Зеркало лежало так, что отражения нельзя было видеть, да Жанна и понятия не имела, что делать с этим предметом, ведь ей в жизни не приходилось видеть ничего подобного.
– Что это? – спросила она.
– Венецианское зеркало, – ответил мужчина. Жанна не поняла ни слова и смутилась.
– Ты можешь взять его в руку, только не урони, а то накличешь семь лет несчастий.
В жизни никто так не говорил с ней. Проникновенный голос мужчины словно создан был для пения, а не для беседы. Совершенно очарованная им и всем, что ее окружало, она наконец осмелилась взять в руку зеркало. Потом она повернула его к себе.
Такого ужаса Жанна еще никогда не испытывала. Она едва сдержала крик. Ноги ее подкашивались. Она отвела глаза и глубоко вздохнула.
Перед ней предстало лицо, живое лицо в серебряном обрамлении. Лицо, которое настороженно ее разглядывало.
Жанна с опаской положила зеркало на место, страшась навлечь на себя семь лет несчастий или еще чего похуже.
Мужчина по-прежнему смотрел на нее. Он улыбался все шире.
Огромным усилием воли Жанна заставила себя еще раз взять зеркало. В ладони ее снова засверкал синий камень. Она подняла глаза. То же самое лицо, такое же перепуганное, как она сама.
Она вгляделась в изображение, заметила белокурую прядь волос и вдруг, словно в мистическом прозрении, поняла, кто перед ней.
Она! Я! Я, Жанна!
На этот раз она не смогла сдержать крика. Торговец усмехнулся.
– Оно очень чистой воды, не правда ли? – спросил он.
Жанна повернулась к мужчине. В его взоре она прочла… да нет, не разобрать было, что излучали эти глаза, созданные, чтобы разгонять ночную тьму. Чувства древние и глубокие. Нежность. Насмешка. Может быть, вспышка желания.
Жанна снова положила зеркало и перевела дух. Прекрасно понимая, в какое впала безумие, она решила, что больше не сможет жить без этой вещи.
– А… оно всегда отражает… то, что видит?
Торговец рассмеялся:
– Это серебряная амальгама. На целую жизнь хватит, да и дальше ему ничего не сделается. Такие умеют мастерить только венецианцы.
– Оно, должно быть, дорого стоит? – спросила Жанна.
– Как раз нынче утром я продал такое мэтру Борболану для его дочери за пятнадцать ливров.
Эта сумма повергла Жанну в замешательство. Мужчина конечно же понял это, ибо, должно быть, в мире не было для него тайн.
– Я что-то не видел мальчишек, которые интересуются зеркалами. А может, ты не простой мальчишка?
Жанна промолчала, опасаясь, что правда ухудшит ее положение. Ей захотелось немедленно убежать.
– Ты хочешь это зеркало?
Задыхаясь от ужаса, она едва выдавила:
– Я не могу заплатить таких денег.
– Но зеркало все-таки хочешь?
Смятение Жанны было почти так же велико, как в момент, когда она обнаружила мертвых родителей. Она дрожала, нет, сотрясалась от охватившего ее чувства. Даже бежать больше не было сил. Что, желание заполучить зеркало или сам разговор с этим человеком повергли ее в такое состояние?
– Ладно, приходи к вечеру на постоялый двор «Спутники святого Иакова». Спроси Исаака Пражанина. Там мы обговорим цену, которая тебя устроит.
Тут вошел какой-то богатый клиент, и чары отступили. Но не рассеялись.
Пробило два часа пополудни.
Жанна еще походила по ярмарке, потом присела в сторонке у края поля, отрезала себе хлеба и колбасы и стала есть, запивая трапезу остатками меда из фляги.
Она пыталась отогнать от себя мысли о зеркальце и Исааке Пражанине. Со вздохом пришлось признать: нет, ничего не выходит.
5
Человек с зеркалом
По мере того, как солнце клонилось к закату, волнение Жанны росло. От него сводило живот и туманило голову. Она бы не могла страдать больше, назначь ей встречу сам дьявол. А вдруг Исаак Пражанин и есть дьявол? А зеркальце – какое-то колдовское орудие? Но как же ей его хотелось! Еще раз увидеть себя, хоть бы один раз! А уж иметь его всегда при себе! Начал накрапывать дождь. Ярмарочная площадь опустела. Порывы ветра шевелили мусор, капустные листья и перья, прилипшие к лепешкам навоза. На небе выстроилась длинная череда темнеющих облаков, что обещало затяжное ненастье. Пора было искать укрытие.
Сразу с нескольких храмов звонили к вечерне. Донки опустил голову. Жанна подбежала к спешившему куда-то монаху и спросила, где найти постоялый двор «Спутники святого Иакова».
– В конце главной улицы!
Донки с радостью последовал за Жанной.
«Да какой же это постоялый двор?» – удивилась Жанна, добравшись до цели. Какое-то аббатство за высокой стеной да и только! Но разве бывала она на постоялых дворах? Жанна поспешила войти в ворота и обнаружила справа крытую коновязь, защищавшую от дождя лошадей, ослов и мулов. Она отвела Донки туда и подумала о навьюченных на него корзинах. Ее размышления прервал местный конюх, который, разгадав причину ее сомнений, заверил Жанну, что коновязь всегда под охраной, а ворота на ночь запираются. Ей это обойдется всего в один соль. Жанна дала ему монетку и торопливо пересекла двор.
Внутри царили тепло, свет, раздавался хохот. Очаг, который легко поглотил бы ствол дуба, сиял пламенем. Зал освещался множеством свечей, пристроенных в железных подсвечниках к стенам и подвешенных к балкам. Их яркое пламя трепетало от движения воздуха.
Не считая нескольких матрон, за длинными столами на козлах восседали одни мужчины. Жанна смутилась. Она никак не могла заставить себя хотя бы спросить слугу, где отыскать Исаака Пражанина.
Что за безумие было вообще приходить сюда!
И тут она заметила Исаака в проходе между столами.
– Я рад тебя снова видеть. Моя скамья там, в глубине, пойдем, сделай милость, – произнес он тем же певучим голосом, который днем очаровал Жанну.
Их проводили взглядами. Скамья располагалась в углублении, освещенном еще не догоревшим светом дня и двумя свечами, прикрепленными к стенам. Исаак пригласил Жанну сесть и предложил напиток из кувшина, из которого наливал себе. Жанна замерзла и с готовностью отхлебнула вина, отдававшего запахом орехов и ежевики.
Мужчина оглядел ее с тем же заинтересованным и любезным видом, что и днем:
– Ты первый раз в жизни на постоялом дворе?
Жанна непроизвольно улыбнулась и кивнула. От вина по телу ее разливалось тепло, в душу проникал покой и умиление. Она допила свой стакан. Исаак снова наполнил его.
– Мы будем ужинать, – сказал он, – уже время. Ты ведь хочешь есть?
Он говорил с ней мягко, но не так, как говорят с детьми. Это была почтительность взрослого, беседующего с равным. К этому Жанна совсем не привыкла. Он по-прежнему обращался к ней на «ты».
– Я хочу есть, – ответила Жанна с улыбкой.
– Как тебя зовут?
– Жанна.
– Ну вот, так мне и показалось.
– Что… тебе… показалось:
– Мальчишки не бывают такими чуткими и пугливыми, да к тому же не интересуются зеркалами. Что ты будешь есть?
Жанна не знала, что ответить. Ей еще никогда не приходилось есть в харчевне. Всего четыре дня назад она нашла трупы своих родителей, а ее братишка пропал. Она пустилась в путь наудачу и вот по прихоти судьбы встретилась на ярмарке с этим загадочным человеком. Она выпила полтора стакана вина и, после первого ощущения блаженной истомы, чувствовала себя совершенно растерянной. Жанна бросила на Исаака отчаянный взгляд.
Догадался ли он о ее смятении?
– Я заказал суп и каплуна. Разделишь мой ужин?
Жанна кивнула.
Ей подали суп в отдельной миске и положили ложку, а ведь до сих пор она всегда ела из одной миски с братом.
– Из каких ты краев?
– Из Бук-де-Шен.
– А где это?
– Недалеко от Ла-Кудрэ.
– А если понятней?
Жанна сдерживалась, чтобы не есть слишком быстро. Суп, в котором был лук, разваренный невесть в чем – ей чудился запах кервеля, – казался ей невероятно вкусным.
– В шести лье от Кана.
– Куда ты направляешься?
– В Париж.
Исаак поднял брови:
– Там у тебя родня?
– Нет.
Он положил на стол ложку с таким видом, будто она сказала совершеннейшую нелепость, потом достал из кармана плаща льняной платок и вытер губы.
– Ты решила покинуть Нормандию и отправиться в Париж, где у тебя никого нет?
Из глаз Жанны хлынули слезы. Он подал ей свой надушенный платок. Жанна приложила его к глазам. Исаак улыбнулся:
– Что у тебя случилось?
– Моих родителей зарезали.
Исаак подался вперед и посмотрел на Жанну так, что ей стало боязно:
– Когда?
– Пять дней назад.
Мужчина склонился над ней, и Жанне стало еще страшнее. То, что он сделал затем, повергло ее в смятение. Исаак взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
– Англичане… – пробормотала Жанна. – Почему? Мой отец сам был англичанином.
Исаак быстро объяснил ей, что значит для всех битва при Форминьи и откуда взялись эти разбойничьи шайки. Ее поразило, как много он знает. Исаак улыбнулся.
Трактирщик принес каплуна, нож и вилку.
Не отойдя еще от поцелуя Исаака, Жанна в восторге смотрела на каплуна. Ни разу еще не доводилось ей видеть такой упитанной, так хорошо зажаренной птицы, из которой сочился пахнущий розмарином и шалфеем жир. Жанна вытаращила глаза.
Исаак воткнул вилку в птицу и стал резать ее на куски. В миску Жанны он положил кусок бедра, а потом взял мяса себе. Трактирщик с восхищением наблюдал за ловкостью Исаака. Тот заказал ему еще кувшин вина.
Жанна была очарована.
Исаак подал ей нож, чтобы отрезать нижнюю часть ножки, долил вина и подал пример: впился зубами в мясо.
Жанна принялась за свою порцию.
– Я бы оставила половину на завтра, – сказала она. Исаак рассмеялся.
– Ешь сейчас, пока не забрали, – сказал он. Она принялась за третий стакан вина. Боже, до чего вкусно!
В качестве освежающей закуски трактирщик подал им сливы в масле и уксусе.
– Отчего ты так добр ко мне? – спросила Жанна Исаака.
– Ты думаешь, для этого нужна причина? Этим вопросом она никогда не задавалась!
– А может быть, я вовсе и не добр, – сказал Исаак. – Как знать, не потому ли ты здесь, что просто мне нравишься?
Жанна удивилась и даже перестала жевать.
– А я ведь нравлюсь тебе? – спросил Исаак.
– Да. Твои глаза. Твой голос. Твоя доброта.
– Ты хочешь сказать, что мое удовольствие доставляет тебе удовольствие? – сказал он, смеясь.
Не понимая толком, в чем дело, Жанна тоже расхохоталась.
Она доела мясо и посмотрела на две косточки в своей миске.
– Что это значит – «Пражанин»?
– Что я из Праги.
– Это такой город?
– Далеко отсюда. Очень далеко. В Богемии.
– Он красивый?
– Очень красивый.
– Такой же, как Париж?
Он рассмеялся:
– Да, такой же красивый.
– Там тоже есть король?
– Да. Фридрих Третий.
– У тебя нет никакого другого имени? Только Исаак?
– Нет, отчего же. Есть. Штерн.
– Штерн, – повторила за ним Жанна.
– По-немецки это значит «звезда».
– Ты немец?
– Нет, – ответил мужчина, по-прежнему смеясь. – Я из Богемии. Я еврей.
Про евреев она слыхала однажды от отца Годфруа. В незапамятные времена евреи распяли Иисуса. Но в самом Ла-Кудрэ евреев никто никогда не видел. Для отца Годфруа евреи были худшими из рода человеческого, а вот Жанне вовсе не показалось, что Исаак достоин лишь ненависти. Совсем наоборот. Она вздохнула. Тяжело, когда приходится все время в чем-то разбираться. Больно уж много всего на свете надо узнать и понять. Жанна откинула голову. Она захмелела, и ей было хорошо.
– Где ты собралась провести ночь?
– Не знаю. В конюшне.
– У меня есть флигелек. Там потеплее, чем в дырявой конюшне.
Точь-в-точь как днем, Жанна почувствовала волнение. Но ведь флигелек и вправду лучше конюшни…
Исаак расплатился. Жанна наблюдала, как серебряные монетки ложатся на деревянную столешницу. Потом они встали и прошли сквозь толпу гуляк, которые с каждой минутой гомонили все громче. Двор все так же поливал дождь и продувал ветер. Сделав пару шагов, они оказались в том помещении, что Исаак называл «флигельком». На деле это была просторная комната. В очаге пылал огонь. На сундуке Жанна увидела зеркальце. Она не решалась даже смотреть на него. Ее сердце могло не выдержать. Жанна едва стояла на ногах от усталости и хмеля. Она поняла, что зеркало больше не имеет для нее значения. Оно свою роль сыграло. Оно открыло ей ее лицо. Жанна смотрела на тюфяк, мечтая лишь об одном – улечься.
– Ложись, – сказал ей Исаак. – Тебе надо поспать.
Вот уж верно. С самого… короче, за эти пять дней она спала всего одну ночь в сарае в Фалезе. Жанна сбросила башмаки и улеглась. Господи, тут в изголовье даже была подушка, а на тюфяке простыня! Спустя мгновение она уже спала.
Было еще темно, когда она проснулась от непонятного и не испытанного доселе чувства наслаждения во всем теле.
Правую грудь ласкали чьи-то губы. На левой лежала рука.
– О! – простонала она, выгибаясь.
Никогда в жизни она не ощущала ничего более сладостного. Груди ее напряглись. Она подставила их жадным губам. Загадочные губы коснулись левого соска и стали его сосать.
– О! – повторила она громче.
Что это, сон?
«Исаак!» – вдруг осенило ее, она протянула руку и нащупала голову с шелковистыми волосами. Рука скользнула по затылку. Ниже. У него теплая и гладкая кожа. Голое плечо.
Жанна села, стянула рубаху и сорочку, потом снова легла и отдалась удовольствию.
Оно все полнее овладевало ее телом.
– Исаак, – прошептала она.
Его рука гладила ее бедра, живот и руки, потом спустилась ниже, скользнула по правой ягодице.
Жанна притянула его тело к себе, прижала и заключила в объятья. Она обнимала его с такой страстью, какой и не подозревала в себе. Она сжала руками его голову, и он, не ожидавший такого бурного порыва, обнял ее еще крепче.
– Что это? – спросила она, удивленная тем, что неведомая часть тела Исаака уперлась ей в живот.
– Это всего лишь я, – усмехнулся Исаак.
Ей уже приходилось видеть эту часть тела мужчины, когда братик ее, Дени, умывался, спал голым подле нее. Между тем ей бы и в голову не пришло, что она может быть такой большой. Она потрогала член Исаака, погладила его. Вдруг Исаак опустился ниже, стянул с Жанны штаны и стал целовать низ ее живота.
– О! – простонала она, задыхаясь и выгибаясь еще сильнее.
Исаак ласкал Жанну языком и руками, словно пробуя ее на вкус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39