– Кома – замечательное место. Для тех, кто никак не может решить, жить ему или умереть, лучшего пространства не сыскать.
Этрих продолжал потягивать свой напиток.
– Все, кто впадает в кому, оказываются в кабаре, так, что ли?
– Нет, каждый волен выбрать местечко по своему вкусу – острова в океане, гамак на дворе, над которым тихим вечером роятся светлячки… Каждый попадает туда, где ему спокойно и уютно, где мысли обретают ясность.
Тут зал взорвался таким неистовым хохотом, что Этрих и Ривз невольно вздрогнули. Видимо, актер на сцене сказал что-то необыкновенно смешное. Этрих бросил в его сторону кислый взгляд:
– Тогда почему я очутился здесь, где выступает этот придурок Ричард Кросс?
– Не знаю, Винсент. Ты себя об этом спроси. Скажи, ты уже решил, что будешь делать?
– Нет.
– Подумай. Предпочитаешь снова умереть? – Тиллман крутил в длинных тонких пальцах ножку бокала.
– Я как-то не успел об этом подумать. – Этриха внезапно озарила догадка, и он пытливо взглянул на Ривза. – Ведь я наверняка снова в больнице. И поэтому ты здесь. Помню, в последнюю нашу встречу ты говорил, что они тебя никуда не выпускают. Значит, я умираю в нашей больнице, да?
– А где же еще находиться тем, кто впал в кому, Винсент?
К их столику подошла Коко и села на свободный стул. На ней было роскошное серебристое платье до пят, которое очень ей шло.
– С ума сойти, Коко, ты потрясающе выглядишь!
Она перегнулась через стол и поцеловала его в щеку:
– Спасибо. Мы с тобой видимся в последний раз, Винсент, и я решила принарядиться по такому случаю.
Зрители принялись энергично аплодировать, а Ричард Кросс, отвесив им глубокий поклон, вприпрыжку двинулся за кулисы. На ходу он помахивал обеими руками, поднятыми над головой. Под потолком вспыхнул свет, начался антракт. Зал тотчас же наполнился гулом голосов.
– У тебя, похоже, девять жизней, Коко.
– Так и было – в том измерении. Но сейчас мы в другом, и это наша последняя с тобой встреча. – Она схватила его за руки, крепко сжала пальцами ладони и тотчас же их выпустила.
После чего оба – Коко и Тиллман – уставились на него, словно рассчитывали, что он непременно скажет нечто важное. Но сказать ему было нечего. Он не собирался расставаться с этим чудесным сном. Ему нравилось выступать на сцене, он не сомневался, что, еще немного попрактиковавшись, станет великим комиком. Где-то в его сознании мелькали мысли об Изабелле и Энжи, но они были каким-то смутными, неотчетливыми. Словно воспоминания о чужих городах, которые ему когда-то довелось посетить.
Коко, раздосадованная его молчанием, решила идти напролом:
– А как же ваш Аумм, Винсент? Ты и о нем позабыл?
Тело его напряглось, в глазах сверкнули искры гнева. Он поднялся на ноги:
– Черт тебя возьми, Коко! Ты не имела права в это лезть! – К величайшему изумлению Ривза, Этрих встал и направился прочь от столика. Он даже не оглянулся.
Коко шлепнула себя ладонью по лбу:
– Проклятье!
Тиллман Ривз молчал. Коко от смущения избегала встречаться с ним взглядом.
– До чего же это было глупо с моей стороны, Тилл! Я повела себя как идиотка! – С этими словами она направилась вслед за Этрихом, который успел уже выйти из зала.
Ривз невозмутимо взял со стола бокал и, отпив из него, поставил на место.
Коко были известны все правила, и она только что нарушила одно из главных. Люди должны принимать решения добровольно. Их нельзя ни к чему принуждать – ни силой, ни хитростью. Иначе все может перемениться, ход вещей необратимо нарушится и результаты окажутся плачевными. Но ей необходимо было вытащить Винсента из этого глупого сна и вернуть его в жизнь, туда, где в нем так нуждались! Поэтому она позволила себе проникнуть в запретные сферы и отыскать там то, чем можно было бы воздействовать на него.
До этого лишь Винсент и Изабелла знали, что такое «Мой Аумм». Это был их секрет, о котором они никогда не говорили с посторонними. Обнаружив, что он совсем не желает вернуться к жизни, Коко проникла в его сознание. Без каких-либо колебаний она принялась отыскивать там то, что можно было бы ему продемонстрировать и сказать: «Вот ради чего тебе следует вернуться».
Однажды ночью, в самом начале их любви, когда Этрих и Изабелла уже знали, что не смогут жить друг без друга, они занимались любовью. И вдруг Изабелла начала плакать. Причиной ее слез была сила и неизмеримость чувства, которое она испытывала к своему новому любовнику. Это ее напугало.
Этрих растерялся. Он не знал, что делать. Она продолжала ласкать его, а слезы градом катились по ее щекам, заливая его грудь. Она плакала все горше, и движения ее становились все быстрее и неистовее. Он чувствовал, что это не слезы экстаза, но в то же время она рыдала и не от отчаяния. Он не понимал, что с ней творится. А она плакала взахлеб и дарила ему себя с такой безумной щедростью, что ему стало трудно себя контролировать.
Но вскоре ритм ее движений полностью захватил его, сознание отключилось, и он весь отдался чувству. Этрих потерял контроль над собой, чего с ним прежде не случалось ни разу. С него словно свалились невидимые путы, и он впервые ощутил себя свободным. Это было ни с чем не сравнимое чувство.
И вдруг до слуха его донесся голос Изабеллы – высокий, пронзительный. Она говорила быстро, сбивчиво, захлебываясь, и ее неразборчивые слова звучали словно из какой-то необозримой дали. Когда же экстаз ее достиг пика, она выкрикнула: «Мой Ааауууммм!» Ее оргазм все длился и длился, и она продолжала тянуть это «уммм» на одной ноте, и Этриху стало казаться, что это никогда не кончится.
А после, когда она, сладостно опустошенная, вернулась на землю, когда ее пальцы, сжимавшие его плечи, разжались, они посмотрели друг другу в глаза и прочитали там обещание всего, чем только могут одарить друг друга любящие мужчина и женщина. В этот миг оба испытывали неизведанную полноту жизни, потому что принадлежали друг другу без остатка. В чувстве, охватившем их обоих, было нечто мистическое, потустороннее. Они знали, что подобного им больше, может быть, и не доведется пережить.
Этрих, как только у него восстановилось дыхание, сказал, что несколько мгновений тому назад они подарили жизнь существу, которое принадлежит им безраздельно и в то же время от них не зависит. Оно обитает на земле, и жизнь его продлится до тех пор, пока живы они оба. Изабелла однажды читала стихи, в которых говорилось о чем-то подобном, но она об этом тогда промолчала – была слишком потрясена пережитым.
Он смущенно спросил, что означает «Мой Аумм». Изабелла взглянула на него с искренним недоумением, и тогда он пояснил, что имел в виду.
– Не знаю, откуда это взялось, Винсент. – Она провела влажной горячей ладонью по его щеке. – Может быть, это его так зовут – то существо, которому мы дали жизнь. Наверное, оно и есть мой Аумм. Наш Аумм.
С того самого момента эти слова стали для них священными. Изабелла никогда больше не повторяла их в минуты страсти. Они произносили их, только когда вспоминали ту ночь. Оба сошлись на том, что это был единственный мистический опыт, который им выпало пережить вдвоем.
Открыв дверь, Коко поморщилась. В нос ей ударили резкие, неприятные запахи – горячего асфальта и выхлопных газов. Винсент как-то сказал ей, что ему они очень нравятся. Здание находилось неподалеку от скоростной магистрали – до слуха Коко доносился монотонный гул автомобильных моторов. Дойдя до парковки, она стала оглядываться в поисках Этриха. Поскольку все происходило в его сне, окружающий мир жил по его правилам. В нескольких метрах от парковки двое длинноволосых мальчишек в форменных школьных пиджаках лупили взрослого Ричарда Кросса, который жалобно канючил:
– Я больше не буду! Клянусь, никогда здесь не появлюсь!
Но мальчишки его не слушали. Облокотившись на капот огненно-красного «ягуара», две старшеклассницы с сигаретами в руках наперебой пели хвалы крутому парню Винсенту Этриху. Коко подошла к ним, пробравшись между автомобилями, и спросила, не видали ли они его. Девчонки кивнули влево и продолжили свой разговор.
– А так он тебе делал? А вот так?
Коко подумала, что ведь и правда Винсент потрясающе целуется. И вообще он непревзойденный любовник. Он как-то признался ей, что по опыту знает – большинство женщин в постели оставляют, что называется, желать и при этом страшно себя переоценивают. Коко затруднилась бы сказать, хороша ли она в постели. Но одно она знала точно – ей там очень нравилось. В отличие от Винсента, ей было жаль расставаться с земной жизнью, ее многое к ней привязывало. В частности, секс.
Медленно бредя по парковке в том направлении, которое указали ей девушки, она принялась насвистывать мелодию из «Звуков музыки» Мюзикл Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстайна, экранизированный Робертом Уайзом в 1965 г. с Джулией Эндрюс и Кристофером Пламмером в главных ролях.

. Мюзиклы ей тоже очень нравились. Что же ей еще такого ему сказать, чтобы убедить вернуться в жизнь?
– Ничего.
Коко показалось, что это слово произнесла она сама, но вскоре обнаружилось, что она ошибалась. Прямо перед ней стоял ровный ряд автомобилей, и на капоте одного из них пристроился Бруно Манн собственной персоной. Нарушив инструкцию, полученную в парикмахерской, Король Парка вернулся в свой прежний вид и стал таким, каким его знал Этрих. Ему очень хотелось увидеть, какое у Винсента будет лицо, когда они встретятся и это ничтожество узнает, кем на самом деле является его коллега Бруно Манн.
– Привет, Коко.
Она застыла как вкопанная.
– Бруно, тебе здесь не место. Сомневаюсь, что Винсент хотел бы увидеть тебя в своем сне.
Он отвел руки назад и оперся ладонями о капот. И сладко потянулся.
– Верно. Но и тебе не следовало лезть в его мысли и выуживать оттуда всяких Ауммов. Так что у нас у обоих рыльце в пушку. Но я никому на тебя не донесу, если и ты обо мне станешь помалкивать. А еще, признайся, ведь ты потрясена тем, как я сюда попал? В кому незваному гостю проход закрыт.
– Зачем ты здесь? – Она быстро огляделась вокруг, проверяя, не прихватил ли он с собой еще кого-нибудь.
– Да с какой это стати я стал бы еще кого-то с собой тащить? Ведь у меня есть ты, малышка. – Последнюю фразу он пропел, хитро сощурясь.
Он читал ее мысли, что также было против правил, но она не могла этому помешать. А еще от него исходила сила, какой он прежде не обладал. И это ее пугало.
– Скажи, зачем ты здесь, Бруно?
Он широко осклабился:
– Хочу быть свидетелем последнего акта, полюбоваться результатами моих неусыпных трудов. Ты часом не слыхала, что меня назначили Королем Парка? Я теперь так силен, что могу делать все, что мне заблагорассудится. Круто, да? Но с Винсентом я и без этого справлюсь, ведь он намерен самоустраниться. Ты же сама слыхала, он сказал, что счастлив остаться здесь. Право, странное решение, после всего, что ему выпало.
Жил, умер, воскрес и получил в свое распоряжение такие возможности, о каких прежде и не мечтал. Но все это не имеет значения, раз он решил обитать здесь, чтобы кривляться перед публикой. Невероятно! Человеческие существа ведут себя просто непостижимо. Им не место в Мозаике!
– Он просто еще не разобрался в себе.
Бруно эти слова развеселили.
– О, еще как разобрался! – хихикнув, воскликнул он. – Брось его оправдывать, Коко. Лучше признай честно, что проиграла. Взгляни на это ничтожество беспристрастно – он же ведь ничему не научился. А теперь ему и вовсе плевать на всех. Он ни в грош не ставит собственную жизнь, свою девчонку, своего ребенка и не задумывается, как они станут обходиться без него, когда он отдаст концы. Его песенка спета, что бы он ни предпринял. Если он сейчас предпочтет умереть, то, разумеется, не сможет воспитать Энжи. Обрати внимание, если он предпочтет смерть. Но представим, что он решит вернуться в жизнь. Тогда ему срочно понадобится донорская кровь. Известно ли тебе, что у них с девчонкой одинаковая и довольно редкая группа крови? А больница у нас под контролем. Изабелла заявится туда и спросит, чем она может ему помочь. Наши врачи ответят ей, что ему необходимо переливание крови, иначе он не выживет. Кстати, это и в самом деле так. – Бруно оттолкнулся от капота ладонями и грациозно спрыгнул на землю. – И вот мы подходим к развязке. Она скажет, что у нее с Винсентом одна группа крови. Врачи помрачнеют и сообщат ей правду – донорство и беременность несовместимы. Это может серьезно повредить плоду… Но ведь она так любит своего Винсента, так жаждет его спасти, что пойдет на этот риск. Она сознательно поставит жизнь Энжи под угрозу ради своего любовника. А дальше произойдет следующее – отдав кровь мужчине, которого любит, она нанесет вред их необыкновенному ребенку. Он родится на вид здоровым, и с ним в общем-то все будет в порядке, только соображать он станет медленнее, чем мог бы. Вырастет таким тугодумом. Ему не под силу будет постичь то, чему папочка впоследствии захочет его научить… Так что все уже предопределено, независимо от решения Винсента. Ему остается выбрать только вид поражения, на которое он обречен. Блестящая комбинация, ты не находишь? Согласись, мало кто мог бы разыграть эту партию лучше.
– Откуда тебе знать, что Изабелла согласится дать кровь Винсенту, зная, как это опасно для ребенка? – спросила Коко. Она пыталась ухватиться за последнюю надежду, как за соломинку.
– Так ведь они по-настоящему любят друг друга, милая моя, а подлинная любовь – это не что иное, как Хаос. Потеря контроля, потеря способности к самозащите. Чем любовь сильней, тем больше в ней Хаоса. Это прописная истина и не такой уж большой секрет. Я столько времени голову ломал, придумывая, как их уничтожить, и тут вдруг меня осенило – надо отойти в сторонку. Пусть любовь сделает эту работу за меня. Я позволил себе отдохнуть. – Он подбоченился одной рукой, другую же вытянул и изогнул так, словно обнимал невидимую партнершу, и промурлыкал:

Когда других мы любим без оглядки,
Смерть затевает с нами игры в прятки!

Он медленно вальсировал вокруг автомобилей, останавливаясь, наклоняя свою воображаемую партнершу, подбрасывая ее в воздух и ловя вытянутыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42