Я, например, тоже не смог бы работать в «Космополитене». Не мой профиль. Но я и полслова плохого никогда не сказал о твоих материалах. О том, как они сделаны. Не сказал?
— Не сказал.
— Вот видишь, не сказал. Почему же ты называешь меня хамом? Ну, ладно, я не всегда бываю деликатным. Трудное детство, знаешь ли, изъяны воспитания. Текучка опять же. Но почему — хам? И зачем об этом говорить посторонним? Это все равно что разглашать редакционную тайну.
— Никому я об этом не говорила. А то, что ты хам, в редакции без меня все знают. Так что никакой тайны я не разгласила.
— Разгласила. Между делом. Вспомни. Однажды к тебе подкатился галантный молодой человек из Тюмени. Пригласил в ресторан. В «Прагу»?
— В «Царскую охоту».
— О! Расспрашивал о «Курьере». Было?
— Ну, было. Но ни о чем он меня специально не расспрашивал. Обычный треп. Кто с кем, что да как. Сам знаешь, ребята из провинции падки на московские сплетни.
— Когда это было?
— Давно. С полгода назад. Летом.
— С полгода назад? — переспросил Лозовский. — Не путаешь?
— Лозовский! Я была в черной косухе и в черных джинсах. И ужасно потела. Ты же помнишь, какое было лето.
— А снять косуху?
— Сняла. Но все равно потела. Такое не забывается.
— Почему?
Милена засмеялась:
— Он спрашивает почему! Знаешь, в чем твоя проблема? Ты видишь в женщине только верхнюю половину. От пупа и выше.
— Напраслина! — обиделся Лозовский. — Ножки я тоже вижу.
Особенно такие, как у тебя. И хотел бы не видеть, но как,
Миленочка, как?! И коленочки вижу. А обо всем остальном догадываюсь.
— Хочешь взглянуть?
— Ни Боже мой! — испугался Лозовский. — Воображение всегда богаче натуры. Оно некритично. А глаз — штука безжалостная. Вечно он все выискивает. Даже на солнце находит пятна.
— Говнюк ты все же, Лозовский. Но я все равно почему-то не могу на тебя злиться. И «Курьер» почему-то люблю. Что-то в вашем долбанном «Курьере» есть. Что, Лозовский?
— Свобода, Милена.
— Не понимаю я тебя. Все у тебя есть, упакован по полной программе. Совладелец газеты. Жил бы в свое удовольствие.
Вместо этого вкалываешь, как нештатник. Зачем тебе это надо?
— Я и сам иногда задаю себе этот вопрос.
— И как отвечаешь?
— По-разному. Чаще — никак.
— Ладно. Спасибо за кофе. Я сомневалась, нужно ли приезжать. Но, пожалуй, хорошо, что приехала, — проговорила Милена, вставая и оправляя юбку. — Знаешь, почему?
— Почему?
— Расставаться со злобой — это самой себе портить нервы.
И цвет лица. Расставаться нужно с улыбкой.
— А я что делаю? — с готовностью подхватил Лозовский и изобразил на своем длинном лице лучезарнейшую улыбку. Но едва за Миленой закрылась дверь, улыбка утратила лучезарность, превратилась сначала в гримасу, а затем и вовсе исчезла, лицо стало равнодушным, сонным, угрюмым.
«Черная косуха, жарко, потела».
Как много информации несет в себе иногда такая вот сущая ерунда. И информация эта была такого рода, что от душевного миропорядка, который Лозовский изо всех сил старался сохранить в себе, не осталась и следа — как Мамай прошел.
Он набрал номер отдела проверки:
— Регина у вас? Скажите, что я ее жду. И по пути пусть найдет Тюрина.
Через несколько минут стеклянная дверь загона открылась.
С тяжеловесной милицейской галантностью следователя, впускающего в кабинет подследственную, Тюрин пропустил впереди себя Регину и молча прошел к своему столу. Регина презрительно бросила:
— Ушла наконец эта бизнес-шлюха?
Лозовский укоризненно покачал головой:
— И это дочь дипломата! А что бы ты сказала, если бы была из простой интеллигентной семьи?
— Так бы и сказала: блядь!
— Петрович, по-моему, она нас ревнует. Только не пойму: меня или тебя?
Тюрин на шутку не отозвался, а Регина взвилась:
— Вас?! Ревновать?! Старые кобели — вот вы кто! Оба!
Расшаркались! Ах, Миленочка! Ах, бизнес-леди!
— Это была всего лишь разведка, зондаж, — попытался объяснить Лозовский. — Мне нужно было у нее кое-что узнать.
— Только не говори мне что! Цвет ее бюстгалтера?
Напрасно старался, нет у нее никакого бюстгалтера! Он ей не нужен! Потому что у нее вместо бюста прыщи!
— Региночка, детка, заткнись, — приказал Лозовский. — Вот что я узнал: «Черная косуха, жарко, потела».
— Что это значит? — с недоумением спросила Регина.
— Это, может быть, самая важная информация, которая у нас есть. И самая страшная.
— Ты серьезно?
— Да.
— Послушайте, что происходит? Шеф, ты сам на себя не похож. Петрович, ты тоже. В чем дело?
— Давайте работать, — сказал Лозовский. — Сначала — факты. Голые факты. Версии — потом.
— Начни, — кивнул Тюрин Регине.
— Только без рестрикций и кулисьеров, — попросил Лозовский.
— Мог бы и не напоминать. Я уже давно поняла, что имею дело с беспросветными двоечниками.
Лозовский отключил редакционный телефон, потом извлек из стола красную пластмассовую бирку с круглой дыркой в верхней части, которую когда-то давно, во время поездки по ФРГ, прихватил на память из какой-то гостиницы, и повесил ее снаружи на ручку двери:
«NICHT STOREN!»
«DON»T DISTURB!"
<Не беспокоить! (Нем., англ.)>
— Ну вот. Теперь можно спокойно поговорить.
VI
Регина Смирнова не только публиковала в каждом номере «Курьера» еженедельные аналитические обзоры, но и занималась расследованием крупных финансовых афер. Работала она медленно, публиковала всего по два-три материала в год, но они всегда были оглушительно сенсационными и настолько доказательными, что в суд на нее и не пытались подавать по причине полной бесперспективности иска. Не только Лозовский, но и многоопытный Тюрин поражались, откуда в этой генеральской дочке цепкость и въедливость следователя по особо важным делам.
По ее материалам Генпрокуратура не раз возбуждала уголовные дела и почти всегда доводила их до суда — кроме тех случаев, когда следствию противодействовали слишком уж влиятельные фигуры. Каким расследованием Регина занимается, в редакции никто никогда не знал. Попов на первых порах потребовал, чтобы темы Смирновой, как это положено, предварительно обсуждались на редколлегии, но Лозовский пришел к нему в кабинет, запер дверь и спросил:
— Алик, ты хочешь, чтобы девочку пристрелили? Так имей в виду, что сразу пристрелят и тебя! Потому что решат, что это ты дал ей задание!
Довод подействовал. Даже сам Лозовский узнавал тему расследования чаще всего только после того, как статья была готова и нужно было перевести на нормальный человеческий язык все эти «кулисьеры», «короткие хеджирования», «отмывающие продажи» и прочую бизнес-заумь. Но и эта работа шла не в редакции, а в домашнем кабинете Лозовского в Измайлово.
Регина выходила из себя:
— Шеф, но это же знает каждый идиот!
— Не каждый! — твердо стоял на своем Лозовский. — Я не знаю! Что такое «минорный пакет акций»? Грустный?
— Я не могу! Маленький! Недостаточный для контроля над фирмой! — орала Регина и выбегала на лестницу покурить.
На обратном пути ее перехватывала Татьяна, поила на кухне чаем и успокаивала:
— Ну, тупой он, тупой. И все читатели тупые. Ты же для читателей пишешь, а не для рокеров?
— Для брокеров!
— А это не одно и то же? — невинно спрашивала Татьяна.
— Я не могу! — обреченно вздыхала Регина и возвращалась в кабинет, готовая к продолжению работы.
На свои статьи в вышедшем номере она всегда смотрела с отвращением. Без экономической терминологии и бизнес-сленга они казались ей неприлично голыми. Но суть дела она всегда знала досконально и, когда хотела, могла объяснить все четко и просто.
Регина закурила свой «Ротманс» и поинтересовалась:
— А мне кофе никто не предложит? Или здесь обслуживают только бизнес-леди?
Лозовский наполнил кофе красную фирменную кружку «Нескафе» и поставил перед Региной:
— Извини, детка. Почему-то с чужими мы всегда любезны до отвращения, а со своими... Не злись.
— Ладно, шеф, все в порядке, — снизошла Регина. — Не ты один такой. Все такие. Так вот...
— Секунду! — прервал Тюрин, поспешно извлекая из кармана запиликавший мобильник. — Да!.. Лет тридцать пять?..
Нет... Конечно, точно!.. Давай, жду.
— Про «Союз» Кольцова и про него самого особо говорить нечего, в очерке Степанова все, в основном, верно, — приступила Регина к делу. — Портрет, конечно, сильно подретушированный.
Но это частности, они не имеют значения...
— Имеют, — возразил Лозовский. — Ретушь — в чем?
— Например, насчет происхождения капиталов Кольцова и их прозрачности. Он пишет, что это законные проценты от сделок по продаже нефти. Пипл схавает, но для серьезных людей это анекдот. Не поняли? Казахстанскую нефть он продавал.
Казахстанскую! Да вы представляете, какой был откат?
Российский чиновник по сравнению с этими баями просто бессребреник, ангелок в белых одеждах. Сотни миллионов долларов уходили в офшоры. Если не миллиарды. Какую долю имел Кольцов, даже судить не берусь. Его законные проценты — капля в миллионах черного нала! То, что он сумел их отмыть, вовсе не означает прозрачность происхождения его капиталов.
Прозрачные капиталы Кольцова! Смешно!
— Ясно, — кивнул Лозовский. — Анекдот. Посмеялись. Что еще?
— "Нюда-нефть". В очерке сказано, что Кольцов купил контрольный пакет «Нюды» после встречи с Христичем в Монреале. Фигня. Во-первых, «Нюду-нефть» Кольцов не купил, а увел из Государственной топливной компании. Думаю, не только «Нюду», но про остальные точно не знаю.
— Что значит увел?
— Объяснить технологию?
— В другой раз. Суть мы поняли. Получил задаром?
— Не задаром, но практически за бесценок. Обошлась она ему миллионов в десять долларов. Вторая фигня: «Нюду-нефть» он заполучил задолго до встречи с Христичем в Канаде. Но для нас важно другое. Кольцов действительно купил контрольный пакет акций Средне-Волжского нефтеперабатывающего завода, и ему действительно нужны бабки для его реконструкции. Поэтому он хочет «Нюду-нефть» продать. Понятно, по максимуму. И хорошо бы не контрольный пакет акций, а весь пакет. Другая цена. Но для этого его нужно иметь. Улавливаете мою мысль?
— Пока не очень, — признался Лозовский.
— Сейчас въедешь. На следующий день после выхода «Курьера» с интервью генерала Морозова акции «Нюды» упали почти на десять процентов. И были куплены практически мгновенно, сразу после открытия торговой сессии. Но скупила их не «Сиб-ойл», как мы думали. Пока ребята из «Сиб-ойла» стояли с раскрытыми варежками и выжидали, не упадет ли курс еще на несколько пунктов, все акции «Нюды» скупила другая фирма — никому не известная «Строй-инвест». Замечу, кстати, что все брокеры «Сиб-ойла» были уволены в тот же день приказом президента компании. За то, что просрали сделку. И сейчас они размазывают сопли и доказывают, что хотели как лучше. А теперь я скажу, кто фактический хозяин «Строй-инвеста». Сядьте получше, чтобы не попадать со стульев. Так вот, фактический хозяин «Строй-инвеста»...
— Кольцов, — сказал Тюрин.
— Петрович! — изумилась Регина. — Откуда ты знаешь?
— Информацию о том, что «Нюда-нефть» просрочила платеж по налогам, Стасу Шинкареву слил человек из московского представительства «Союза». Офис у них на Яузе, недалеко от Таганки.
— Это рассказал тебе Стас? — вмешался Лозовский.
— Нет. Он и сам не знал. Сказал: человек с биржи.
Остальное пришлось узнавать самому. Ну, это дело техники. Он там вроде заместителя по безопасности. Бывший мент, капитан Сахно. Выгнали его из МВД лет пять назад. Темная история.
Вроде бы за связь с солнцевскими.
— Тогда все остальное вы сами поняли, — не без разочарования заключила Регина, рассчитывавшая на более сильный эффект от своего сообщения. — Кольцов намеренно задерживает платеж, через Стаса сливает информацию Морозову и так далее. В итоге у него сейчас практически все акции «Нюда— нефти».
— Но банк действительно не работал неделю, — сказал Лозовский. — Из-за вируса. Никаких операций не проводилось.
Регина отмахнулась:
— Банк-то карманный. Прекратили операции. Кто там будет разбираться, вирус или не вирус. И это, кстати, очень грамотно. Формально платеж просрочен, а причины объективные.
Значит, криминала нет, и генерал Морозов утрется. А дальше все элементарно: «Курьер» выходит с очерком «Формула успеха», котировки «Нюды» взлетают. Так что все это — чистой воды пиар.
Схема простенькая, но вполне законная. И по нашим временам даже невинная.
— А это? — показал Лозовский телеграмму из Тюменского УВД. — Как это вписывается в твою схему?
— Никак. Никак не вписывается, но и никак не противоречит.
Может, все так и было?
Мобильник Тюрина снова пиликнул.
— Да!.. Неделю назад?.. Нет... Мало ли что все остальное сходится!.. Я же сказал: за последние три дня!.. Извини, Регина.
Продолжай.
— Да, собственно, у меня все. Общая картина тоже ясна.
Кольцов находит Христича, ставит его гендиректором завалящей «Нюды», тот реализует свою программу, компания поднимается.
Тут подворачивается возможность прибрать к рукам Средне-
Волжский завод, в темпе начинается комбинация с интервью Морозова, и «Нюда-нефть», считай, готова к продаже. Кольцов в письме к Попову и цену объявил: четыреста миллионов долларов. Я сначала не обратила на это внимание, думала — блеф. А это не блеф. Это и есть, шеф, цена вопроса.
— Почему Кольцов выбрал для своего пиара «Курьер»?
— Очень просто. Через «Экономист» или «Индепендет» такую акцию не проведешь. А мы — самое то. «Курьер» читают как раз те, кто нужен. И в Лондоне, кстати, тоже.
— При чем тут Лондон?
— Была информация. «Бритиш петролеум» намерена сделать очень крупные инвестиции в российскую «нефтянку».
Персидский залив стал слишком неспокойной зоной. То там «Буря в пустыне», то «Лиса в пустыне», теперь вот с Ираком заварушка.
А в Сибири уж точно никакой войны никогда не будет. Второе:
Кольцов летал на переговоры в Лондон. Думаю, как раз на предмет впарить им «Нюду-нефть». И если верить этой, извиняюсь, бизнес-леди, и сейчас туда же улетел. Я только одного не понимаю: на кой черт ему там Стас Шинкарев?
— Хороший вопрос, — одобрил Тюрин, не отрывая взгляда от лежащего перед ним мобильника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48