– Она была самой замечательной девушкой в мире, – покачала головой Лоуис.– Ссорилась она с кем-нибудь в последнее время? Может...– Нет.– ...были звонки или письма с угрозами?Лоуис Каплан подняла глаза.– Да, – сказала она, – письмо.– Письмо с угрозами?– Мы не поняли. Но Мерси очень испугалась. И купила пистолет.– Какой пистолет?– Не знаю. Маленький.– Может быть, «Браунинг» 25-го калибра?– Я не разбираюсь в оружии.– Письмо пришло по почте или его принесли?– По почте. В театр.– Когда?– Неделю назад.– Она заявляла в полицию?– Нет.– Почему?– Вы видели «Гремучую змею»? – спросила вдруг Лоуис.– То есть?– "Гремучую змею". Мюзикл. Шоу. В нем играла Мерси.– Нет, не видел.– Тогда слышали?– Нет.– Вы что, на луне живете?– Простите, но у меня...– Извините, ради Бога, – тут же вставила она. – Я не... Я просто... Извините, пожалуйста.– Ничего-ничего.– Ну, в общем-то... Сейчас это гвоздь сезона, но... вначале были неприятности, потому что... Вы уверены, что не слышали? Это было во всех газетах.– Я, наверное, не обратил внимания, – объяснил Карелла. – Что там были за неприятности?– Вы тоже ничего не знаете? – обратилась она к Хейзу.– Нет, увы.– О танцах Мерси?– Нет.– В одной сцене Мерси танцевала без одежды. Потому что идея была... Черт с ней, с идеей! Но только танец был совсем не похотливый, даже не сексуальный! Но полиция этого не поняла и запретила шоу через два дня после премьеры. Администрации пришлось добиваться судебного разбирательства, чтобы снова открыть спектакль.– Да, припоминаю, – кивнул Карелла.– Я это к тому, что из театральных никто не пошел бы в полицию. Даже из-за угрожающего письма.– Она купила пистолет, – вставил Хейз, – значит, ей все равно пришлось обращаться в полицию за разрешением.– У нее не было разрешения.– Тогда как она достала пистолет?. Чтобы купить оружие, надо сначала...– У одного знакомого.– Как зовут этого знакомого?– Гарри Донателло.– Импортер, – сухо заметил Карелла.– Сувенирными пепельницами, – добавил Хейз.– Я не знаю, чем он зарабатывает, – пожала плечами Лоуис. – Но он достал для нее оружие.– Когда это было?– Через несколько дней после письма.– Что было в письме? – спросил Карелла.– Сейчас я его принесу.Лоуис ушла в спальню. Они слышали, как девушка выдвинула ящик, зашуршала бельем, потом как будто открыла жестянку из-под леденцов и с конвертом вернулась в комнату.– Вот.Не было смысла сохранять возможные отпечатки пальцев. Письмо побывало в руках Мерси Хауэлл, Лоуис Каплан и еще Бог знает скольких людей. Но, тем не менее, Карелла принял письмо на носовой платок, развернутый на ладони, потом взглянул на конверт.– Ей нужно было сразу принести письмо нам, – сказал он. – Оно написано на гостиничном бланке, мы бы через минуту нашли отправителя.Письмо действительно было написано на гостиничном бланке «Эддисона», одного из неприметных городских клоповников, находившегося всего в двух кварталах к северу от театра на Одиннадцатой улице, где работала Мерси Хауэлл. В конверте был один листок. Карелла развернул его. Карандашом было написано: Где ваша одежа, мисс? Ангел Мести * * * Торшер погас, комната погрузилась в темноту.Сначала было слышно только прерывистое дыхание Адель Горман. Потом неясные, глухие, как будто принесенные курящимся туманом с сырого пустынного берега, послышались звуки искаженных голосов, и в комнате вдруг потянуло холодом. Голоса будто бы выделялись из безостановочно гудящей толпы, взмывая и опадая в каком-то какофоническом ритме. Смесь языков резала слух. Слышно было, как взвыл ветер, словно кто-то резко и неожиданно распахнул дверь в некий запретный мир (какой холод в комнате!), обнажив толпы мятущихся теней, занятых бессмысленным разговором. Голоса стали громче, несомые этим ледяным пронизывающим ветром, яснее, ближе, и вот они заполнили комнату, будто требуя освободить их из адового, неземного склепа. А затем два, только два из бестелесных голосов оторвались от массы невидимых теней неся с собой порыв замогильного холода из неведомого мира. Послышался шепот. Сначала мужской, гортанно, с сильным иностранным акцентом выговаривавший только одно слово: «Ральф!». Затем добавился женский: «Адель!» – так же странно, прерывисто, потом снова: «Ральф!». Голоса перекрывались, но были явно чужеземными назойливыми, нарастающими, пока шепот не превратился в агонизирующий стон. Имена растаяли, став эхом в порывах ветра.С глазами Мейера делалось что-то странное в темноте. Видения, которых, конечно, на самом деле не было, казалось, всплывали вместе с нарастанием звуков, наполнивших комнату. Под глухой рык мужского голоса и отчаянные стенания женского едва различимая мебель принимала расплывчатые, аморфные очертания. Затем в комнату опять вторглось бормотание других голосов, как бы призывая этих двоих назад, в угрюмый мшистый склеп, откуда те на мгновение вырвались. Вой ветра стал еще пронзительнее, а голоса бесчисленных теней ослабли, отзываясь эхом, и – исчезли.Торшер вспыхнул снова, разбрасывая скудное освещение. В комнате ощутимо потеплело, но Мейер Мейер был покрыт липким холодным потом.– Ну, теперь вы верите? – спросила Адель Горман. * * * Детектив Боб О'Брайен выходил из туалета, когда увидел сидящую перед дежурной на скамейке женщину. Он уже собрался шмыгнуть обратно, но на долю секунды опоздал – она его увидела. Сбежать не удалось.– Здравствуйте, мистер О'Брайен, – обратилась к нему женщина, неловко пытаясь встать, как будто не зная, встретить ли полицейского стоя или продолжать сидеть, сохраняя женское достоинство. Часы на стене в дежурке показывали 3.02 ночи, но женщина была одета, как для короткой послеобеденной прогулки в парке – коричневые брюки, туфли на низком каблуке, укороченное бежевое пальто, на голове шарф. Выглядела она лет на пятьдесят – пятьдесят пять. Лицо когда-то, должно быть, было хорошеньким, зеленые глаза, выступающие скулы и благородный рот. Правда, ее несколько портил слишком длинный нос. Она все-таки встала и пошла рядом с О'Брайеном, сопровождая его в дежурку.– Поздновато уже, миссис Блэйр, обратился к ней О'Брайен. – Что же вы не дома?Он не считал себя бесчувственным бревном, но его манеры были сейчас подчеркнуто резкими и отталкивающими. Встречаясь с миссис Блэйр, наверное, уже в семнадцатый раз за месяц, детектив старался не заостряться на ее горе, потому что, откровенно говоря, ничем не мог ей помочь, и это бесило его.– Вы видели ее? – спросила миссис Блэйр.– Нет. Увы, не видел, миссис Блэйр.– Я принесла другую фотографию, может, она поможет?– Может быть, поможет.Зазвонил телефон. Он взял трубку: «87-й участок. О'Брайен слушает».– Боб, это Берт Клинг, взрыв в церкви на Калвер-авеню.– Да, Берт.– По-моему, этот красный «фольксваген» есть в оперативке по угнанным машинам. В той, что вчера получили. Откопай-ка ее и скажи, где его сперли.– Сейчас, секунду. – О'Брайен принялся просматривать лист у себя на столе.– Вот новая фотография, – продолжала миссис Блэйр, – я знаю, вы умеете разыскивать беглецов. Дети вам верят и все рассказывают. Если увидите Пенелопу, только скажите ей, что я ее люблю и что я очень сожалею о том, что случилось.– Да, обязательно, – пообещал О'Брайен. В трубку он сказал:– Здесь два «фольксвагена», Берт, модели 64-го года и 66-го. Тебе оба?– Давай.– Тот, что 64-го года, угнан у некоего Арта Хаузера. Он был припаркован на Уэст Меридиэм, 861.– А 66-й?– Владелец женщина, Элис Клири. Машину угнали со стоянки на Четырнадцатой улице.– На Южной Четырнадцатой или на Северной Четырнадцатой?– Южной. Южная, 303.– Понял. Спасибо, Боб. – Клинг повесил трубку.– И попросите ее прийти домой, – добавила миссис Блэйр.– Обязательно, – кивнул О'Брайен. – Если увижу, обязательно скажу.– Здесь Пенни хорошо выглядит, правда? – спросила миссис Блэйр. – Это было в прошлую Пасху. Это самая поздняя ее фотография. Я подумала, она вам пригодится.О'Брайен посмотрел на девушку на фотографии, потом взглянул в зеленые глаза миссис Блэйр, затуманенные сейчас слезами. Ему вдруг захотелось перегнуться через стол и успокаивающе погладить женщину, чего он никак не мог сделать, не кривя душой. Несмотря на то, что он действительно был лучшим в отделе по поискам пропавших и всегда ходил с пухлым блокнотом, где было не меньше пятидесяти снимков подростков, мальчишек и девчонок, и несмотря на то, что на его счету было больше найденных беглецов, чем у любого другого полицейского в городе, О'Брайен совсем ничем не мог помочь матери Пенелопы Блэйр, сбежавшей из дому в прошлом июне.– Видите ли... – начал было он.– Я не хочу этого слышать, – бросила миссис Блэйр, быстро направляясь к выходу из дежурки. – Скажите ей, пусть идет домой. Скажите, я люблю ее, – и убежала по окованной железом лестнице.О'Брайен вздохнул и сунул новый снимок Пенелопы в блокнот. Миссис Блэйр не захотела слушать, но ее сбежавшей дочери Пенни уже исполнился 21 год, и не было на белом свете детектива, полицейского или кого другого, кто мог бы заставить ее вернуться домой, если она того не желала. * * * Толстяк Доннер был осведомителем, стукачом и имел при этом страсть к турецким баням. Этого человека, похожего на гороподобную фигуру Будды, можно было найти в любую минуту дня и ночи в одной из городских парилок завернутым в простыню и наслаждающимся жаром пекла. Берт Клинг нашел его в круглосуточной бане под названием «Стим-Фит». Он послал массажиста в парилку за Доннером. Толстяк передал, что будет через минуту, если Клинг не хочет к нему присоединиться. Присоединиться Клинг не хотел. Он ждал в раздевалке. Доннер появился через семь минут, завернутый в свою дежурную простыню. Нелепый вид в любое время, а уж в полчетвертого ночи – тем более.– Эй, – крикнул он. – Как делишки?– Нормально, – ответил Клинг. – А твои?– Comme ci, comme ga. Так себе (фр.).

– Доннер помотал в воздухе жирной рукой.– Я ищу угнанные тачки, – сразу перешел к делу Клинг.– Какие?– "Фольксвагены", 64-и и 66-й.– Какого цвета?– Красные.– Оба?– Оба.– Где они стояли?– Один напротив Уэст Меридиэм, 861. Другой на стоянке на Южной Четырнадцатой.– Когда это было?– Оба на той неделе. Числа точно не знаю.– Что ты хочешь знать?– Кто их угнал?– Думаешь, это один человек?– Вряд ли.– Что, так важно?– На одной из машин, возможно, сегодня ночью подъехали к церкви и...– Ты про церковь на Калвер-авеню?– Именно.– Я не играю.– То есть?– Знаешь, в этом городе слишком многим этот взрыв по душе. Не хочу я влазить в такое говно. Белые – черные...– А кто об этом узнает?– Они тоже собирают информацию, как и вы.– Мне нужна твоя помощь, Доннер.– Нет, здесь уж извини, – и покачал головой.– Тогда я поехал на Хай-стрит.– Зачем? У тебя там еще один источник?– Нет, там прокуратура.Они посмотрели друг на друга. Доннер стоял с обмотанной вокруг живота простыней, пот все еще сочился, хотя толстяк давно вышел из парилки. Клинг был больше похож на рекламного агента, чем на полицейского, угрожающего разоблачением давних не слишком законных делишек. Они смотрели друг на друга с полным взаимопониманием, являя собой странный симбиоз правоохранителя и правонарушителя. Ни тот, ни другой не испытывал особой симпатии к компаньону, но оба зависели друг от друга. Молчание нарушил Доннер.– Я не люблю, когда меня принуждают, – насупился он.– А я не люблю, когда мне отказывают.– Когда тебе нужна информация?– До утра, во всяком случае.– Я тебе что, волшебник?– А что, нет?– Волшебство ныне дорого.– Сколько?– Двадцать пять, если найду одного угонщика, пятьдесят, если обоих.– Сначала найди, потом сторгуемся.– А если мне потом свернут шею?– Раньше надо было думать, когда выбирал профессию, – сказал Клинг. – Не бойся, Доннер, а то обделаешься. Просто какая-то падаль швырнула бомбу. Тебе никто ничего не сделает.– Да? – произнес Доннер, а потом очень профессиональным голосом сделал, наверное, важнейшее заявление последнего десятилетия:– Расовые распри в нашем городе приближаются к очень опасному уровню.– У тебя есть мой служебный телефон?– Да, есть, – буркнул Доннер.– Я сейчас туда. Звони.– А можно, я сначала оденусь? – поинтересовался стукач. * * * Когда Карелла и Хейз вошли в холл отеля «Эддисон», дежурный администратор сидел там один. Погруженный в открытую перед ним книгу, он даже не поднял головы. Холл был обставлен под готику и давно обветшал: потертый восточный ковер, тяжелые, в завитушках, столы красного дерева, массивные набивные стулья с продавленными сиденьями и засаленными подголовниками, две плевательницы, стоящие у каждой из двух колонн, обшитых красным деревом. Лампа в абажуре из натурального шелка висела над столом администратора. Одной панели из освинцованного стекла на столе не было, другая сильно потрескалась. Когда-то это был роскошный отель. Сейчас он был подобен грошовой шлюхе, купившей у старьевщика побитую молью норку.Администратор, в отличие от своего древнего окружения, был молодым человеком приблизительно двадцати пяти лет. Его коричневый твидовый костюм аккуратно выглажен. Шелковый галстук в желто-коричневую полоску хорошо сочетался с рубашкой телесного цвета. На носу очки в роговой оправе. Он наконец взглянул на детективов, оторвавшись от книги, и поднялся:– Да, джентльмены, чем могу служить?– Полиция, – сказал Карелла. Он вынул бумажник из кармана и открыл его там, где был приколот полицейский жетон. – Слушаю, сэр.– Я детектив Карелла. Это мой коллега детектив Хейз.– Добрый вечер, господа. Я дежурный администратор Ронни Сэнфорд.– Мы ищем одного человека. Он мог здесь жить две недели назад, – начал Хейз.– Так. Если он здесь жил две недели назад, – проговорил Сэнфорд, – то, может быть, мы его найдем. Почти все наши клиенты постоянно проживают здесь.– У вас есть киоск канцтоваров? – спросил Карелла.– Сэр?– Канцтовары. Есть здесь место, куда можно войти с улицы и что-нибудь купить?– Нет, сэр. Вон там в углу, у лестницы, есть письменный стол, но мы не держим там канцтоваров, сэр.– В комнатах есть почтовая бумага?– Да, сэр.– А на вашем столе?– Да, конечно, сэр.– За этим столом круглые сутки кто-нибудь находится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16