Глаза Клинга удивленно распахнулись. Грохнул выстрел.Некогда было не то что думать – некогда было дышать. Близкий выстрел прозвучал оглушительно громко, кислая вонь от сгоревшего пороха ударила в ноздри. Молниеносное счастливое осознание того, что он все еще жив, что пуля каким-то образом прошла мимо, только проскользнуло где-то на границе разума; все остальное произошло рефлекторно. Он нажал на курок, едва вырвав револьвер из кобуры, целясь в коричневую куртку; одновременно ударил в грудь плечом коротковолосого, сбив его со стула. Человек в коричневой куртке с перекошенным от боли лицом снова поднимал пистолет. Клинг выстрелил опять, нажав на спуск без всякой злости. Затем круто повернулся к коротковолосому, скрючившемуся на полу у стойки.– Встать! – рявкнул Клинг.– Не стреляй.– Встать, сука!Он рывком поднял человека на ноги, швырнул его к стойке, уткнул дуло револьвера в голубую водолазку, пробежал рукой у того под мышками и между ногами, тогда как коротковолосый все повторял:– Не стреляй, пожалуйста. Не стреляй, пожалуйста.Клинг оставил его и подошел к коричневой куртке.– Это Райдер?– Да.– Ты кто?– Фрэнк... Фрэнк Пасквэйл. Слушай, я...– Замолкни, Фрэнк, – рыкнул Клинг. – Руки за спину, живо!Клинг отстегнул наручники от пояса, защелкнул их на запястьях Пасквэйла и только тогда заметил, что Джими Хендрикс еще поет, моряки сидят с побелевшими лицами, пуэрториканка визжит, у жирной блондинки отвалилась челюсть, бармен замер со стаканом в одной руке и салфеткой в другой.– О'кей, – хрипло выдохнул Клинг. – О'кей, – и вытер лоб. * * * Тимоти Аллен Меймз был сорокалетним человеком с круглым животиком, густыми черными усами, гривой черных длинных волос и карими глазами, в которых не было и тени сна, хотя стрелки на часах показывали только пять минут шестого утра. Он быстро открыл дверь, как будто и не спал, потребовал предъявить удостоверения, затем попросил полицейских подождать минуту. Тимоти прикрыл дверь, но вскоре вернулся, одетый в халат поверх полосатой пижамы.– Вас зовут Тимоти Аллен Меймз? – спросил Карелла.– Это я, – буркнул Меймз, – немного поздновато для визитов, вам не кажется?– Или рановато, как посмотреть, – вставил Хейз.– Мне только смешливых полицейских не хватало в пять утра. А как вы сюда, собственно, попали? Опять этот козел внизу дрыхнет?– Кого вы имеете в виду?– Лонни Сэнфорда, или как его там.– Ронни Сэнфорд.– Да, его. Постоянно этот идиот мне нервы треплет.– Из-за чего он вам их треплет?– Из-за баб. Трясется, если видит мужчину с девушкой здесь...– Оставим Сэнфорда, поговорим о вас, – предложил Карелла.– Давайте поговорим, а что вам нужно?– Где вы были между одиннадцатью двадцатью и двенадцатью этой ночью?– Здесь.– Можете доказать?– Конечно. Я вернулся сюда около одиннадцати и больше не выходил. Спросите Сэнфорда внизу... Нет, его еще не было. Он в полночь заступает.– Кого еще мы можем спросить, Меймз?– Слушайте, вы не втравите меня в неприятности?– Если вы уже не вляпались.– Я здесь с телкой. Ей уже больше восемнадцати, не волнуйтесь. Но она... она на игле. Она не торгует, ничего такого. Но если вы захотите, можете, конечно, наделать шума... Вы народ такой.– Где она?– В сортире.– Позовите.– Слушайте, я вас прошу. Не трогайте девчонку. Она хочет бросить колоться, правда. Я стараюсь ей помочь.– Как?– Не давая ей времени для этого, – сказал Меймз и подмигнул.– Зовите.– Би, иди сюда! – крикнул Меймз.После минутного замешательства открылась дверь в ванную. Девушка оказалась высокой брюнеткой, одетой в короткий махровый халат. Она робко проскользнула в комнату, как будто ожидая в любой момент удара в лицо. Широко открытые карие глаза выжидающе осматривали присутствующих. Она уже сталкивалась с полицией, знала, чем грозит обвинение в наркобизнесе. По-видимому, через дверь ванной был слышен весь разговор, и сейчас девушка ожидала решения своей участи, готовясь к худшему.– Как вас зовут, мисс? – спросил Карелла.– Беатрис Норден.– В котором часу вы пришли сюда, Беатрис?– Около одиннадцати.– Этот человек был с вами?– Да.– Он выходил куда-нибудь?– Нет.– Вы уверены?– Абсолютно. Он снял меня около девяти...– Где вы живете, Беатрис?– Видите ли, дело в том, что, – замялась девушка, – ...меня выгнали из комнаты.– Тогда где он вас нашел?– Дома у моей знакомой. Можете спросить ее, она была дома, когда он пришел. Ее зовут Розали Дьюз. Тимми снял меня около девяти, мы пошли поужинать в «Чинк», а к одиннадцати были здесь.– Надеюсь, вы говорите правду, мисс Норден? – спросил Карелла.– Клянусь Богом, мы всю ночь были здесь, – воскликнула Беатрис.– Ладно, Меймз. Нам нужен образец вашей руки.– Моей чего?– Образец почерка.– Зачем?– Мы собираем автографы, – ухмыльнулся Карелла.– Знаешь, они меня достали, – повернулся Меймз к девушке. – Прямо цирк среди ночи.Карелла дал ему ручку и лист, вырванный из блокнота.– Напишите вот это. Первую часть печатным шрифтом.– Что еще за печатный шрифт?– Печатными буквами, он хотел сказать, – пояснил Хейз.– Так пусть так и говорит.– Где ваша одежа, мисс? – продиктовал Карелла.– А что? – вскинулась Беатрис. – Вы понимаете, я ведь спала, когда вы пришли...– Я хочу, чтобы он это написал, – успокоил ее Карелла.– О-о!– Где ваша одежа, мисс? – повторил Меймз и печатными буквами написал это на листке. – Что еще?– Теперь напишите от руки следующие слова: «Ангел Мести».– Что вы мне шьете, черт возьми?– Напишите, пожалуйста.Меймз перечитал написанное и подал листок Карелле. Тот с Хейзом сравнил его с запиской, полученной Мерси Хауэлл. Где ваша одежа, мисс? Ангел Мести Где ваша одежа, мисс? Ангел Мести– Ну? – спросил Меймз.– Вы чисты, – ответил Хейз.– А что, я был грязный? – поинтересовался Меймз.Ронни Сэнфорд сидел за стойкой администратора внизу и был все так же погружен в учебник. Когда полицейские вышли из лифта, он поднялся, поправил очки на носу и поинтересовался:– Нашли что-нибудь?– Похоже, что нет, – Карелла выглядел раздосадованным, – нам понадобится регистрационный журнал до утра.– Э-э...– Дай ему расписку, Коттон, – бросил Карелла. Было поздно, и ему не хотелось вступать в пререкания в занюханном холле отеля. Хейз быстро написал через копирку расписку, подписался на обоих экземплярах и отдал один Сэнфорду.– Как насчет порванной обложки? – запоздало спросил Хейз.– Да, – подтвердил Карелла. – На кожаном переплете журнала была небольшая царапина. Он провел по ней пальцем и сказал Хейзу:– Лучше отметь в расписке, Коттон.Хейз взял назад расписку и на обоих экземплярах дописал:«Небольшое повреждение обложки».– Распишитесь, мистер Сэнфорд, – попросил он. – Вот здесь, пожалуйста.– Зачем? – спросил тот.– Чтобы подтвердить, что мы получили журнал в таком виде.– Да, конечно, – буркнул Сэнфорд.Он взял шариковую ручку из прибора.– Что мне нужно написать?– Ваше имя, должность и все.– Мою должность?– Дежурный администратор, отель «Эддисон».– Ах, да! – Сэнфорд расписался на обоих листках. – Так пойдет?Полицейские посмотрели на подпись и переглянулись.– Вы любите девочек? – вдруг спросил Карелла.– Что?– Девочек, – повторил Хейз.– Конечно, конечно. Я люблю девочек.– Одетых или голых?– Что?– В одежде или без?– Я... я не понимаю, сэр.– Где вы были сегодня ночью между одиннадцатью двадцатью и полуночью? – спросил Хейз.– Соб-бир-рался на р-работу, – промямлил Сэнфорд.– Вы уверены, что не были в проходе у театра на Одиннадцатой улице? Убивая девушку по имени Мерси Хауэлл?– Что? Нет... нет, конечно... конечно, нет... Я... я... был дома, собирался... на... на...Сэнфорд глубоко вздохнул и решил оскорбиться:– Слушайте, что вы себе позволяете? Объяснитесь немедленно!– Все вот здесь, – сказал Карелла и повернул одну из расписок так, чтобы Сэнфорд мог прочитать подпись: Рональд Сэнфорд Дежурный администратор «Эддисон». – Одевайтесь, – приказал Хейз, – читальный зал закрывается. * * * В двадцать пять минут шестого Адель Горман вошла в комнату с чаем для Мейера. Он стоял, нагнувшись, у кондиционера, встроенного в стену слева от портьеры. Услышав ее шаги, детектив оглянулся через плечо и выпрямился.– Я не знала, как вы любите, поэтому все принесла сюда, – объяснила она.– Спасибо, – отозвался тот, – немного молока и сахара.– Вы обмерили комнату? – спросила Адель и поставила поднос на столик у дивана.– Да, я, наверное, уже все осмотрел.Мейер опустил ложку сахара в чай, добавил каплю молока, помешал и поднес чашку к губам.– Горячий, – покачал он головой.Адель Горман молча за ним наблюдала. Детектив прихлебывал чай. Замысловатые часы тихо тикали над камином.– У вас всегда так темно в этой комнате? – поинтересовался Мейер.– Вы знаете, мой муж не видит, так что свет не очень и нужен.– М-м-м. Но ваш отец ведь здесь читает, не так ли?– Простите, вы о чем?– Тот вечер, когда вы вернулись из гостей. Он сидел вон в том кресле у торшера. Читал. Помните?– О, да, да. Конечно.– Тускловатый свет для чтения.– Да, наверное.– Я подумал, что что-то не в порядке с лампочками.– В самом деле?– М-м-м. Я тут осмотрел торшер, там три стоваттовых лампочки, все работают. Они должны давать гораздо больше света.– Знаете, я не очень разбираюсь в...– Если только к торшеру не подключен реостат.– Простите, я не понимаю, что такое реостат?– Переменное сопротивление. Можно уменьшить яркость, можно увеличить. Я подумал, что, может быть, к торшеру подключен реостат, но нигде в комнате не нашел регулятора. – Мейер помолчал. – Вы нигде его не находили в доме?– Нет, не видела, – Адель выглядела растерянной.– Тогда лампочки, наверное, бракованные, – произнес Мейер и улыбнулся. – Кондиционер тоже, я думаю, поломан.– Нет, он работает.– Я только что осмотрел его. Все тумблеры включены, но он не работает. Позор, конечно, такая хорошая вещь. Шестнадцать тысяч тепловых единиц. Для этой комнаты это очень много. Мы с женой снимаем квартиру в старом доме на улице Конкорд, с большой спальней, и нам хватает полутысячника. Позор, что такая хорошая вещь не работает.– Извините, детектив Мейер, я не хочу показаться грубой, но уже поздно...– Конечно, если только выключатель тоже где-нибудь не спрятан, – продолжал Мейер. – Где-нибудь в другой комнате включаешь тумблер, и – пожалуйста!Он снова помолчал.– Есть где-нибудь такой тумблер, миссис Горман?– Понятия не имею.– Я сейчас. Допью чай и пойду, – успокоил ее Мейер. Он поднял чашку, отпил глоток и добавил, глядя на Адель:– Но я вернусь.– Вряд ли это будет необходимо, – возразила Адель.– Так ведь украшения украдены.– Привидения...– Бросьте, миссис Горман.В комнате стало тихо.– Где динамики, миссис Горман? В бутафорских балках вон там, наверху? Они пустотелые, я проверял.– Вам сейчас лучше уйти, – медленно произнесла Адель.– Обязательно.Мейер поставил чашку на стол, вздохнул и поднялся на ноги.– Я вас провожу, – предложила Адель.Они вышли наружу. Ночь была тихой. Морось прекратилась, тонкий снежок покрывал траву, скатываясь дальше вниз, к реке. Когда они медленно двигались к автомобилю, гравий поскрипывал у них под ногами.– Мой муж ослеп четыре года назад, – заговорила Адель. – Он был химиком, на комбинате произошел взрыв, он мог погибнуть, но только ослеп.Она мгновение помолчала, потом повторила:– Только ослеп.В этих двух словах послышалась такая надрывная безысходность, что Мейеру захотелось обнять ее за плечи, как собственную дочь, сказать ей, что все будет хорошо утром, ночь уже на исходе, вот-вот займется утро. Он облокотился на крыло машины, Адель стояла рядом и смотрела на гравий под ногами, не поднимая на полицейского глаз. Они стояли в ночи, как шпионы, обменивающиеся информацией, хотя были обычными людьми. Судьба связала их вместе с целью такой же призрачной, как и привидения, обитавшие в доме.– Он получает пенсию по инвалидности от компании, – продолжала Адель. – Они правда были очень добры к нам. И, конечно, я работаю. Преподаю. В школе и в детском саду, детектив Мейер. Я люблю детей, – женщина помолчала, все так же не поднимая на полицейского глаз. – Но... иногда очень трудно. Мой отец, он...Мейер ждал. Он вдруг захотел, чтобы все это кончилось, но продолжал терпеливо ждать. Было слышно, как Адель коротко вздохнула, будто решившись продолжать рассказ, каким бы болезненным ни было откровение, готовая отдаться на милость ночи, пока не пробилось утреннее солнце.– Мой отец ушел в отставку пятнадцать лет назад, – она глубоко вздохнула. – Он играет, детектив Мейер. На скачках. Он проигрывает очень большие суммы.– Поэтому он и украл драгоценности?– Вы поняли? – просто сказала Адель и подняла на него глаза. – Конечно, вы поняли, это так очевидно. Эти фокусы, этот спектакль не может никого обмануть. Разве что... слепого. – Она вытерла ладонью щеку. Может быть, холодный ветер выбил у нее слезу.– Я... мне правда не жалко драгоценностей, которые оставила мне мать. В конце концов, он сам ей их купил, так что это что-то вроде возвращения ссуды. Меня, правда это не трогает. Я бы... я бы сама отдала драгоценности, если бы он попросил, но он горд. Он так горд! Гордец, укравший у меня драгоценности и сваливающий вину на привидения. А муж в своем темном мире прислушивается к звукам, которые отец смонтировал на пленке, и представляет себе вещи, в которые до конца поверить не может. Это он попросил меня обратиться в полицию. Ральф хотел, чтобы кто-нибудь посторонний помог ему избавиться от ощущения, что из шляпы слепого нищего воруют копейки. Поэтому я и пришла к вам, детектив Мейер. Чтобы вы пришли к нам ночью, попались бы на эту удочку, как и я попалась сначала, и сказали бы моему мужу: «Да, мистер Горман, в вашем доме есть привидения».Женщина вдруг оперлась на руку полицейского. Слезы струились по ее лицу, она прерывисто дышала.– Потому что, видите ли, детектив Мейер, у нас в доме действительно есть призраки, настоящие призраки. Призрак гордеца, бывшего когда-то прекрасным судьей и адвокатом, а сейчас игрока и вора; и призрак человека, когда-то зрячего, а сейчас спотыкающегося на ходу и падающего... в тьму.На реке прогудел буксир. Адель Горман замолчала. Мейер открыл дверцу машины и сел за руль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16