Человек протянул руку из своей
колыбели в космос.
Нас посеяли
по вселенной
и мудро, и весело,
разбросали
в пространстве
в Млечный Путь,
как костер.
Жизни связь
из целебной плесени
разлилась
в зелень трав,
в голубой простор.
Пролетели мгновением
тысячи лет -
время встать
из земной колыбели
и смести ускорением
тяготения груз.
Старт под рокот
и музыка дюз -
время в космосе
сесть на качели.
И шагать
по бездонному полю,
по спиралям галактик,
сея разум
гуманный и вольный,
строя мир
в астральной оснастке.
Пали звезды,
пылая пастью -
по-хозяйски,
как с пасеки,
собираю мзду.
Я Возничего
запрягаю властно
в узду.
Под кустами созвездий
я Рака ловлю -
расклешенную бездну
с перцем,
солью
и смаком
люблю.
Гончий Пес
гоняет Медведиц
в мою сеть.
Вся Вселенная,
как селение.
Мирная звездь.
А из дали туманной
первозданна,
как Ева,
улыбнулась мне
странно
звездоокая Дева.
Скинул конь
моих странствий
походное стремя.
Разорвалось
пространство.
И замерло
время.
Я сжигаем
желаньем
жарче
недр светил -
знойный праздник
слиянья
нашу жизнь
освятил.
Я Творец!
Мира здание
в бесконечности
мироздания.
Вечной жизни
запал
не иссякнет
и не иссяк -
и Вселенная на сносях!
И рожает рассветно
неизмеренного в парсеках
ЧЕЛОВЕКА.
Я стоял у окна диспансера и смотрел на желтые, оранжевые, красные, багровые,
фиолетовые цветы морозных узоров на стекле, освещенные зимним закатом.
Да здравствует! жизнь! черт побери!
В этом наверняка был уверен чудак, лихо катавшийся с отвесных горок
на одной единственной лыже, на которой горел масляной краской вписанный
лозунг: "Кайф плюс скорость!"
И увиделось море, голубое дыхание, бирюзовая чаша, и увиделась девуш-
ка, идущая по песчаному берегу... Одинокая...
Немая...

Глава двадцать пятая


--===Северный ветер с юга===--


Глава двадцать пятая
...Солнце в тот день было знойное, а море спокойное. По пустынному берегу шла
девушка. Остановилась. Скинула платье, босоножки, бросилась в воду. Поплыла
навстречу волнам, а прибой добрался до ее платья. Чья-то рука подняла его.
Стоит парень.
Помахал платьем девушке:
- Эй!
Она обернулась, поплыла к берегу.
Парень сел на гальку. Платье рядом. Зажмурился от солнца.
Когда открыл глаза, увидел, что она вернулась и схватила платье. Па-
рень тоже схватил, не отпускает:
- Э-э-э, нет... Я же спас его... Иначе утонуло бы... Не отдам... Как
тебя зовут?.. Ну, скажи что-нибудь... Кто ты такая?
Треск разорванного платья. Замерли оба. Он смотрит на нее.
- Кто ты?
Вспыхнуло название фильма: НЕМАЯ.
Она опустила голову и, волоча платье, ушла по берегу. Он бросился за
ней.
Море. Шум прибоя. Крики чаек. Две четкие тени на мокром песке.
- Я тебя не обидел?
Она пожала плечами.
- А как тебя зовут?
Она написала рукой на песке: МАРИНА. И посмотрела на него.
Он сказал: - Виктор.
И спросил осторожно: - А почему?
Она отвернулась. Потом быстро написала на песке: ВОЙНА.
Рев набегающей волны. Вздыбилось море. Стерло надпись.
Море, небо, солнце. Сквозь шум прибоя и крики чаек пробилась мелодия.
Поет бесшабашный голос. Улыбаясь, смотрят друг на друга Виктор и Марина.
Он встает и, дурачась, импровизирует пантомиму. Беззвучно смеется Мари-
на.
Стихла мелодия. Зазвучала другая - медленная, ласковая. Он подошел,
пригласил Марину на танец. Отрицательно покачивая головой, словно не ве-
ря, она приняла его приглашение.
Прекрасен их танец. Все ближе друг к другу лица. Ударила волна по
камням, вздыбилась и медленно осела. Покрыто слезами, как брызгами морс-
кой воды, лицо Марины. Она закрыла лицо руками и ушла в тень, под обрыв.
Подошел Виктор, стер ладонью слезы с лица Марины. Схватила чайка ры-
бу, подняла вверх к солнцу свою добычу.
Шум прибоя. Голова Марины на груди Виктора. Гулок его голос: "...и
сердце мое - твое... и руки мои - твои... и чувство мое - эхо твое...
твои..."
Не выдержала Марина, порывисто села, заткнула уши. Стало на мгновение
тихо, но сквозь крепко стиснутые руки пробился шум прибоя. Обняла, при-
жалась к Виктору Марина.
И музыка от тихой одиночной ноты нарастает постепенно до торжествен-
ного и чистого хорала. И тянутся друг к другу двое. И двое вместе.
Нарастает прибой. Вгрызаются волны в пустой берег.
Ждет Марина Виктора. Нет его. Простой мелодией возникает тема их тан-
ца. Встряхнула головой, как от наваждения, очнулась Марина, встала. Пош-
ла вдоль берега. Поднимается вверх по обрыву. Сверху увидела Виктора. Он
сидит среди камней один, сжался, обнял колени.
Марина отходит назад, пятится. Отвернулась, побежала. Искривлено
беззвучным криком лицо. Упала на камень. Рыдает, бьется.
...С неба на берег. Вдалеке бежит Виктор...
...С неба на берег. Ближе Виктор...
...С неба на берег. Виктор рядом... Наклонился над ней:
- Марина!
У нее свело губы. Сказала неожиданно, без звука:
- ЛЮБЛЮ...
И грохотом в скалах разнеслось: люблю, люблю...

Глава двадцать шестая


--===Северный ветер с юга===--


Глава двадцать шестая
- Садись, старый, хватит крутить, - позвал меня Егор Болотников. - Сейчас Ирка
придет. Егор да Ирка, сучок да дырка...
Я сел рядом с ним на скамейку:
- Ты чего, Егор, такой скучный?
- Надоело... - медленно отозвался Егор. - Вс°. И все. Даже ты, не
обижайся, старый... Вот я еще холостой был, заработал как-то кучку де-
нег. Такую...
Егор прищурился, пальцами прикидывая толщину пачки денег.
- Не... поменьше. Вот такую. И ладно, а тут Новый Год, как по заказу.
Эдакое рождество Дед Морозовое, снег белый, белый, аж синий, тихо так
падает и идти не к кому... Взял я по бутылочке шампанского и коньячка,
пирожных набрал, сел в электричку и поехал. Куда не знаю и знать не же-
лаю. Станция понравилась - вышел, по дороге - до деревни, иду в окна
заглядываю. Праздник, елки стоят,и в том доме тоже была. И иконы с лам-
падами в переднем углу. И она одна ходит. Красивая. Я взошел на крыльцо.
Постучал. До земли поклонился. Так и так, уж не знаю как, а судьба меня
прямо сюда привела, здравствуйте. Улыбнулась она светло, проходите, от-
вечает с уважением. К столу вышла, платок на плечи накинула, белый с
красными цветами по полю, сама вышивала, а цветы извиваются, ластятся,
будто кошка спину дугой гнет, когда ее гладишь. На столе и капустка ква-
шеная, и огурчики соленый, и грибочки маринованные, и сало розовое, и
картошечка рассыпчатая, все в мисках деревянных, расписных. Выпили мы,
отведали все по порядку и всю жизнь свою она мне рассказала... Про лю-
бовь свою девичью и про мужа-пьяницу, и про дочку, от простуды умершую.
Спать постелила вместе, прижалась ко мне горячая, но не тронул я ее...
- Егор терпел и нам велел, - улыбнулся я.
- Она поняла. На следующий день я в магазин пошел. В углу мужики тол-
кутся, рожи опухшие, руки дрожат, а на полках только шампанское и ликер
иностранный в маленьких бутылочках, в целлофан завернут. Я к мужикам:
-"Ну, чего?" -"Да ничего," - говорят, - "только здоровье поправить тре-
буется." -"Так, вон шампанское," - говорю, - "оно так очень ничего, а на
старые дрожжи тем более." -"Газировка," - один с презрением отвечает, -
"у меня в сенях бочка с квасом, от нее дух еще пошибчее будет." -
"А-а-а, была не была," - вдруг завелся другой, -"хрен с ней..." Деньги
достал, считал долго, потом тоном барина говорит небрежно продавщице:
-"Ну-ка, Клавдия, подай." Взял он ликер этот иностранный, бумажку целло-
фановую аккуратно сложил, в карман внутренний спрятал, детям, говорит,
откупорил, раскрутил и в горло вставил. Мужики стоят, слюну глотают, а
он оторвался, сморщился весь и говорит: -"Варенье!.." Купил я шампанско-
го, мужикам одну поставил, возвращаюсь, а она уже баньку истопила, с
бельем чистым ждет...
- Как же звали ее? - не выдержал я.
- А никак. Вон Ирка топает.
Я хотел встать.
- Сиди, - лениво прищурился Егор. - Идет ко мне, а смотрит на тебя.
- День добрый, Валерий, - Ирина присела на скамейку рядом с Егором. -
Какие новости, Егорка?
- Старые. Тяга в пространство, как у Хлебникова. Уйду я отсюда. Весну
чую, невмоготу мне.
- Валерий, а вы не знаете Губова, поэта? - Ирина порозовела до пунцо-
вости, но глаза свои черные, блестящие не отвела.
- Не слышал.
- Есть такой модернист, - пробурчал Егор. - Общество организовал.
СМОГ называется. Самое Молодое Общество Гениев. Губов, конечно, гений
номер раз. Желаете приобщиться?
- "Серый конь твоих глаз..." - начала читать Ирина.
- Он не пишет стихи, - перебил Ирину Егор, - вот ты пишешь, а он блю-
ет стихами.
- Мне ваши стихи тоже нравятся, - сказала мне Ирина и повернулась к
Егору. - Ну, что ты понимаешь в поэзии, чучело?
- Поэтов, как и художников, рассыпано по Руси... Не меряны те талан-
ты, позаброшены, жизнью задавлены. Ты пойди в любое заведение, где порт-
вейн за полтинник разливают, автопоилки в народе зовутся, там тебе за
стакан такие стихи прочитают - Губов твой от зависти лопнет.
Егор подбоченился:
- Меня из соседней комнаты звали носком сапога в изгиб стены, Но я
был занят! Из белой стали я выковывал герб страны...
Егор аж головой закрутил от восторга:
- Или вот, лирическое... Заповедный развал размагниченных ног...
- Белая горячка от портвейна, фу! - усмехнулась Ирина.
- А я не люблю модернистов, хотя сам от них недалеко ушел, - почесал
в бороде Егор, - но что-то в них есть. Помню на дне рождения у одного
был, комната пустая, только рояль, на нем таз с капустой и водки ведро.
Напились до северного сияния в глазах... На люстре качались... Утром
один на лешего похожий по комнате бегает, по щекам себя бьет, идиот,
кричит, посчитал - семнадцать человек дрыхло вповалку, а я газ открыть
не догадался, сразу бы семнадцать душ отмучились, когда мне теперь такая
возможность представится... Может, устроим праздничек с газом, а жена?..
Губова пригласим, старого, а?
- Егор, а правда, чем же ты займешься, когда уйдешь отсюда? - спросил
я.
- Есть одна идея, - он хитро улыбнулся. - Социальный заказ. Ты на
кладбище давно не был?.. Ну, и слава богу. Понимаешь, старый, не хотят
будущие покойнички лежать под каким-то фанерным обелиском или цветником
из мраморной крошки, хочется чего-то... Есть идея - сделать эдакое уни-
фицированное надгробие, но чтобы за душу брало... Раньше ангелов стави-
ли, кресты, теперь же звездочки, как на елках... Ты придумай, ты же го-
лова. А я делать буду. Фирму откроем, деньги потекут, поедем куда хочет-
ся, а? Или вот брелоки можно делать в виде черепа...
- Валерий, а вы не хотите напечатать свои стихи? - спросила Ирина.
- Где?
- Ну, это не совсем официально. Губов собирает желающих, печатает на
машинке, потом переплетает, дает другим читать. Вы дайте мне ваш теле-
фон, я позвоню.
Егор встал.
- Ты далеко? - спросил я.
- Выписываться.
Он, не обернувшись. ушел.
Я тоже хотел встать.
- Сиди, - удержала меня Ирина. - Это он от ревности. Пойду за бороду
его подергаю - он тогда сразу злиться перестает.

Глава двадцать седьмая


--===Северный ветер с юга===--


Глава двадцать седьмая
После обеда гуляющих во дворе диспансера было немного -заносило снегом деревья
и центральную клумбу, укрывало белым скамейки. Я сидел на одной из них с краю,
а на другом конце Костя Веселовский разговаривал с навестившей его женой. Снег
совсем забелил и без того седые виски и брови Кости и тем ярче пылал румянец
его лица, тем темнее синели его по-детски удивленные глаза. Жена в коричневом
пуховом платке, худая, черноглазая, негромко рассказывала:
- Петька совсем от рук отбился, безобразничает, не слушается, к тебе
рвется, да разве можно его сюда? Все грозится, вот папка вернется, он
всем вам покажет. А чего покажет? Зато Танюшка - выручалочка, вот моло-
дец, мамина дочка, уж исполнительная такая, и прилежная, и помощница -
не нарадуюсь. А тут на днях и смех и грех - ушла в школу, вдруг звонок,
стоит в дверях зареванная, мимо меня бегом в туалет, на ходу рейтузики
стягивает, плачет, заливается, ой, мамочка, я же совсем забыла, нам ве-
лели анализ сдать, иначе на урок не пустят, я же еще вчера спичечную ко-
робку приготовила и забыла. И бегом обратно. Смешная такая, рыбонька...
- Ты Петьку не тронь, скажи, папка вернется, всем покажет, и ему в
том числе, если баловаться будет. Анализами да уколами нас здесь тоже
замучили. Да, ты деньги по бюллетням получила?
- Ага, Костик.
- Ты вот что, дай мне рублей пять, надо мне.
- Это еще зачем?
- Мужики, что здесь давно лежат, хронические, говорят, что нам здесь
столько лекарств дают, что это даже вредно, поэтому время от времени на-
до водки стакан или два даже лучше, чтобы действие лекарств снять, поня-
ла?
- Господи, опомнись, Костик, ты что плетешь, глупость какая, зачем же
тогда лечиться?
- Во, ей сразу глупость, дураком тут же сделала.
- Да и нет у меня денег, все на Петьку с Танюшкой трачу.
- Ну дай хотя бы три, черт с тобой.
- И трех не дам, и рубля не дам. Может, и не жалко, только на водку
ты их у меня не получишь, не надейся.
- Что же это, я на свои деньги и прав не имею? - Константин повысил
голос.
- Так ведь у тебя семья, Костик, подумай. Чего тебе здесь не хватает?
И кормят, и одевают, если чего надо, так я принесу. Ты же пьяный дурной,
дерешься, не дай бог, выгонят, а куда ж ты домой придешь заразный к Та-
нюшке да Петьке? Учти, к детям я тебя не допущу.
- Выходит, стал не нужен я тебе? И к детям не подойди? - чувствова-
лось, что Константин взъярился.
Проходящие мимо Надя и Екатерина Павловна, с которыми я встречал Но-
вый год, невольно замедлили шаг, прислушиваясь к разговору.
- Не боись, Константин, один не останешься, слава богу, чахоткой не
только мужики болеют, есть и женщины с понятием, не то что некоторые, -
Надежда стрельнула глазенками на жену Константина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23