– Света нет, – согласился Кен, и в голосе его послышались язвительные нотки. – Правильно! В этом всё и дело – нет света на сетке! Теперь остается только чуть-чуть повернуть вторую линзу – и свет переместится вбок. Зажимы линзы нагрелись от дуги, ослабли и сдвинули её. Нет света – нет сигнала! Просто? Вот что происходило эти пять дней, и никто из нас, безмозглых тупиц, этого не заметил, потому что мы надевали темные очки! Отсюда мораль: человек не создан для ношения черных очков! Оба мы – растяпы!
Пять дней псу под хвост! – с горечью сказал Дэви. – Целых пять дней искать ослабший винт!
– Не горюй, малыш! – воскликнул Кен, окончательно воспрянув духом. – Подумай, насколько мы улучшили схему, пока возились с ней! Если время ушло на работу, значит оно не потеряно. Положи одну заплатку вовремя – не придется класть девять.
Где-то вдали хлопнула входная дверь.
– Эй, кто там? – Это был голос Дуга. – Нельзя ли зажечь свет?
– Идите всё прямо! – крикнул в ответ Кен, опьяненный радостью. Он взглянул на Дэви и беззвучно рассмеялся. – Что я тебе говорил, малыш? Успели как раз вовремя! У нас всегда всё выходит! Разве твой старший брат когда-нибудь подводил тебя?

Перешагнув через порог. Дуг остановился в кромешной тьме, ещё раз крикнул, чтобы зажгли свет, и снова услышал в ответ смеющийся голос Кена:
– Проходите сюда!
Впереди поверх перегородок брезжил слабый свет. Дуг ощупью пошел дальше, натыкаясь на стены при невидимых в темноте поворотах, и с каждым шагом его всё больше разбирала злость. Хорошо же его принимают! Ведь это просто пощечина! Когда Дуг добрался наконец до комнатки, где стоял прибор, и в глаза ему ударил ослепительный свет дуги, он был вне себя от бешенства. Он терпеть не мог ощущения неуверенности. Всё это смахивало на прямой выпад против него, а подобных вещей Дуг не прощал, и месть его была скорой и беспощадной.
– Погасите эту штуку, – холодно приказал он, повернувшись спиной к дуге. – Я ничего не вижу.
Свет тотчас же погас, и в наступившей тишине свист ветра за окном прозвучал для Дуга, как насмешливое улюлюканье целой толпы. Когда глаза его приспособились к освещению, прежде всего он увидел полураскрытую улыбку Кена, в которой ему почудилась самодовольная насмешка.
– Ты просто негодяй, – сказал Дэви брату и негромко рассмеялся. – Попробуй-ка ещё раз устроить такой фокус – я тебе голову сверну!
– Какой фокус? – спросил Дуг.
– Да так, пустяки, – сказал Дэви. – Снимайте пальто, мы сейчас вам покажем, что у нас есть.
Но Дуг кипел от возмущения. Всё, казалось, только подливало масло в огонь. Ведь он свернул со своего пути, чтобы помочь этим малым. Ради них он даже изменил весь уклад своей жизни, и к чему это привело?
С каким-нибудь подчиненным расправа была бы коротка: Дуг выгнал бы его немедленно, не задумываясь. С другой стороны, если бы такую выходку позволил себе кто-нибудь из тех одаренных людей, которым в прошлом Дуг оказывал поддержку, делая своими компаньонами, он счел бы это капризной вспышкой человека, являющегося его собственностью: стоит ли обращать внимание, немножко больше сдержанности – и договориться всегда можно.
Обычно, если ему нужно было проникнуть в мысли, душу и стремления попавшего к нему в рабство человека-созидателя, он превращался в олицетворенное терпение. Бесконечное количество часов он просиживал, слушая своего собеседника, бесконечное количество ночей, незаметно переходящих в утро, проводил в сизом табачном дыму, снова и снова подливая в бокалы виски, и безграничной была его способность впитывать и поглощать чужое вдохновение, чужие идеи, предвидение и опыт – в конце концов он как бы перевоплощался в того, кто сидел перед ним, и овладевал его знаниями, талантом и творческой силой. Но процесс овладения братьями Мэллори ещё даже не начинался. Они сторонились его, а он не делал попыток вторгнуться в их жизнь, боясь получить отпор, хотя и понимал, что чем дальше, тем труднее будет завоевать их.
Тем не менее он решил подождать, надеясь, что ему удастся развеять их предубеждение против него и братья сами захотят считать его своим. Но прошли недели и месяцы, а Кен и Дэви были по-прежнему непроницаемо замкнуты. Он делал всё что мог, чтобы сломать эту стену недоверия, но встречал только скептические взгляды и наконец пришел в такую ярость, что из-за какого-то пустякового проявления равнодушия не смог выказать нормальный интерес к работе молодых людей и как-то подбодрить их, что, конечно, сильно помогло бы завоевать их доверие. Сейчас ему хотелось только обидеть их побольнее, доказать, как глупо с их стороны относиться с пренебрежением к единственному человеку, который может так много для них сделать.
И пока Дэви объяснял ему схему передающей трубки, он боролся с искушением погубить всю эту затею. Собственно говоря, только сейчас началось то, чего так ждал Дуг: перед ним раскрывались тайники их творчества, он мог заглянуть в самую глубь и сделать их идеи своими, хотя сам и был бесплоден. Но ухватиться за эту возможность не было сил. Вместо того он выждал, пока Дэви увлекся объяснениями, и тогда, с поразительным чутьем угадав подходящий момент, перебил его:
– Не рассказывайте мне, как это устроено, покажите лучше, как оно работает, – сказал он с таким холодным раздражением, что Дэви покраснел и быстро взглянул на него.
– Хорошо, – спокойно сказал Дэви. – Войдите сюда.
Дэви поворачивал ручки управления, а Дуг стоял за его спиной, в полутьме, освещенный слабым зеленоватым светом, и смотрел на него, не желая признаваться себе, что завидует ему до боли. Он испытывал эту зависть и в киностудии, когда Том Уинфилд во время съемки какого-нибудь эпизода отдавал приказания направо и налево, исправляя тысячи деталей, которых Дуг и не замечал, потому что не обладал зоркостью таланта; он испытывал её и на авиационном заводе, когда Мел Тори рассматривал чертежи нового самолета и опытным глазом подмечал все недостатки и ошибки, которых вовсе не видел стоящий с ним Дуг.
Что это за особенные люди, которые могут отвлеченную идею, возникшую в их мозгу, воплотить в реальность одной только силой своего вдохновения и потом сидеть, как сидит сейчас Дэви, перед чем-то, почти отвечающим их замыслу, точно зная, что надо сделать, до чего дотронуться рукой, чтобы ещё больше приблизиться к полному её осуществлению. Дуг ненавидел этих людей, обладавших даром, который не был дан ему от рождения и которого нельзя купить за деньги. И всё же он тянулся к ним, снедаемый внутренней тоской, как человек, который не может разлюбить женщину, хотя и знает, что она неизбежно причинит ему боль.
Дуг нетерпеливо переступил с ноги на ногу за спиной Дэви и позвенел серебром и ключами в кармане, давая понять, что ему надоело дожидаться. И почти сразу же на круглый экран словно выпрыгнуло изображение креста, сначала волнистое, как будто видимое сквозь струящуюся воду, потом становившееся всё яснее и яснее и наконец достигшее резкой четкости. Дуг молчал, зная, что Дэви ждет, когда он выскажет свое мнение.
– А сделать изображение более ясным вы уже не можете? – спросил он наконец.
– Оно и так гораздо яснее, чем в Уикершеме, – возразил Кен. – Тогда оно казалось вам таким ясным, что вы пожелали вложить в это деньги.
– Да, – спокойно сказал Дуг. – Но мы не в Уикершеме, а в Чикаго. Нет, это вовсе не плохо. Это недостаточно хорошо, вот и всё.
– Слушайте, – вмешался Дэви, – по уговору мы должны были собирать прибор в том виде, в каком он был в Уикершеме. Вот мы и собрали его, только он стал гораздо лучше.
– Не спорю, – сказал Дуг. – Но думаю, что не стоит устраивать демонстрацию в назначенный день, если она не будет убедительной. А то, что вы показываете, ещё недостаточно хорошо, – с удовольствием повторил Дуг.
– Но это доказывает правильность нашего принципа, – не сдавался Дэви. – Это доказывает, что нам удалось то, что никому не удавалось! Мы получаем изображение, передаем и проецируем его на экран с помощью одного только электричества, не пользуясь никакими подвижными приспособлениями. Конечно, всё это ещё примитивно, мы должны усовершенствовать прибор, вот для этого нам и нужны деньги.
– Надо показать движущееся изображение.
– Кен, пойди подвигай крест.
Кен вышел, а Дэви снова присел к прибору. Наступило неловкое молчание; за окнами слышались насмешливый хохот и свист, но Дуг старался не обращать внимания. Он смотрел на экран заранее настроенный против того, что ему покажут, – даже если это поразит его.
– Готово? – окликнул Кен.
– Готово, – ответил Дэви.
Крест слегка наклонился вбок и, забавно подпрыгнув, мгновенно исчез с экрана.
– Поставь его на место и сделай ещё раз, только медленно, – терпеливо сказал Дэви.
– Мы к этому пока не приспособлены, и я обжег себе руку, – со злостью крикнул Кен.
Крест, порывисто дергаясь, снова вполз на экран и оказался не в фокусе – одна перекладина была слишком близко, а другая далеко. Концы перекладин расплывались в бесформенные пятна.
– В общем, это пустяки, – сказал Дэви. – Если всё дело в движении, мы установим стеклянную пластинку на ролики и она будет двигаться взад и вперёд, не выходя из фокуса.
– А нельзя ли прокрутить кусочек кинопленки? – спросил Дуг. – Неважно, что на ней будет изображено. Скажем, идущий человек.
– Нет, этого мы ещё не можем, – ответил Дэви. – Кинопленка недостаточно контрастна для того освещения, которое нам нужно. Когда мы увеличим светочувствительность раз в двадцать, можно будет показать и кинопленку. А сейчас нельзя.
– Ну, придумайте что-нибудь ещё, – сказал Дуг.
– Что именно? – насмешливо спросил Кен, входя в комнатку. Он держал тюбик, из которого выдавливал мазь на обожженные пальцы.
– А это уж ваше дело, – бросил Дуг. – Послушайте, вы, наверно, думаете, что я просто хочу вам насолить. Вздор, я не меньше вашего заинтересован в успехе. – Сейчас Дуг уже сам верил в искренность своих слов, а поверив, без труда нашел убедительные доводы, объяснившее его отношение к тому, что ему показали. – Я знаю, что будет иметь цену в глазах этих людей и что – нет. Меня в свое время привлекли те возможности, которые я увидел в вашей работе, а не то, чего вы уже достигли. Но кто может сказать, будут ли эти люди рассуждать, как я? Сколько бы вы ни говорили о будущих возможностях, они, вероятнее всего, сочтут что всё так и останется и на лучшее рассчитывать нечего. Я вам говорю прямо: то, что вы показываете сейчас, не очень-то впечатляет и не стоит денег, которые вам нужны. Инженеры, быть может, поймут, но у инженеров нет денег; а те, у кого есть деньги, выслушают мнения инженеров и потребуют чего-нибудь поинтереснее. Я это знаю, потому что сам принадлежу к этой категории людей. – Он вызывающе поглядел на Кена и Дэви: пусть-ка попробуют отрицать его право говорить от лица тех, у кого много денег! Он шел сюда с намерением опровергнуть все те доводы, которые сам же сейчас выдвинул, но так он чувствовал себя сильнее. Он был глубоко убежден в том, о чём говорил, и, попав в свою стихию, снова обрел уверенность. Вот та область, в которой он необходим братьям Мэллори, и они знают это. – Если вы думаете, что я ошибаюсь и они отнесутся к вашей работе иначе, – что ж, можете убедиться в этом сами, – продолжал он. – Я счел своим долгом повидать Кору Стюарт. С Корой можно поладить, если мы найдем к ней правильный подход, а если не найдем, пенять придется на себя. Сейчас, пока демонстрация прибора ещё впереди, нам придется говорить с ней на её языке.
– А что это значит? – резко спросил Кен.
– Не знаю, – признался Дуг. – Ей-богу, я сам не знаю. Но непременно выясню. А что касается демонстрации – давайте решать, делать ли это сейчас или после того, как вы ещё поработаете. Я просил бы вас подождать только пять дней. В пятницу вечером я приглашаю вас к себе обедать. Будет Кора Стюарт. Она хочет познакомиться с вами. Я позвал также Флетчера Кендрика, представителя фирмы «Кун-Леб» в Чикаго. Вас я прошу только об одном: проведите с этими людьми несколько часов, и потом решайте сами, что, по-вашему, нам нужно делать!
Кен и Дэви молчали. Оба были задумчивы и явно удручены. Дугу хотелось зло рассмеяться им в лицо. Какую бы зависть ни вызывали в нем эти одаренные изобретатели, он не завидовал их уязвимости.
– Ну, так как же? – спросил он, добиваясь полной капитуляции. – У вас есть возражения?
Ответ последовал не сразу, братья переглянулись, как бы советуясь друг с другом.
– Мы с Кеном поговорим об этом, потом дадим вам знать, – произнес Дэви.
– По-моему, уже всё сказано, – заметил Дуг.
– Пожалуй, но можно ещё кое-что добавить. – Дэви устало поднялся и выпрямился во весь рост, сразу став на голову выше Дуга. Дуг с раздражением вспомнил их первую встречу несколько лет назад: он подъехал заправиться к жалкому подобию гаража и не сразу разыскал там юного верзилу механика, который был так поглощен какой-то технической книгой, что еле соизволил оторваться от чтения и обслужить его, да и то с большой неохотой. Дуг ещё тогда приметил дерзкую независимость этого малого; а судя по тому, как Дэви дал сейчас понять, что разговор окончен, он нисколько не изменился. Что ж, пусть они его опять отстраняют. Теперь ему всё равно.
– Ну, как знаете, – пожал плечами Дуг и вышел среди полного молчания. Обратную дорогу по темным коридорам он нашел без особого труда. Он шел, как человек, твердо знающий, куда и каким путем надо идти. Шаги его четко звучали в гулких стенах, эхо бежало впереди, как герольд, возвещающий о приближении победителя; хлопнув дверью, он вышел из лаборатории в ветреную ночь, в мир, где он всегда был уверен в себе и своем будущем.

А в лаборатории братья молча прислушивались к удаляющимся шагам, и, только когда хлопнула наружная дверь, Дэви понял, какая злость бушует в нем. Она жгла его так, что трудно было дышать. Дэви устремил гневный взгляд на Кена, который стоял, прислонясь к металлической стойке со схемами. Кен озабоченно глядел на обожженную руку, легонько проводя по ней пальцами, но, прежде чем Дэви успел обрушить на него поток горьких упреков, Кен первый напал на брата, поджав губы и раздув ноздри от еле сдерживаемого гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86