И теперь его оскорбляло то, что он, верой и правдой служивший отечеству на ответственных постах, вынужден ютиться в трехкомнатной квартире в доме ЦК комсомола на улице Аргуновской и ездить на служебной «Волге», а такие циничные типы, как Лозовский, живут в пятикомнатных апартаментах в элитных домах и раскатывают на японских джипах.
Да что Лозовский! А Гусинский, который всего десяток лет назад униженно просил опубликовать рецензию на его спектакль в каком-то задрипанном областном театре? А все эти березовские-потанины-ходорковские с их виллами в Испании и миллиардами долларов на счетах?
Не ценит Россия верных своих сынов. Нет, не ценит!
Государственник в России всегда чувствует себя немного евреем.
— Не понимаю, почему ты упираешься, — с искренним недоумением проговорил Попов. — Встретят тебя по высшему классу. У Кольцова там охота, рыбалка, а загородная резиденция такая, какой нет даже у губернатора!
— Кольцов охотник? — удивился Лозовский. — Никогда бы не подумал.
— Не знаю, охотник он или не охотник, но охотничье хозяйство держит. И знаешь, какие люди к нему ездят? Ого-го! И почитают за честь. Отдохнешь, между делом очерк сваяешь.
Приятное с полезным. Устроим презентацию рубрики, подключим Телевидение. Прозвучишь!
Лозовский был не против слетать в Тюмень. Он любил ездить туда, где уже бывал. Интересно было увидеть и Бориса Федоровича Христича, с которым когда-то пересеклись его пути и о котором он больше десяти лет ничего не знал. Но срываться с места в угоду нефтебарону и пожелавшему ему услужить Попову — перетопчетесь.
— Сделаем так, — предложил Лозовский. — В Тюмени у нас есть нештатный собкор. Коля Степанов, он работает в «Тюменских ведомостях». Оплатим ему командировку, пусть слетает на Самотлор, разберется и напишет очерк.
Попов недовольно поморщился:
— Кто такой Степанов? Его никто не знает. Нужна твоя подпись.
— Материал пойдет по моему отделу. Я напишу врезку.
— Ладно, звони Степанову, — неохотно согласился Попов, поняв, что большего от Лозовского не добиться. -Только не тяни.
От двери Лозовский оглянулся. Попов сидел, навалившись всей грудью на стол, и возбужденно барабанил пальцами по столешнице с видом человека, который нашел выход из очень трудного положения, и теперь думает, как извлечь из ситуации максимальную пользу.
Жирный мышь с бегающими глазами — вот на кого был похож главный редактор еженедельника «Российский курьер». И еще что-то серо-водянистое было в его лице, вурдалачье.
Лозовский со вздохом констатировал, что глаз у него с утра не стал добрее и, значит, подлянки все же не избежать.
В тот же день Лозовский дозвонился в Тюмень Степанову.
Он познакомился с ним в Кабуле. Молодой военный журналист капитан Степанов был редактором армейской многотиражки. Его выделили в сопровождающие московскому корреспонденту Лозовскому, прилетевшему в командировку для освещения героических боевых будней советских воинов, выполняющих интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан. Тогда же, во время их поездки в Джелалабад,
Степанов получил тяжелое ранение в голову.
Лозовский никому не рассказывал об этом случае и сам не любил о нем вспоминать, хотя именно после него генерал— лейтенант Ермаков, командовавший тогда 40-й армией, объявил ему благодарность перед строем штабных офицеров и наградил именными часами. После ранения Степанов около года лечился в подмосковном военном госпитале, был комиссован и уехал в Тюмень, откуда был родом и где в деревянном доме в пригороде жили его мать и сестра.
Степанов очень обрадовался и звонку Лозовского, и заданию. Как и все нештатные собкоры «Курьера» в областных городах и краевых центрах, он время от времени публиковал в «Курьере» информации и обзоры местной прессы. Но напечатать в «Российском курьере» очерк — для провинциального журналиста это было большое дело.
— Очерк о Кольцове, о фирме «Союз», — сориентировал его Лозовский. — Через Христича.
— Через Христича? — переспросил Степанов. — Но он...
Алло, алло!
— Он сейчас генеральный директор компании «Нюда-нефть».
Знаешь такую?
— Знаю. На Самотлоре. Но он часто болеет. И не встречается с прессой. Никого близко к себе не подпускает. Года три назад дал большую пресс-конференцию, а потом как отрезало.
— Тебя подпустит. Сошлешься на меня. И Кольцов посодействует... Алло! Ты меня слышишь?
Связь была плохая, в трубке трещало.
— Слышу. Сослаться на тебя.
— Название — «Формула успеха». Новые русские предприниматели, эффективные собственники. Тактика и стратегия бизнеса. Бизнес как социальное творчество.
Используют опыт, традиции и все такое. С пейзажами, портретами и размышлизмами о времени и о себе. Развернись во всю мощь своего таланта.
— Да ладно тебе издеваться, — засмеялся Степанов. — Не получится у меня.
— А ты пробовал?
— Нет.
— Так попробуй. В общем, действуй, — закруглил разговор Лозовский. — Твои две полосы.
— Понял, Володя, спасибо. Все бросаю и занимаюсь.
— Давай, ждем!..
День подошел к концу, а никакой подлянки не произошло.
Но предчувствие все же не обмануло Лозовского.
Через неделю Степанов позвонил и сказал, что с Кольцовым встретился, на Самотлор слетал, материал взял, очерк вроде бы вырисовывается, но нужно кое-что уточнить и для этого придется еще раз слетать в поселок Нюда и поговорить с Борисом Федоровичем Христичем, с которым в первый приезд встретиться почему-то не удалось. А еще спустя некоторое время, в один из предновогодних вечеров, когда в загоне отдела расследований под виски с шампанским наперебой травили байки, которые имелись в запасе у каждого бывалого журналиста, на столе Регины Смирновой звякнул телефон.
Она послушала и передала трубку Лозовскому, рассказывавшему историю о том, как в советские времена один его знакомый, собкор ТАСС по Узбекистану, передал в Москву информацию о чабане, подобравшем в горах волчонка, который вырос и теперь вместе с собаками сторожит отару:
— Тебя.
— Зайди, — услышал он голос Попова.
— Иду, — недовольно бросил Лозовский и продолжил, чтобы не прерывать байку на самом интересном месте. — Ну, информашка прошла. Такие в ТАССе любили. Милота, доброта, так поступают советские люди. Получил мой знакомец свои пятнадцать рублей и думать про это дело забыл. И вдруг в Ташкент прилетают два биолога из Массачусетского Технологического института и говорят, что ученый совет выделил двести тысяч долларов для изучения феномена, описанного господином корреспондентом.
— Иди ты! — восхитился Тюрин, всматриваясь в благодушное заспанное лицо Лозовского, розовое от выпивки, и пытаясь понять, правду тот говорит или нахально врет. Журналистский фольклор всегда вызывал его простодушный интерес, вдохновлявший рассказчиков. — Честно — заливаешь?
— Представь себе, нет, — ответил Лозовский. — Ничего поворот, да? Если кто угадает, чем это кончилось, с меня бутылка, — пообещал он и отправился к Попову.
Верхний свет в кабинете главного редактора был погашен, яркая настольная лампа освещала полированную столешницу, на которой, как снег на льду, белел одинокий листок с широкой красной полосой по диагонали. Сам Попов нервно расхаживал позади письменного стола и раздраженно отпихивал ногой все время оказывавшееся на пути кресло.
— Читай, — распорядился он.
Это была служебная телеграмма из Тюменского УВД. В ней сообщалось, что корреспондент «Российского курьера» Степанов во время пребывания в поселке Нюда, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, затеял драку с неустановленными посетителями ресторана «Причал», был избит и выброшен на улицу. Милицейский патруль, обнаруживший Степанова на берегу реки Нюды, доставил его в местную больницу, где он умер, не приходя в сознание. Причиной смерти явилось переохлаждение.
Это была не подлянка. Это была беда.
— Ты понял? — закричал Попов. — Ты все понял? Вот этого я и боялся!
— Помолчи, — попросил Лозовский.
— Поразительная безответственность! Я поручил тебе серьезное дело! А ты передоверил его какому-то алкашу! В какое положение ты меня поставил? Как мне теперь говорить с Кольцовым?
— Заткнись! — гаркнул Лозовский и, прихватив телеграмму, вышел из кабинета.
Поднявшись на верхний, технический этаж «Правды», он долго сидел среди гудящих подъемников лифтов, глядя на праздничную Москву. Радостно перемигивались разноцветные огни на огромной елке на площади возле Савеловского вокзала, по многоярусной эстакаде струились бесконечные потоки машин.
Хрупкое стекло отделяло его от этой мирной жизни.
Тонкое, как граница между жизнью и смертью.
Когда Лозовский вернулся в загон, все уже разошлись.
Тюрин складывал в мусорную корзину пустые бутылки и вытряхивал пепельницы, а Регина протирала бумажными салфетками и прятала в стол до следующего раза стаканы.
— Так чем эта история кончилась? — нетерпеливо спросил Тюрин.
Лозовский посмотрел на него с хмурым недоумением:
— Какая история?
— Ну, про чабана, про волчонка. Про этих, из Массачусетского института.
— Уволили моего знакомца из ТАССа. С треском.
— Да ну? За что?
— Врать надо уметь. Волк, который пасет овец, — это революция в биологии.
— Что случилось? — спросила Регина.
— Не знаю.
— Но случилось?
— Да. Тебе, Регина. Досье на Кольцова и на группу «Союз».
Не ту фитюльку, которую ты сделала для Попова, а настоящее досье. В контексте общей ситуации на нефтяном рынке. Кто скупал акции «Нюда-нефти», по какой цене, объемы продаж.
— Мы это и так знаем. «Сиб-ойл».
— Мы не знаем, мы предполагаем, — возразил Лозовский. — А должны знать точно. Тебе, Петрович...
— Понял, — кивнул Тюрин. — Стас Шинкарев.
— Верно, Стас Шинкарев. Кто слил ему информацию о том, что «Нюда-нефть» просрочила платеж по налогам. Кто на него вышел, под каким соусом, почему на него.
— И сколько он с этого поимел, — закончил Тюрин.
— Да.
Регина презрительно фыркнула:
— Шеф, считаем деньги в чужих карманах? Какая тебе разница, дорогая или дешевая эта проститутка?
— Дело не в том, сколько он получил, — ответил Лозовский. -
Дело в том, сколько ему заплатили. Меня интересует не сумма, а цена вопроса.
Дома он еще раз перечитал телеграмму. От телеграммы веяло жутью.
Степанов не мог находиться в состоянии сильного алкогольного опьянения. Он вообще не мог находиться в состоянии алкогольного опьянения. Лозовский знал то, чего не знали в Тюменском УВД: после черепно-мозговой операции Степанов не пил. А это значило, что его убили.
Глава вторая
ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ

I
Две недели, которые прошли после летучки, где обсуждался номер «Российского курьера» с интервью заместителя начальника Федеральной службы налоговой полиции генерала Морозова, специальный корреспондент «Курьера» Стас Шинкарев провел в раздраженном, взвинченном состоянии. Он даже просыпался посреди ночи и долго не мог заснуть, чего за собой никогда раньше не замечал. Больше всего его выводила из равновесия собственная его реакция на события, которые были слишком мелкими, чтобы так дергаться. Что, собственно, произошло? Да ничего не произошло!
И все-таки что-то произошло.
Стасу очень не понравилось, как повел себя на летучке главный редактор Альберт Николаевич Попов. То, что интервью генерала Морозова, самая серьезная публикация номера, не была отмечена как лучшая, царапнуло самолюбие Стаса, но на это не стоило обращать внимания. Гораздо неприятней был втык, который Попов сделал Стасу за интервью, идею которого сам же горячо поддержал, а потом поставил материал в номер, несмотря на возражения Лозовского.
Стас привык, что в «Российском курьере», среди штатных сотрудников которого было всего несколько человек моложе тридцати лет, словосочетание «молодой журналист Шинкарев» всегда употребляется в контексте «молодой, но»: состоявшийся, профессиональный, если не знаменитый, то уже известный. В реплике Попова «молодой журналист», употребленное вне этого контекста и с молчаливым снисходительным одобрением воспринятое летучкой, опускало Стаса до уровня зеленого практиканта, которому нужны советы более опытных коллег.
Советы Лозовского ему нужны!
Козлы.
Стас начинал в «Московском комсомольце» — в самой лучшей, в самой современной газете Москвы. Он пришел туда с улицы, мальчишкой, никем, и за три года в условиях жесточайшей конкуренции доказал свое право на имя, которое стоит не петитом под заметульками, а крупно над заголовками материалов на полосу. Кто из старперов «Российского курьера» выдержал бы такую конкуренцию?
«Шинкарев молодой журналист».
Козлы!
Поразмыслив, он все же решил, что этому тоже не стоит придавать особого значения. Скорее всего тут сыграли роль тактические соображения: Попов воспользовался случаем, чтобы показать всем, что у нет своих и чужих и руководитель он строгий, но справедливый, бляха муха. Но Попов никак не отреагировал на вызывающее высказывание Лозовского в адрес заместителя начальника ФСНП.
А вот это было серьезнее.
У Лозовского были причины назвать генерала Морозова понтярщиком, каждое слово которого нужно проверять по сто раз. В свое время слитая им в прессу информация о том, что из России нелегально выводится за границу до миллиарда долларов в месяц, сильно затруднило переговоры правительства Кириенко с Международным валютным фондом о новых кредитах и ускорило дефолт. Смехотворный наезд налоговой полиции на Газпром подготовил почву для смещения непотопляемого Рэма Вяхирева и замены его человеком из Кремля. Тут уж всем, кто такими делами серьезно интересуется, стало ясно, что безответственные заявления Морозова только кажутся безответственными, а на самом деле являются хорошо просчитанными и санкционированными свыше ходами. Это подтверждала и стремительная карьера Морозова, которого уже прочили в начальники ФСНП.
Как и большинство профессиональных журналистов, людей отвязанных и циничных, Лозовский не больно-то придерживал язык за зубами и в выражениях не стеснялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48