральными жемчужинами, которые были гораздо дороже бриллиантов. Когда она протянула Голду руку, он заметил у нее на среднем пальце перстень с громадной жемчужиной, напоминающей небольшое блестящее яйцо.
– Ты же знаешь, как это бывает, Эвелин. Время ускользает от нас.
– Не от всех, Джек, не от всех! – лукаво поправила Эвелин, делая маленький глоточек шампанского. Над хрустальным ободком стакана на него смотрели полные ненависти глаза. От ее лица веяло холодом. – Что до меня, я никогда не чувствовала себя такой молодой – по утрам меня прямо подбрасывает. А ты как?
Голд быстро отхлебнул виски. Очень кстати – виски еще понадобится. Он не мог оторвать взгляда от глаз Эвелин.
– Врать не буду, Эв: когда я встаю по утрам, каждый прожитый год висит на мне тяжким грузом. И даже непрожитый.
Эвелин улыбнулась. Это было ужасно: она похожа на раскрытый бумажник, на распоротое сиденье с кожаной обивкой! А кое-кто за это еще и платит?!
– Это тебя совесть мучит, – сказала Эвелин. – Слишком много грехов на душе у тебя. Ты и спишь-то небось плохо. Кошмары тебя посещают, а?
У Голда прошел мороз по коже – то ли потому, что Эвелин попала в точку, то ли потому, что она все еще корчилась в своей отвратительной улыбке. "Кто ты такая? – подумал Голд. – Ты – не Эвелин. Ты даже не человек, а какое то инопланетное существо. Что вы сделали с Эвелин?!"
– С минуту назад я видела, как ты танцуешь с Уэнди. Очень трогательное зрелище: отец и дитя. Кстати, ты знаком с моим сыном Питером? Вряд ли. Нет, вряд ли вы встречались.
Эвелин поставила пустой бокал на стойку и взяла новый. А ведь раньше она с трудом выпивала один бокал коктейля, да и то за обедом. Голд взглянул на зал: казалось, взгляды всех присутствующих нацелены на них с Эвелин.
– Так, значит, ты не знаком с Питером? С мальчиком, у которого сегодня бар мицва? – вновь спросила Эвелин.
– Нет, мы еще не встречались.
– А какой мальчик, Джек, какой мальчик! Таким сыном гордились бы любые родители.
Голд улыбнулся ей в ответ – так же холодно.
– Знаешь, он валедиктор Валедиктор – один из наиболее успевающих учеников в классе или студентов в группе, которому предоставляется право произносить прощальную речь в особо торжественных случаях (выпуск школы и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71