— в сердцах плюнула на пол Анна Сергеевна.— Лучше поищите, нет ли здесь какой-либо дверцы, — попросил Каширский. Анна Сергеевна стала водить светильником вдоль стен, пока не заметила прямо в потолке небольшой четырехугольный люк. Так как и потолок здесь был совсем низкий, чуть выше человеческого роста, то Анна Сергеевна попыталась подтолкнуть люк, и тот, к ее немалому удивлению, легко поддался.— Подсадите меня, — велела госпожа Глухарева. Каширский исполнил ее просьбу, но при этом пытался заглянуть в люк, за которым исчезла его компаньонка — он не сомневался, что Анна Сергеевна непременно попытается часть казны утаить. Не прошло и минуты, как в люке появилась ножка госпожи Глухаревой в черном чулке, а затем Каширский принял и всю Анну Сергеевну. При этом он незаметно ощупал ее платье — не спрятано ли там что-то.Вид у Анны Сергеевны был довольный:— Поздравляю — на сей раз вы поработали не впустую.— Неужели казна?! — вскричал Каширский. И даже в столь счастливый миг не удержался от колкого замечания: — А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои сверхнаучные методы…— Какая, к дьяволу, казна! — прошипела Глухарева. — Там выход на поверхность.— В каком смысле?— Заброшенный сарайчик на краю поля. Снаружи люк незаметен, так как прикрыт сгнившим сеном.— А где же казна? — разочарованно протянул Каширский.— Да хрен с ней, с казной! — выкрикнула Анна Сергеевна. — Главное, теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело.— Какое еще дело? — пожал плечами Каширский.— А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто она такая! — раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже расширяющемуся проходу. Каширский брел следом.— В каком смысле убрать? — пролепетал он, уже чуя, куда клонит его наперсница.— В каком смысле? — желчно переспросила Анна Сергеевна. — Убить. Зарезать. Ножиком пырнуть.— Боюсь, я не смогу быть вам полезен, — осторожно заметил доктор. -Ведь хирургия — не мой профиль. Вот если бы дать установочку…— От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, — процедила Анна Сергеевна. — Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере!За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом:— А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей чувствительной ауры!Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг. x x x «Поэтический марафон» в корчме продолжался уже почти сутки. Все это время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами.Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно бодрыми, в отличие от хозяина корчмы — он все время должен был находиться в зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж много — сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не свалиться с ног раньше времени.— Ну вот опять бед себе накликал, — привычно жалился леший в коротких передышках своему приятелю водяному. — Мало того что рыцари какие-то не те, так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться…— Да не тревожься ты, — утешал его водяной, прихлебывая водицу из кувшина. — Все, что ни случается — все к лучшему!Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение:— Я слыхала тебя в полуночной тиши — Ты играл на пастушьей свирели,И тебя возлюбила всей силой души,А казалось, что жизнь разошлась на грошиИ давно уж огни догорели…Тут в дверях раздался робкий стук.— Толкайте сильнее! — крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: -Кого еще там черт принес?Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной господин Грендель.— О, кто к нам пожаловал! — с наигранной учтивостью произнес доблестный Флориан. — Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье насладиться вашими новыми творениями?— Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, — столь же учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток.— Печатка Беовульфа, — с видимым неудовольствием отметил доблестный Флориан, вскрывая послание. — Почерк как будто господина Зигфрида, но подпись собственная Его Величества.— Что там? — нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться.— Настал решающий час, — негромко и безо всякого пафоса произнес Флориан. — Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это великая честь.— Когда? — повскакали из-за стола славные рыцари.— Тотчас, — ответил Флориан, еще раз глянув в послание. — То, что нам предстоит, Его Величество именует как «разведка боем». Мы должны появиться вблизи королевского замка и вызвать на себя первый удар. И таким образом добыть для Его Величества Александра сведения о том, какими силами располагает Виктор.— Я могу провести вас кратчайшим путем, — вызвался Грендель.— Ну вот и замечательно, — кивнул Флориан. — Кстати и сообщите Его Величеству, если мы все поляжем в неравном бою за справедливое дело.Рыцари кинулись к себе в горницы за щитами и боевыми мечами, а леший за стойкой лишь горестно вздохнул. x x x Чудо-клубочек уверенно вел Ивана-царевича по болотам, и делал это весьма умело: хотя господину Покровскому и казалось порою, что клубок катится по очень уж изогнутой траектории, но всякий раз путник убеждался, что происходило это вовсе не из желания удлинить путь, а единственно чтобы сделать его по возможности удобным и безопасным.Уже начало смеркаться, и Иван-царевич стал подумывать о том, чтобы обосноваться на ночлег. Однако всякий раз, когда он примечал казалось бы удобное место, клубок принимался катиться быстрее, и Иван спешил следом, не решаясь поднять его с земли и положить к себе в котомку.Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности даже соорудить скромный шалашик.Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу -собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не клонило. Напротив — звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи, долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы — все это настраивало скорее на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки — «Все ярче дивных звезд сиянье…» — дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не могла не настраивать на творческий лад.Однако едва родилась вторая строчка — «… Все памятней очарованье…» — как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин — одну потолще, а другую потоньше — в сарафанах и цветастых платках.— Присаживайтесь, сударыни, — радушно пригласил их Иван-царевич. -Не угодно ли чайку с дороги отпить?— Благодарю, — низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь, уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака.— Золото, — проговорила она высоким скрежещущим голосом. — Сейчас буду грабить и убивать… — И, не обращая внимания на свою спутницу, дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более вдохновляясь: — Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете!— Не слушайте, это она шутит, — попыталась поправить положение первая путница, но ее подругу было уже не остановить:— Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу!— Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? — наконец-то дошло до Покровского.— Да! — взвизгнула сударыня. — Ежели кого сей же миг не пограблю, то гадом буду! — Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но тут же с диким верещанием швырнула ее оземь.— Что такое, Петрович? — вскочила полная дама. — В чем дело?!— Жжется, как огонь! — неблагим матом завопила разбойница. — Колдун проклятый!! — И она со всех ног побежала прочь, не разбирая дороги. Ее спутница грузно поднялась и потрусила следом, привычно сунув под сарафан чайную ложечку, хотя та была не золотая, а оловянная.— Эх, такой вечер испортили, — вздохнул Иван-царевич, снимая с огня вскипевший котелок. — Но что там со стрелами?Покровский с опаской потянулся к золотой стреле и дотронулся до нее кончиком пальца — стрела оказалась столь же прохладной, как и земля, куда ее уронила незадачливая грабительница. x x x Ужин в королевской трапезной прошел на редкость тихо и даже печально. Князь Длиннорукий и Петрович, обычно хоть как-то разнообразившие трапезу болтовней и пьяными выходками, на сей раз вообще отсутствовали. Даже Каширский не был по-всегдашнему велеречив, а Анна Сергеевна, если порой и отпускала злобные реплики в адрес всего и вся, то делала это скорее по привычке. Впрочем, и лекарь, и госпожа Глухарева, отужинав, вскоре под благовидными предлогами покинули залу.Виктор же все не решался встать из-за стола. Во время ужина он почти не притронулся к еде и угрюмо глядел в тарелку, изредка поднимая взор на княжну Марфу, сидевшую напротив него, на другом конце длинного стола. Княжна чувствовала себя не очень-то уютно в такой напряженной обстановке, но тоже не решалась покинуть трапезную. Слуги переминались с ноги на ногу, не зная, что им делать.В залу почти вбежал Теофил:— Ваше Высочество…— Да, Теофил, слушаю вас. — Виктор, кажется, был даже рад, что кто-то прервал тяжкое молчание.— Ваше Высочество… э-э-э… Вы позволите убирать со стола?— Да-да, убирайте, — поспешно ответил Виктор. — Могли бы и не спрашивать. Если, конечно, кня… графиня не желает продолжить трапезу.— Нет-нет, благодарю вас, — отказалась Марфа.Слуги, словно того и ждали, кинулись уносить со стола немногочисленную посуду, а Теофил наклонился к Виктору и что-то зашептал на ухо. Марфа заметила, как тот побледнел.— Вы уверены? — тихо спросил Виктор.— Многие видели, — столь же тихо ответил Теофил. — Какие будут указания?— Никаких.Оставшись вдвоем с Марфой, Виктор негромко произнес:— Графиня, мне нужно вам кое-что сказать.— Что? — не расслышала княжна. — Ваше Высочество, вы не позволите мне пересесть поближе?— Да зачем, я сам, — с этими словами Виктор поднялся из-за своего места и пересел на уголок стола рядом с Марфой. — Княжна, я должен с вами поговорить. Днем, на башне, нам помешали…— А вы не боитесь, что нас могут подслушать? — Марфа положила ладонь на руку Виктора.— Теперь это уже не имеет значения, — вздохнул Виктор. — Да и кому тут подслушивать — все разбежались. Знаете, что мне только что сказал Теофил? Что вблизи нашего замка видели вооруженных рыцарей от десяти до пятнадцати человек. И передвигались они совершенно открыто, как будто ожидая, что мы на них нападем!— Что за рыцари? — удивилась Марфа.— Наш конюшенный разглядел среди них Флориана и, кажется, Гренделя. Скорее всего, их послал мой дядя, чтобы разузнать, как тут и что. — Виктор немного помолчал. — А ведь они могли сами, сходу, не дожидаясь подкрепления, захватить замок!— Почему же они этого не сделали?— Почему? Да только потому что не знали, что здесь никого нет. Гвардия давно разбежалась, наемники разбежались, даже этого князя Длиннорукого с его полоумным Петровичем, и тех не видать! Но уже завтра рыцари будут здесь, вне всяких сомнений.— И об этом вы хотели со мною поговорить? — несколько удивилась Марфа.— Да нет, о другом. — Виктор надолго замолк, будто раздумывая, говорить ли. А вернее, сам того не осознавая, он тянул время, боясь остаться наедине со своими горькими думами.В залу вернулся Теофил:— Ваше Высочество, будут ли еще какие приказания?— Нет, Теофил, — устало проговорил Виктор. — Благодарю вас за безупречную службу. Идите спать, а утром разбудите меня пораньше.— Будет исполнено. — Теофил поклонился и вышел из залы.— Ваше Высочество, кажется, вы хотели мне что-то сказать? — напомнила княжна.— — Да… Возможно, мы с вами уже никогда больше не увидимся. У вас вся жизнь впереди, а меня ждет либо темница, либо плаха.— Ну зачем же так мрачно, — сочувственно покачала головой Марфа, однако Виктор перебил:— Погодите, Марфа Ярославна, дайте договорить. Мы с вами больше не увидимся, и я хочу, чтобы вы знали… Не нужно меня жалеть — я пропащий человек. Даже много хуже, чем про меня говорят рыцари у Беовульфа. — И, заметив, что Марфа снова хочет возразить, продолжал еще настойчивее: — Да, да, это так. И если я могу еще хоть как-то оправдать себя в захвате власти, то в моем отношении к вам, княжна, мне не может быть никакого прощения.— О чем вы, Ваше Высочество? — удивилась Марфа.— Когда вы появились в замке, я сразу стал просчитывать на несколько ходов, как при игре в тавлеи. Я подумал, что сама судьба послала вас ко мне, дабы помочь в осуществлении моих дерзких намерений.— Каким образом? — еще больше изумилась княжна.— В Белой Пуще после смерти князя Григория идет свара за власть. Более того, Альберт и его упыри подыскивают послушного боярина из древнего рода, чтобы посадить на княжеский престол и править от его имени. И я надеялся убедить их, что вы, Марфа Ярославна, подошли бы им лучше всего. Шутка ли сказать — единственная уцелевшая из Шушков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63