Поэтому ему и пришлось самому прилететь в Москву!
— Где текст очерка?
— В секретариате. Но ты к нему отношения не имеешь! Даже не прикасайся!
— Я хочу посмотреть, как ты объяснил, что Степанов убит.
— В этом номере — никак. Да, никак! Ключевой очерк, подписанный покойником, — нонсенс. Мы дадим некролог через номер. Можешь написать его сам.
— Очерк Степанова в этом номере не пойдет.
— Да ну? Почему же?
— Потому что в телеграмме — туфта. Все это слишком похоже на правду, чтобы быть правдой. Текст этой телеграммы я мог бы продиктовать неделю назад. Тюменские менты нашли крайнего, чтобы закрыть дело. Вот и все.
— Ну, хватит! — повысил голос Попов. — Очерк Степанова стоит в номере, и номер выйдет. Потому что главный редактор «Курьера» — я! Я! Понятно?
— Алик, это ненадолго, — заверил его Лозовский, сунул телеграмму в карман и вышел из кабинета.
Вернувшись в загон, он взялся за телефон, не обращая внимания на хмуро-вопросительные взгляды Регины и Тюрина.
— Казимирова, пожалуйста, — проговорил он, набрав номер пресс-службы московской мэрии. И представился, не дожидаясь стандартного вопроса «Кто его спрашивает?» — Лозовский, шеф-редактор отдела расследований еженедельника «Российский курьер».
— Минутку, узнаю. Говорите.
— Юрик, это Лозовский. Ты на месте?
— Старичок, ты обо мне вспомнил! Я потрясен! — пророкотал в трубке бархатный баритон. — Для тебя я всегда на месте!
— Буду минут через двадцать. Закажи пропуск.
— Заказываю. И оркестр. Он исполнит для тебя встречный марш!
— Вернусь через час, — предупредил Лозовский, натягивая дубленку. — Заканчивайте статью. В секретариат не сдавайте. Петрович, созвонись с Морозовым и договорись о встрече. Повезешь ему статью на консультацию. Сам. Лучше сегодня.
— У нас с Региной есть кое-какая информация по Кольцову. У тебя, как я понял, тоже. Надо бы свести, — напомнил Тюрин.
— Обсудим. Чуть позже.
Поколебавшись, Лозовский достал из папки ксерокопию очерка Коли Степанова с правкой Кольцова, подколол к ней телеграмму из Тюменского УВД и положил на стол Тюрина.
— Закончите со статьей — ознакомьтесь. Есть о чем подумать. Все, я уехал.
IV
Заместитель начальника пресс-службы московской мэрии Юрий Казимиров, на встречу с которым ехал Лозовский, то и дело застревая в заторах на Ленинградке и на Тверской, был тем самым человеком, которого мэр Лужков хотел видеть главным редактором «Российского курьера» вместо не оправдавшего его ожиданий Попова. В журналисткой тусовке Москвы он был фигурой известной и окруженной легендами сомнительного свойства.
В юности, набирая стаж для поступления на факультет журналистики МГУ, он работал в многотиражке торгового пароходства в Клайпеде. В один из очерков ввел для оживляжа сценку: матросы какого-то советского торгового судна, идущего то ли в Лондон, то ли в Амстердам, в минуту отдыха собрались на баке и развлекаются тем, что привязали к хвосту крысы консервную банку и потешаются над ее метаниями по палубе. Через день после выхода многотиражки всем советским торговым судам не только Клайпедского пароходства, но и всех остальных, включая Черноморское, был запрещен вход во все порты Европы. Крыса на корабле — грубейшее нарушение санитарных норм. Запрет был снят только через трое суток, когда санитарные инспекторы убедились, что крыс на советских судах нет. Пароходства понесли огромные убытки, Казимирова выгнали, многотиражку закрыли, а сам случай попал во все учебники журналистики, Юрик фигурировал в них под псевдонимом «молодой корреспондент К.»
Вторая легенда была связана с его фиктивным браком с целью получить постоянную московскую прописку. По случайности фамилия его фиктивной жены оказалась Косыгина. Казимиров взял фамилию жены, стал Юрием Косыгиным, и уже под этим именем устроился после университета в молодежный журнал, где тогда работал Лозовский. Свое родство с председателем Совета Министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным Юрик решительно отрицал, но время от времени приносил в редакцию корзины с виноградом, отборными персиками или гранатами и парой бутылок хорошего коньяка, щедро всех угощал, а на вопрос, откуда это, уклончиво отвечал: «Да так, Патик с оказией передал. Ну, какой, какой. Паат Шеварнадзе, сын Эдуарда Амвросиевича».
Писал он бойко и очень средненько, до уровня журнала не дотягивал, но его не трогали — на всякий случай, а вдруг он и в самом деле сын Косыгина? Тем более и отчество у него было Алексеевич. Возглавив журнал, Попов навел справки, выяснил что к чему и сплавил Юрика в газету «Лесная промышленность» на должность разъездного корреспондента. Здесь для него началась лафа. Перед тем как выехать в командировку в какой-нибудь леспромхоз, он организовывал звонок по «вертушке» в обком партии, извещал, что в командировку к ним приедет корреспондент Юрий Алексеевич Косыгин и строго предупреждал, чтобы областное или районное начальство даже и не пыталось через него решать свои вопросы с председателем Совмина. Понятно, что после такого звонка Юрика встречали как министра лесной промышленности.
Прокололся он глупо — слишком вошел во вкус и сам поверил, что он сын председателя Совета Министров. Однажды схема связи почему-то не сработала, и в сибирском лесном районе ему и машину к самолету не подали и даже гостиницу не заказали. Юрик сорвался, наорал на первого секретаря райкома партии. Тот оказался из молодых, принципиальных. Он позвонил в обком партии и потребовал объяснить, почему его не предупредили о приезде сына Косыгина. Из обкома позвонили в Москву.
Юрика исключили из партии и уволили из «Лесной промышленности». Он развелся с женой, в браке с которой при всей его фиктивности успел нажить двух детей, вернул девичью фамилию, долго и безуспешно судился, отрицая свое отцовство, потом долго с судами разменивал квартиру жены, и в конце концов оказался в десятиметровой коммуналке с 33-мя процентами алиментов.
На некоторое время он исчез кругов журналистской Москвы, а потом вдруг объявился в предвыборном штабе Ельцина, стал депутатом первого Всероссийского съезда народных депутатов, вошел в доверие к тогдашнему мэру Москвы Гавриилу Попову и к его преемнику Лужкову, занимал какие-то должности, состоял в комиссиях. В обмен на свою коммуналку получил от Моссовета трехкомнатную квартиру на Соколе, часто менял иномарки и очень любил подъезжать на новой машине к Центральному дому журналиста. У него было все для успешной политической карьеры. Кроме одного.
Высокий сухопарый блондин, не лишенный обаяния , на взгляд Лозовского пошловатого, но неотразимо действующего на женщин, особенно интеллигентных, всегда очень тщательно, со вкусом одетый, подстриженный у классного парикмахера, с глубоким баритоном, с ловко подвешенным языком, он мог говорить без подготовки на любые темы перед любой аудиторией. Но на телевидении, куда он, как любой политик, рвался, укорениться не получилось. После первых же секунд прямого эфира режиссер вывел его из кадра, так как на телеэкране, особенно на крупных планах, беспощадно обнажающих суть человека, Казимиров выглядел тем, кем и был в действительности — бессовестным ловчилой с пустыми глазами и с голодным блеском в глазах.
В свое время, выяснив, что на роль нового главного редактора «Курьера» мэр Лужков утвердил Казимирова, Лозовский грудью встал на защиту Попова. Что там ни говори, а Попов был профессионалом и знал, что такое для любого издания профессиональные журналисты. Юрик же, ни на секунду не задумавшись, разогнал бы всю редакцию, превратил бы «Российский курьер» в придворный листок вроде «Тверской, 13», и самое большое через полгода еженедельник растерял бы всех своих подписчиков и закрылся. Юрика это ничуть бы не огорчило — он выполнил указания мэра, а все остальное для него ровно ничего не значило.
Лозовский знал, что после того случая Казимиров заимел на него зуб, и он будет первым, кого Юрик под тем или иным предлогом выживет из редакции. Но сейчас это не имело значения. События последнего времени, которые Лозовский так ловко встроил в привычный ему, спокойный миропорядок, начали словно бы разбухать, наливаться тайным зловещим смыслом. Телеграмма из Тюменского УВД будто пробила защитную оболочку, и из пробоины потянуло космической бездной, жутью.
Не обращая внимания на протесты охранника, Лозовский загнал джип на служебную стоянку и решительно вошел в мэрию.
Кабинет Казимирова на втором этаже мэрии примыкал к небольшому конференц-залу. При появлении Лозовского Юрик сидел в глубоком офисном кресле, водрузив на стол длинные ноги, и метал дротики дартса в укрепленную на дальней стене мишень. Цель поражалась кучно, в самый центр. На стук двери он лениво оглянулся, тотчас вскочил и пошел навстречу Лозовскому, широко расставив руки. Но в последний момент целоваться раздумал и ограничился дружеским похлопыванием по спине.
— Старичок! Ты не поверишь, но я счастлив. Увидеть тебя, старого друга, через столько лет! Сколько мы с тобой знакомы? Почти двадцать лет! Ты чувствуешь? Мы уже мыслим не годами, а десятилетиями!
Неожиданно он отстранился и с изумлением осмотрел Лозовского:
— Старичок, ты куда пришел? Ты бы еще в кроссовках пришел! Господи Боже мой! Свитерок, джинсы. А пиджак? Ты его на барахолке в «Луже» купил?
— Не знаю. Купила жена. Может, и в «Луже». Но лейбл у него «Хуго Босс».
— А галстук, галстук! Хоть галстук мог бы надеть!
— Зачем? — спросил Лозовский. — Я же не жениться пришел.
— Босяк! — засмеялся Казимиров. — Как был босяком, так и остался. Но я все равно рад тебя видеть. Не вкусить ли нам по этому поводу по соточке «Чивас ригал»? Тонкая, доложу тебе, штучка. Для тех, кто понимает.
— Спасибо, в другой раз, — отказался Лозовский. — Я на машине. Да и дела.
— Все дела, дела! А между тем... Вот послушай! Что слышишь?
— Машины.
— Это не машины! Старичок, это не машины! Нет, не машины! Это шумит проходящая мимо нас жизнь! Ладно, дела так дела. Выкладывай.
— Ты не мог бы организовать мне встречу с мэром? Минут на пять.
— Когда?
— Сегодня.
— Старичок, нет проблем! Сейчас иду к Юрию Михайловичу, он бросает все дела и бежит на встречу с тобой. Только почему пять минут? Давай — час. А? Поболтаете о том, о сем. Согласен?
— Эта встреча нужна не мне.
— Кому?
— Тебе.
— Заинтриговал.
— Твоя фигура в качестве главного редактора «Российского курьера» еще актуальна?
— Допустим.
— Вот за этим я и пришел.
— Ага! — злорадно каркнул Казимиров. — Достал тебя Попов?
— Достал.
— А что ж ты... Старичок! Мы стояли на золотой жиле! Президентская компания! И какая! Да мы бы столько бабла нарубили! На «альфа-ромео» сейчас раскатывали бы!
— Ошибся, — покаялся Лозовский. — Не прочувствовал ситуацию.
— Сейчас прочувствовал?
— Сейчас прочувствовал.
Юрик быстро произвел в уме какие-то вычисления и удовлетворенно кивнул:
— Осенью выборы в Думу. Потом — снова президентские. Годится, старичок, мы свое наверстаем! -
Подозрительно спросил: — Обратного хода не дашь?
— За базар отвечаю, — заверил Лозовский. — Ситуация сейчас такая: или он, или я.
— Посиди, провентилирую обстановку.
— У мэра?
Казимиров только головой покачал:
— Ну, ты шланг! У мэра! Я его только на планерках вижу. Не у мэра.
— У кого?
— Я знаю у кого. Мариночка, кофе для моего гостя, — распорядился он по интеркому и стремительно вышел из кабинета.
Вернулся он минут через сорок. Лозовский успел выпить чашку растворимого кофе, принесенного секретаршей, пометал дротики дартса, ни разу не попав даже близко к центру мишени, постоял у окна, глядя на заполненную машинами Тверскую и памятник Юрию Долгорукому, обросший инеем от сырости, сменившей свирепые рождественские морозы.
Юрик вошел так же стремительно, как и вышел, молча уселся в кресло, положил ноги на стол и принялся швырять в мишень дротики. Кучность оставляла желать лучшего.
— Чего ты ждешь? — спросил он, не глядя на Лозовского. — Вали, тебе здесь нечего делать.
— В чем дело?
— Он спрашивает! Он, сука, спрашивает! — завопил Казимиров. — За что ты меня так, старичок? Я же тебе ничего плохого не сделал. Ладно, хорошего тоже не сделал. Но ведь и плохого не сделал! А это гораздо важней! За что же ты меня мордой об забор, а? Я разогнался, раскатал губу...
Лозовский отобрал у него дротики, сбросил со стола его ноги и сел напротив.
— Успокойся и объясни, в чем дело.
— В том, что никто, даже сам мэр Москвы, не сможет уволить Попова! Вот в чем!
— Почему? У мэрии контрольный пакет «Курьера», у меня блокирующий. Вместе это квалифицированное большинство.
— У мэрии нет контрольного пакета «Курьера»! У мэрии нет ни одной акции «Курьера»!
— Как это нет? — не понял Лозовский.
Голодные глаза Юрика засветились злорадным интересом:
— Ты хочешь сказать, что ничего не знал?
— Чего я не знал?
— АФК «Система» продала акции «Курьера». Все до единой. С разрешения мэра.
— Кому?
— Акционерному обществу «Союз». Президент — некто Кольцов. Какой-то крупный нефтепромышленник из Тюмени.
— Когда?
— Три дня назад. Все документы уже оформлены. Ты в самом деле ничего не знал?
— В самом деле, — подтвердил Лозовский.
— Старичок, это единственное, что тебя извиняет. А меня утешает. Когда ты задробил мою кандидатуру, я подумал: он об этом еще пожалеет. И что? За ошибки всегда приходится платить. Тебе выкатили счет — плати! Скажу тебе больше. В мэрию Кольцов приезжал с Поповым. Что это может означать? То, что он передал Попову в доверительное управление контрольный пакет акций «Курьера». И ты по уши в говне. С чем я тебя искренне и от всей души поздравляю!
V
Вернувшись в «Правду», Лозовский, не заходя в загон, вошел в клетушку секретариата, где, зажатый между столами двух молодых помощниц, взъерошенным раздраженным ежом горбился над ноутбуком ответственный секретарь Гриша Мартынов.
— Володя, не время, — не отрывая глаз от монитора, предупредил он. — Сдаем номер. Если по делу — десять секунд.
— По делу, — кивнул Лозовский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48