- Значит, с нее тоже подписку взяли, - легко согласился Эдик. - Факт
тот, что после этого она вообще перестала лекарства пить. И пошла на
поправку. Через полгода ее вызвали в диспансер, снимок сделали. Чисто,
все зарубцевалось. А ты говоришь...
- Умница, молодец, - задумчиво похвалила ее Наташа. - Значит, поняла,
что природа сама справится с хворью или очень верила в это.
Наташа посмотрела на меня и тихо добавила:
- Или кто-то верой своей ей помог.
Я улыбнулся Наташе и смотрел на нее, хотя говорил в это время с Эди-
ком:
- В этой истории самое замечательное, Эдик, что если бы она хоть
что-то принимала бы в это время, ну, например, сок алоэ, то потом всем
доказывала бы, что спасло ее именно алоэ.
- Это верно, - Эдик тряхнул редеющими кудрями. - А что мы все время
про болячки свои, как старики, а? Слушай, Валерка, Круглов из соседней
палаты, чернявый такой, на таракана похож, во отмочил! Написал всем сво-
им, пардон, Наташа, дамам сердца поздравительные открытки с международ-
ным праздником Восьмое марта. И сдуру перепутал - все открытки домой
отправил, жене. Так что она теперь имеет полную картотеку любовниц свое-
го ненаглядного.
- Ой, что же теперь будет? - испугалась Наташа.
- Так ему и надо, кобелю, - махнул рукой Эдик. - Крути любовь пока
встречаешься, а разошлись, чего деньги на открытки тратить?
- Все равно нехорошо получилось, - пожалела Круглова Наташа.
- Он от расстройства даже храпеть перестал во сне, - с серьезной ми-
ной сказал Эдик. - Раньше его соседи по палате жаловались, что уснуть не
могут, настолько могучий храп у человека, а сейчас уснуть не могут, при-
выкли, ждут, когда захрапит.
- Ой, я сейчас вам про храп случай один расскажу, - оживилась Наташа.
- Гостила я как-то в Одессе у знакомых и решила в Москву через Киев вер-
нуться, так мне хотелось в Киевско-Печерской лавре побывать. Поезд вече-
ром уходит, утром приходит, очень удобно. В купе еще одна женщина ехала,
в годах уже, такая, знаете, дамистая: тюрбан, ожерелье, браслеты... И
очень она беспокоилась, что к нам в купе пьяные подсядут. Я спросила ее,
почему она так боится пьяных. Ну, что вы, говорит, они же лягут спать и
начнут храпеть, а я этого не выношу совершенно. И действительно, как по
заказу, за минуту до отхода поезда входят двое мужчин, наши соседи.
- Бухие в лоскуты? - усмехнулся Эдик.
- Нет, но под мухой и очень крепенько. Командировочные. Домой в Киев
возвращаются. Поставили сразу на стол недопитую бутылку горилки с пер-
цем, грамм сто в ней оставалось, и бутылку пива. Дама наша в панике ста-
ла бегать по вагону, хотела обменяться с кем-нибудь местами, но ничего у
нее не получалось. Одессит же из соседнего купе сказал ей, что он и без
вина храпит так, что все равно весь вагон не уснет. А тут проводник хо-
дит, деньги за постель собирает. И оказывается, что у командировочных
уже ни гроша за душой не осталось. Тогда им этот умный одессит из сосед-
него купе и советует, а вы продайте водку с пивом, может кто и купит за
два рубля. Командировочные стали ему же и торговать, но тот отказался и
сказал нашей даме, а знаете, мадам, вам имеет полный смысл купить этот
гастрономический набор, потому что его хозяева сейчас его опустошат и
вот уж тогда точно будут храпеть. Я бы, говорит, просил вас, мадам, при-
обрести набор не только ради вашего драгоценного сна, пусть все ваши сны
сбудутся, но и ради нас всех. Совершите общественно-благородный посту-
пок, это такая редкость и теперь, и что такое в конце концов два рубля,
разве это деньги, разве они вас спасут?
- И она купила? - затаил дыхание Эдик.
- Да. Но слушайте дальше. Все ничего пока стелились и укладывались.
Но один из командированных, то ли забылся, то ли хмель у него стал про-
ходить - в общем, вылил горилку в стакан и хотел ее выпить. Мадам в ужа-
се вырвала у него стакан и, сама того не ожидая залпом осушила его до
дна. Я не знаю, пила ли она когда-ибудь в своей жизни что-то покрепче
лимонада, но вид у нее был настолько задохнувшийся, что командировочный,
опасаясь за ее жизнь, срочно дал ей запить пивом. После этого она захме-
лела, легла на свою полку и захрапела.
- Бывает же, - расхохотались мы с Эдиком в один голос.
- Зато утром, - продолжала Наташа, - они друг на друга смотреть не
могли, у всех троих голова трещала с похмелья. А одессит из соседнего
купе жаловался, что не спал всю ночь из-за чьего-то храпа...
На обратном пути в санаторий Наташа вела нас с Эдиком под руки, время
от времени крепко сжимая мне локоть. К вечеру подморозило и на нас... и
на нас...
...злость зимы -
не сезон для влюбленных.
Мы идем.
Оседает на шапках иней,
как рисунок хрустальных ваз.
Далеко нам до драм заоконных
и на нас
смотрят звезды из черной сини
влажным золотом удивленных глаз..
День Восьмого марта мы провели с Наташей вместе, я загодя наломал в лесу
багульника, поставил розовые прутики в воду, и них вспыхнули нежными
звездочками цветы. Наташа радовалась, как ребенок. Она расцеловала меня,
восторженно прыгала вокруг, а у меня кружилась голова от весны, от счастья, от
любви к ней.

Глава тридцать девятая


--===Северный ветер с юга===--


Глава тридцать девятая
Незаметно пролетел март, свили гнезда первые птицы, уже весна вовсю осадила
сугробы в лесу. Для меня время летело незаметно еще и потому, что каждый день
был освещен радостью встречи с Наташей. Если бы не она, по-иному шел бы отсчет
часов на циферблате больничных часов. Как сказал неизвестный поэт из
подмосковного санатория
Звенигород, Звенигород, звени...
Как бабочки здесь умирают дни,
но время тянется -
хоть всем повеситься,
как будто здесь в году
тринадцать месяцев...
Я лежал на кровати с книжкой и краем глаза наблюдал за моим сопалатником
Лавровым. Что-то его мучило, не давало покоя. Он ходил по палате, невнятно
бормотал под свой длинный нос и искоса поглядывал на меня. Потом решительно
сел ко мне на кровать.
- Валерий, ты извини, мне надо поговорить с тобой.
Я отложил книгу:
- Слушаю тебя, Алеша.
Мы встретились глазами и я впервые увидел его глаза не в лукавом при-
щуре постоянной улыбки, а серьезными и задумчивыми. Они одухотворяли его
некрасивое лицо, стал незаметным, пропал куда-то длинный нос.
- Что-нибудь случилось?
- Я не умею говорить вообще, а на эту тему в частности и тем более.
Это мне не присуще - лезть в чужие дела и отношения, поэтому извини и
еще раз извини. Ты когда уезжаешь?
- К майским должен быть дома, через неделю максимум.
- А как же Наташа?
- А что Наташа? Она о чем-то с тобой говорила?
- Нет, что ты, это я сам. Я просто вижу вас как... как у вас... Ну,
как ты ей голову закружил... Опять что-то не то говорю! Пойми, что
нельзя так. Фу, черт, как непрятно.
- Что нельзя?
- Она - замужняя женщина, он к ней приезжал и если у тебя не сложи-
лись отношения с женой, то зачем трогать чужое счастье? Я понятно гово-
рю?
- Понятно, - сказал я.
Алексей еще что-то объяснял, уже более уверенно, приводя аргументы и
стоя доказательства своей правоты, а я смотрел на него и думал, что он,
наверное, и не подозревает, что и как у нас с Наташей, что каждая встре-
ча для нас - праздник, не карнавал с мишурой и серпантином, а истин-
ность, свет настоящего чувства. Только все это похоже на рассказ Алек-
сандра Грина, где счастливчик и красавец-капитан - прокаженный.
- Подожди, - остановил я его. - Начать мне придется издалека. Как бы
объяснить тебе это попонятнее?.. Знаешь, у госавтоинспекции есть такое
правило: "Трогаясь, убедись в безопасности!" Очень хорошее правило
по-моему.
- Причем здесь автоинспекция? - озадаченно посмотрел на меня Алексей.
- Не причем, согласен, а правило хорошее, потому что имеет много зна-
чений. Главное - это, конечно, то, что если ты начал движение вместе с
автомобилем, то убедись в безопасности, так? Но в формулировке для крат-
кости опустили слово "автомобиль", и правило стало звучать, как афоризм.
"Трогаясь, убедись в безопасности!" Не то... А что значит "трогаясь"?
Может быть "растрогался"? Например, разговорился с человеком, он тебя
разжалобил, растрогал, ты готов ему помочь , а оказывается, что он - не-
годяй, так что трогаясь, убедись в безопасности... Или понятие "тро-
нуться" можно толковать и как "сойти с ума", "сдвинуться", не так ли?
- Сдвинуться можно от твоего афоризма, философ.
- Это я тебе для примера, Алеша, и на будущее. Если уж ты пытаешься
разобраться в чужих отношениях, то прежде чем начать такой разговор,
поставь себя на место человека, которого ты осуждаешь. Я искренне расс-
кажу тебе все, Алеша, но прежде ответь на несколько моих вопросов.
Только прошу тебя, честно. Иначе разговор впустую.
- Хорошо, - с готовностью и даже с некоторым вызовом ответил Алексей.
- Сколько женщин было у тебя в жизни?
Алексей покраснел, потом мотнул головой:
- Одна.
- Это твоя жена?
- Да.
- А как ты думаешь, что сильнее любовь или предрассудок?
- Это вопрос типа: кто кого сборет слон льва или наоборот. Что ты на-
зываешь предрассудком?
- Что такое любовь - ты знаешь. Это твое чувство к жене. А если жен-
щина, которую ты любишь, жена другого? И не любит своего мужа? Ошибка в
браке - такое тоже бывает.
- Тогда любовь сильнее.
- Значит, в случае, вот как у нас с Наташей, мы имеем право считать,
что наши браки - предрассудок, что они существуют чисто формально, а на
самом деле их нет. При этом мы должны понимать, что право разорвать наши
браки дает нам только настоящее чувство, и если мы в чем-то обманываем-
ся, то за это нам воздастся сторицей. А вдруг ты уводишь чужую жену от
мужа только ради прихоти своей? Или поменяйся местами и представь себе,
что кто-то увел твою любимую. что бы ты сделал в этом случае?
Алексей побледнел, напрягся, даже зубы вперед не торчали, покрытые
побелевшими, твердо сжатыми губами:
- Убил бы...
- Кого? Его? И снова зажил бы с женой душа в душу? Или убил бы ее?
Какой смысл?
Алексей сник:
- Да, Валера, это, конечно, не выход. Но что же тогда делать?
- Жить, оставаться человеком, радоваться снежной поляне, грешить и
ходить в церковь, любить и верить в хороших людей, вот как ты. Я знаю,
что нам с Наташей будет нелегко, но раз мы нашли друг друга, то обяза-
тельно будем вместе.
- Значит, у вас все в порядке? - Алешкины передние зубы вновь засияли
под очень длинным, очень симпатичным носом.
- Конечно, Алеха. У нас все в порядке.

Глава сороковая


--===Северный ветер с юга===--


Глава сороковая
- У нас все в порядке? - Наташа заглянула мне в глаза. - Мы действительно
мрачные или только о чем-то задумались?
Она тронула кончиками пальцев уголки моих глаз и погладила щеку. Все
время улыбается, а сама бледна, веки припухшие и глаза так косметикой
разрисованы, словно вырезаны из лица.
Вот и автобус.
Наташа уткнулась лицом мне в плечо и гладит, гладит мою руку.
- Зайчик ты мой солнечный, счастье мое, жди моих писем, я постараюсь
приехать к тебе, у меня отгулов куча. Поправляйся и смотри у меня... -
прошептал я ей на ухо.
Наташа подняла голову и долго на меня смотрела, словно пытаясь запом-
нить. Напоследок сунула в руку конверт.
- Обещай, что прочтешь только в Москве.
"Валера, любимый мой, сотворили мы свое счастье, подарила судьба те-
бя, но ни ноты жалости, ни упрека в нашем расставании.
Пойми, что я тебе сейчас скажу. Я глубоко верю, что человека всегда
ожидает расплата. За что? Я - за свое, ты - за свое. Но я не хочу, чтобы
ты расплачивался еще и за меня. Я искренне убеждена, что жена тебя любит
и ты к ней обязательно вернешься.
Обо мне не думай, не беспокойся.
Спасибо тебе за синие солнышки твоих глаз, за нежность твоих рук, за
ласку твоего голоса.
Прощай.
Люблю. Наташа."
С тех пор прошло тридцать лет...
Тогда я дочитал письмо Наташи и стал смотреть в окно автобуса, кото-
рый вез меня через весеннюю Россию. Я думал о том, что зря Наташа, сол-
нечный зайчик, волнуется и так трагически оценивает ситуацию - мой раз-
вод с Тамарой дело решенное, Наташа тоже фактически свободна, надо будет
только все оформить и встать на учет в районе, сейчас строят быстро, да-
дут нам квартиру и мы будем вместе.
В Москву автобус прибыл утром первого мая. Столица принарядилась в
красный кумач флагов, разноцветных транспарантов, огромных панно. Звуча-
ла музыка. На улицах транспорта было мало, люди шли свободно, не торо-
пясь, добродушно уступая дорогу друг другу - не то, что в будни.
В подъезде, перед дверью я достал ключи, хотел открыть, потом переду-
мал и позвонил. С Тамарой мы почти не переписывались, я получил от нее
пару писем, в одном из которых она сообщила мне, что сделала аборт.
Тамара открыла дверь и стояла в передней заспанная, нечесаная и пыта-
лась застегнуть халатик на животе, который округло выпирал из-под ночной
сорочки.
- Что стоишь? Проходи, - сказала она и протянула руку.
Я растерянно подумал, что она хочет со мной поздороваться, но она по-
ложила мою ладонь на упругий холм живота. Кто-то сильно толкнулся изнут-
ри.
- Зарядку делает. У нас будет сын, Валерий. Твой сын...
Вот она расплата, предреченная Натальей. Рухнул небесный свод и по-
меркло солнце - так мне казалось в тот момент. Десятки отчаянных вопро-
сов вспыхивали в потрясенном сознании и ни на один из них не было желан-
ного ответа. Я стоял, окаменевший, в передней, смотрел на Тамару, и
спрашивал ее, и отвечал за нее.
- ...Как же так? Помнишь, как мы договорились перед отъездом, что ты
сделаешь операцию? Ты же сама тогда говорила, что не хочешь ребенка, тем
более от больного человека, тем более, что зачат он был во время пьяной
торопливой встречи?
- Но он уже есть... Что значат слова, если он уже есть? Он есть и я
люблю его, как свою руку, как свою частицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23